По следам Александра Великого - Харников Александр Петрович. Страница 11

– Но не коснется ли ваш совместный с французами поход земель, принадлежащих Османской империи? – султан подозрительно посмотрел на меня. – Ведь большая часть сухопутных путей пройдет через ее рубежи. А по морю добраться до Индии вашему войску будет затруднительно – хотя Англия и потеряла часть кораблей у Ревеля, но флот короля Георга огромен, а английские моряки славятся своей храбростью и умением сражаться на море.

– Ваше величество, вы правы – так или иначе, но объединенному русско-французскому войску придется пройти через ваши владения. Но мы можем заключить с вами договор, в котором будет оговорено возмещение возможного ущерба от такого передвижения. Кроме того, мы могли бы договориться с вами о вознаграждении за вашу помощь территориями Персии, которая далеко не так дружественно расположена к нам, как вы.

– Гм, – покачал головой султан, – об этом стоит подумать. Во всяком случае, Высокая Порта желала бы в военном споре между Францией и Россией – с одной стороны, и между Англией – с другой, остаться нейтральной. Тем более что нейтралитет может быть и дружественным.

– Что ж, господа, – Селим поднялся с шелковых подушек, – я надеюсь еще не раз побеседовать с вами. Вопросы, которые мы сейчас обсуждаем, весьма деликатны. А пока вы мои желанные гости, и надеюсь, что вы хорошо проведете время в моем прекрасном городе… Сегодня вечером я приглашаю вас на ужин – в узком кругу, ведь ваш визит не стоит афишировать – и там я надеюсь услышать ваш рассказ о событиях, которые произошли совсем недавно на Балтийском море.

29 июля (10 августа) 1801 года. Санкт-Петербург. Михайловский дворец. Василий Васильевич Патрикеев, канцлер Мальтийского ордена

– «Мы строили, строили и наконец построили! Да здравствуем мы, ура!» – воскликнул я подобно мультяшному Чебурашке.

Аракчеев, который принес мне для ознакомления уже законченное дело о попытке покушения на жизнь императора Российского Павла I и захвата власти в империи, удивленно посмотрел на меня.

– Не обращайте на меня внимания, Алексей Андреевич, – успокоил я графа, который курировал следствие по этому делу. – Это у нас в будущем есть такая присказка. Работу наши и ваши люди проделали огромную, и, надеюсь, суд в самое ближайшее время воздаст всем по заслугам.

– Только вы, Василий Васильевич, – осторожно сказал мне Аракчеев, – должны понять, что некоторые моменты мы сознательно пропустили. Те, что связаны с великим князем Александром Павловичем. Таково было желание государя…

Я развел руками. Действительно, в самый последний момент Павел решил не вытаскивать на свет божий грязное белье царского семейства. Этого не следовало делать по многим причинам, и я его прекрасно понимал.

Впрочем, сие отнюдь не означало, что участие в покушении на свержение отца Александру сойдет с рук. Просто он может навсегда расстаться с надеждой когда-либо взойти на российский трон. У Павла состоялся тяжелый разговор с сыном, после которого тот подписал отречение от прав на престол. Учитывая, что Константин Павлович тоже особо не рвался стать самодержцем, следующим императором должен стать тот, кто и стал им в нашей истории – Николай Павлович. Правда, в данный момент он еще молод, но через какое-то время великий князь повзрослеет, наберется опыта и ума, после чего будет вполне годен стать новым российским императором. Ну а мы уж постараемся вложить в голову этого шустрого мальчугана мысли о предназначении монарха и о том, какой должна быть будущая Россия. Дочурка Алексея Алексеевича Иванова исподволь воспитывает младших Павловичей, причем не без успеха.

Аракчеев вопросительно посмотрел на меня. Я вздохнул и начал читать протоколы допросов злоумышленников и показания свидетелей. Да-с, картина неприглядная. Высшие сановники империи на деньги иностранных агентов намеревались совершить государственный переворот, убить правящего монарха и втянуть Россию в длительную и разорительную для нее военную кампанию. Да за такие вещи в любой стране виновных казнили бы безо всякой пощады. Причем если бы в республиканской Франции им бы просто снесли головы на гильотине, то в Английском королевстве палачи от души позабавились бы над приговоренными. Несчастных жертв британского королевского правосудия привязывали к деревянным салазкам, напоминавшим кусок плетеной изгороди, и протаскивали лошадьми к месту казни, где последовательно вешали (не давая задохнуться до смерти), кастрировали, потрошили, четвертовали и обезглавливали. Останки казненных выставлялись напоказ в наиболее известных публичных местах королевства и столицы, в том числе на Лондонском мосту.

Россия до подобного варварства опуститься не могла, поэтому тех, кто своими действиями реально заслужил виселицу, следовало повесить без затей, остальных же отправить на каторгу или вечное поселение. В первую очередь это касалось иностранцев, которые взяли моду совать свой длинный нос в дела российские.

Своих же преступников следовало тщательно рассортировать. Достойных снисхождения и раскаявшихся простить, отправив туда, где они трудом на благо государства могли бы принести пользу. Кто-то загремел бы в тюрьму на длительный срок, с правом подачи через какое-то время прошения о помиловании.

У всех виновных необходимо было конфисковать имущество, которое они часто приобретали нечестным путем. В первую очередь это касалось братьев Зубовых. Впрочем, насчет Валериана была оговорка – с учетом его воинских заслуг и тяжелых ранений, стоило ограничиться лишь ссылкой в одну из его деревень, без права посещения губернских городов и обеих столиц.

Я закончил листать принесенные мне материалы, вздохнул и отдал увесистую папку Аракчееву.

– Алексей Андреевич, что я могу вам сказать? Конечно, тяжело решать чужие судьбы, вынося приговоры, пусть даже виновным людям. Но без этого невозможно править государством. Люди часто принимают доброту за слабость. Вот, например, император один раз уже простил братьев Зубовых… И чем они отплатили ему за доброту?

Аракчеев лишь развел руками. Возразить ему мне было нечем.

– Василий Васильевич, государь попросил вас написать заключение по этому делу, – сказал он. – Возможно, те, кто им занимался, что-либо упустили.

– Хорошо, напишу, – ответил я. – Только тянуть с судом не следует. Он должен стать предупреждением для тех, кому когда-нибудь придет в голову крамольная мысль о том, что можно играть коронами, словно мячами. Времена, когда сотня пьяных гвардейцев могла свергать и возводить на трон царей, уже прошли. И возврата им не должно быть.

Граф кивнул мне и вышел из моего рабочего кабинета. А я вздохнул, посмотрел на дело несостоявшихся цареубийц и положил на письменный стол ручку и стопку чистой бумаги. Мне опять предстояла бессонная ночь, головная боль и копание в грязных и кровавых делах тех, кто решил изменить ход истории…

10 августа 1801 года. Французская республика. Париж. Капитан Казбек Бутаев, РССН УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области

Вот так, живешь и не знаешь, где найдешь, а где потеряешь. Это я о том, что случилось со мной неделю назад. А произошло вот что…

Сидел я у себя в кабинете в Мальмезоне, занимался текущими делами, связанными с подготовкой нашего совместного похода против коварных англичан. И тут ко мне прибегает посыльный с запиской от Мюрата. С шурином Наполеона я давно уже сдружился и был с ним, что называется, на дружеской ноге. Единственно, что я не позволял себе – это таскаться с любвеобильным гасконцем по злачным местам в поисках красоток с «пониженной социальной ответственностью». Ну не по мне все это. К тому же такие похождения были чреваты разными заболеваниями, которые здесь почти не лечатся.

Впрочем, Мюрат на меня не обижался, хотя и не понимал, как такое возможно – нормальный мужик, здоровый, красивый, и не млеет при виде смазливой женской мордашки. В остальном же мы с ним всегда находили общий язык.

А тут – записка! Кроме того, что Мюрат просил меня как можно быстрее посетить его дом, больше ничего в ней написано не было. На словах же посыльный передал, что один из адъютантов генерала и его дальний родственник нуждается в срочной медицинской помощи.