Что, если?.. - Донован Ребекка. Страница 32

– Мел, ты что, в маленький стаканчик полпачки кофе насыпала?

Но она в ответ лишь смеется и потом еще долго продолжает хихикать, вернувшись за прилавок.

Все посетители кафе – слава богу, их всего-то пять человек – таращатся на нас. И я не могу их в этом винить.

Я застегиваю куртку, и Ниель натягивает свою – та почти скрывает платье. Мне везет меньше – над моими ботинками так и болтаются широченные белые штанины.

– Теперь куда? – спрашиваю я, сгибая локоть, чтобы она взяла меня под руку.

– В церковь, – отвечает Ниель.

– Что? – выдавливаю я.

– Успокойся, – говорит она с коротким смешком. – В саму церковь заходить не будем. Я тебе все объясню, когда придем.

Мы выходим в снежную бурю.

– По крайней мере, цвет одежды у меня самый подходящий для маскировки, – заявляю я, оглядываясь вокруг. Ниель улыбается.

Я оставляю свою одежду в пикапе. Ниель ныряет в переулок и возвращается с двумя санками.

– Я подумала: неплохо было бы на санках с горки покататься, – говорит она и протягивает мне синюю «тарелку». – Мне уже давно хотелось, вот я и решила, что сегодня будет в самый раз.

– По-твоему, кататься на ледянке в свадебном платье – самое то? – уточняю я, качая головой.

– Да какая разница?! Мы же празднуем начало новой жизни. Можем делать, что хотим!

– Ладно. Пошли кататься. – Я покладисто киваю и снова сгибаю локоть. Она берет меня под руку, а в другой руке тащит красные санки. – Где ты их взяла-то?

– Да кто-то выбросил, – поясняет Ниель.

– Ты вообще любишь подбирать и спасать то, что другие выбрасывают, да?

– Может быть, это как раз и есть то, чего я всегда хотела, – говорит она так, словно спорит с кем-то. Кто ее разберет, эту девушку.

Мы сворачиваем за угол и уходим все дальше от магазинов и ресторанов на главной улице городка.

А снег все идет и идет, заметает наши следы, как будто их и не было. Воздух неподвижный, тяжелый. Ниель была права: сегодня очень тихо. Снегопад словно бы погасил все звуки.

Ниель загребает снег ногами. Черные ботинки торчат из-под белого платья. Я как-то не думал, какие на ней будут туфли, но эти ботинки меня смешат.

– Что такое? – спрашивает она.

– Ботинки классные. Яркий штрих.

– Так снег же, – объясняет Ниель. – Я и джинсы снимать не стала. – Она поднимает подол платья, из-под него показывается штанина.

– Я тут, понимаешь ли, еле дышу в этих штанах, – возмущаюсь я, показывая на свои ноги, – а ты в джинсах разгуливаешь. Несправедливо как-то.

– У тебя брюки полиэстеровые, – говорит она, не проявляя сочувствия. – Они тянутся.

– Надеюсь, – вздыхаю я, пытаясь растянуть ткань на бедрах. – Так мы что, правда в церковь идем?

– Угу, – отвечает Ниель, и тут перед нами на вершине высокого холма как раз показывается маленькая церквушка. – Видишь, какой холм? Во всем городе лучше места для катания не найдешь.

Я хмыкаю и киваю:

– Пожалуй, ты права.

Ниель отдает мне свои санки, приподнимает подол платья, чтобы не наступить на него, и мы начинаем подниматься по длинной дорожке к церкви.

– Давай вокруг обойдем, – предлагает она, шагая по колено в снегу, который успел нападать за последнюю неделю.

Мы стоим на вершине холма, и кажется, что мы одни на острове, а вокруг море белого снега, только надгробия выступают, как острые рифы. Кладбище тянется справа от церкви, до самого шоссе, окруженное кованой железной оградой. Огромные деревья торчат из девственно-белого холста и собирают снег на свои голые ветви.

– Красиво, правда? – спрашивает стоящая рядом Ниель.

Я оборачиваюсь поглядеть на нее. Мороз окрасил ее щеки в розовый цвет. Из блестящих полных губ вырывается облачко пара. А глаза у нее такие светло-светло-голубые: кажется даже, что на них тоже иней лежит. От нее так и веет энергией, и я настораживаюсь: неизвестно, во что это может вылиться.

– Да. Красиво.

С улыбкой, такой сияющей, что запросто можно тучи разогнать, Ниель тянет у меня из рук красные санки.

– Чур, я первая, ладно?

Я только киваю. Я-то уже чуть не забыл, зачем мы здесь.

Ниель садится на длинные санки, подбирает юбку и укладывает ее на колени. Подается вперед и утаптывает снег впереди, прежде чем оттолкнуться. Едет вниз не очень быстро, зарывается в снег и оставляет за собой длинный след. Плавно тормозит у самого подножия холма.

Затем она соскакивает с санок и задирает голову кверху, все с той же сияющей улыбкой:

– Твоя очередь.

Я усаживаюсь на синюю ледянку, и неудобство одежды начинает ощущаться еще сильнее. Ерзаю, но все без толку. Вытягиваю ноги вперед, потому что согнуть их не получится, хоть убейся. Да если бы и можно было, все равно на этой маленькой «тарелке» с ногами не поместишься.

Я зарываюсь руками в снег и отталкиваюсь, наконец сила тяжести берет свое, и я съезжаю по следу Ниель. Не очень, правда, быстро, но все же склон достаточно крутой, чтобы докатиться до подножия.

Только после двух-трех спусков мне удается раскатать снег так, чтобы набрать скорость. Снег бьет в лицо, когда я несусь по гладкой, как лед, борозде.

Ниель вскрикивает и ахает – ее подбросило на бугорке. Эту картину – как она летит с горы на санках в свадебном платье – я до самой смерти теперь не забуду.

– Давай попробуем вместе, – предлагает Ниель, когда мы начинаем подниматься обратно на холм. – На твоей «тарелке», наверное, не очень-то удобно.

– Это точно. Я уже, по-моему, весь в синяках, – признаюсь я. Каждая ямка, каждый бугорок ощущаются так, будто я скатывался по ним на голой заднице. – Но мне и правда весело, если тебе от этого легче.

– Еще бы не весело! Мы катаемся с горки в снегопад в свадебных нарядах. Куда уж веселее?

Я смеюсь.

– Как поедем? – спрашиваю я, когда мы добираемся до вершины и Ниель ставит свои санки на дорожку. Они тоже не очень большие. Вдвоем мы никак не поместимся, разве что она мне на колени сядет. Вообще-то… неплохой вариант.

– Давай стоя.

– Что? – возмущаюсь я. – Чтобы убиться?

– Да что такого страшного может случиться? Ну, упадем в снег…

– И убьемся.

Она смеется, хватает меня за отвороты пиджака, торчащие из полурасстегнутой куртки, и встряхивает:

– Где твой вкус к приключениям, Кэл? Давай попробуем серфинг на снегу!

Я смотрю на нее. Она выдерживает мой взгляд, не моргнув. Я обреченно ворчу нечто невразумительное. Черт бы побрал эти ее глаза, разве против них устоишь!

– Ладно. Но если упадем, ты в этом своем гигантском платье будешь у меня вместо подушки.

Ниель только головой качает в ответ на эту жалкую угрозу. Становится на санки, хватается для равновесия одной рукой за мое плечо, а в другой сжимает тонкую нейлоновую веревку, продетую через нос санок.

Я осторожно становлюсь сзади, обхватываю ее рукой за талию и тоже держусь за веревку. Было бы весело, если бы я не смотрел вниз, на крутой спуск, в предчувствии падения – наверняка ведь будет чертовски больно.

Я расставляю ноги пошире и сгибаю их в коленях, чтобы лучше балансировать.

– Готова? – бормочу ей на ухо.

Ниель кивает. Готов поклясться: я слышу, как у нее сердце начинает биться быстрее.

– Ну, держись!

Я наклоняюсь вперед, мы трогаемся с места и мчимся под гору. Холодный ветер ударяет в лицо. Я даже не чувствую, как бьет нас снег. Колени у меня подгибаются на каждом ухабе, адреналин бурлит в крови. Мне уже почти кажется, что все обошлось благополучно, но тут нас подбрасывает на бугорке, и санки выскальзывают у меня из-под ног.

Ниель визжит и валится вперед, хватает меня за руку и увлекает за собой. Мы падаем в снег и катимся вниз по холму. Я останавливаюсь, распластавшись на спине, и ничего не вижу – все лицо залепило снегом.

– Ниель, ты цела? – окликаю я, переворачиваясь на бок. Она не отвечает. – Эй, Ниель!

Она вся зарылась в снег, одни ботинки торчат. Я подползаю к ней, разгребаю снежную лавину.

– Ниель!

Наконец я вижу ее лицо – она безудержно и беззвучно хохочет. Грудь у нее судорожно вздымается, рот широко раскрыт. Я снимаю перчатку, чтобы смахнуть ей снег со щек.