Черное солнце (СИ) - "shizandra". Страница 41
Клим резко отвернулся, чувствуя, что еще немного, и он позорно расплачется. Черт, это все нервы. И уже не спросишь, любит ли Никита по-прежнему. ТЕПЕРЬ не спросишь. Теперь, когда слышал, как он разговаривал с невидимым Климу собеседником. Тепло, ласково, почти нежно.
- Прости.
- Тебе не за что извиняться, - Никита отошел от окна. – Рано или поздно ты бы все равно спросил. Так что без разницы.
- Я не хотел вмешиваться в твою жизнь.
- Я сам тебя в нее вмешал. И вмешался в твою. Ладно, - Никита вздохнул, - мне пора. Не переживай так за Ксюшу. Она хорошая девушка и искренне тебя любит. К тому же она хорошая актриса. Поговори с ней – думаю, будет лучше, если она попробует себя в кино или театре. У меня есть кое-какие связи в театральном. Если она согласится, я помогу ей туда попасть.
- Спасибо, - пробормотал Клим, чувствуя, как начинает гореть от стыда за все свои прошлые мысли. Это все тот же Ник, его Никитка. Просто сменил «упаковку».
- Ладно, бывай, - Никита хлопнул его по плечу и, не дожидаясь ответа, направился к выходу. Но на пороге обернулся: - Кстати, если все-таки передумаешь, позвони мне.
- Выметайся, - Клим почти прорычал, изо всех сил сдерживая улыбку. Никита только усмехнулся одними уголками губ и, надев очки и натянув капюшон, исчез за дверью. Клим выдохнул. Этим кончался каждый их разговор. Никита каждый раз неизменно предлагал ему помощь, а Клим каждый раз отказывался. Чертова гордость…
2.
Часы отбили полночь, когда в замке двери заскрежетал ключ. Леша вздрогнул, напрягся и устремился в прихожую, встречая того, кого ждал с утра.
- Я не смог раньше, - Никита виновато улыбался, раздеваясь. – Ты почему не спишь?
Леша подождал, пока он разуется, а потом подошел. Обнял, прижал к себе, зарываясь лицом в пахнущие ночной свежестью волосы:
- Ты обещал прийти. Как я мог лечь спать?
Никита только вздохнул, и Леша улыбнулся, не выпуская его из рук. Для него ожидание давно стало частью жизни.
- Прости, - Никита чуть отстранился, заглядывая в его глаза.
- Перестань извиняться, - Леша провел кончиком пальца по его переносице, отмечая взглядом усталое лицо и какие-то потухшие глаза. – Я же все понимаю.
Никита закрыл глаза, расслабляясь, и Леша наклонился к нему, осторожно и нежно целуя. Своего Никиту, своего любимого парня. Осыпал крошечными поцелуями лицо: веки закрытых глаз, щеки, лоб, легко, словно играючи, касался губ до тех пор, пока не услышал короткий вздох Никиты. И только потом с силой сжал его плечи, прижимая к себе и целуя уже по-настоящему. Сладкий, чуть терпкий поцелуй с еле уловимой ноткой горечи. В их отношениях она была с самого начала, и Леша уже отчаялся узнать, откуда она появилась. Иногда она становилась сильнее. Настолько, что сводило скулы. А иногда почти исчезала, становилась тенью. В такие дни глаза Никиты светились, и Леша чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Но сегодня был явно не тот день.
Никита отстранился первым. Облизнул уже чуть припухшие губы и, лукаво улыбнувшись, спросил:
- Не напоишь уставшего друга чаем?
Леша улыбнулся в ответ и, молча обхватив его тонкое запястье, повел за собой на кухню. Как ребенка усадил за стол и заметался по комнате, собирая нехитрый ужин. Чай, сахар, бутерброды, обязательно с икрой. Он всегда держал в холодильнике маленькую баночку. Для Никиты. Потому что считал, что тому ее есть просто необходимо, с его-то ритмом жизни и постоянной нехваткой элементарной энергии. Никита морщился, но послушно ел, по опыту зная, что в некоторых вопросах проще сделать так, как хочет Леша, чем переубедить в чем-то. Но сегодня он только откусил крохотный кусочек и вернул бутерброд на тарелку. Леша вскинулся, но, встретив предупреждающий и какой-то странный взгляд Никиты, сник.
- Ник… Что-то случилось? Ты сегодня молчаливый.
- Я устал говорить, Лешкин, - Никита аккуратно поставил кружку на стол и, подойдя к окну, закурил. – С тех пор, как это все началось, я только и делаю, что говорю.
Леша покачал головой и включил вытяжку, не решившись открыть форточку: с вечера сильно похолодало. Немного поколебался, глядя на спину Никиты, а потом все же подошел. Обвил талию, положил подбородок на плечо:
- Тогда давай помолчим. Мне нравится молчать с тобой.
Никита сделал последнюю затяжку, затушил сигарету и откинулся на Лешу, расслабляясь. Зная, что тот примет его вес.
- Лешкин… Ты меня любишь?
Леша невольно вздрогнул. Никита никогда не спрашивал об этом: Леша сам достаточно часто говорил ему это.
- Да, Ник, люблю. Очень люблю.
- А за что ты меня любишь?
Леша задумался:
- Не знаю, Ник. Я просто люблю. Люблю слушать твой смех, твой голос. Люблю смотреть на тебя. Разве нужны причины?
Никита пожал плечами:
- Не знаю. Просто сегодня прочитал одну фразу, что любят либо за что-то, либо вопреки.
- Значит, мой вариант первый. Я люблю тебя за то, что ты есть.
Но Никита, похоже, даже не услышал его:
- Любить вопреки сложнее… И тот, кто любит ТАК, должен быть очень сильным. Ты так не считаешь?
Леша нахмурился: этот разговор ему не нравился. Он не мог понять, почему, но не нравился. Никиту часто тянуло на философию, но сегодня… Это было что-то другое.
- Значит, я слабый человек, раз люблю НЕ вопреки.
Никита тут же развернулся в его руках, заглянул в глаза, а потом прижался всем телом, словно прячась:
- Ты не слабый, Лешкин. И мне нравится твоя любовь. Она теплая, спокойная, уютная. Как и весь ты. Твоя любовь греет…
Он замолчал, но Леше показалось, что он хотел сказать что-то еще, только остановил сам себя. Сердце отчего-то сжалось, а на языке вдруг словно разлилась горечь.
- Никита… - рука потянулась сама собой. Приласкать, зарыться в отросшие волосы. Никита откинул голову, и Леша, мгновенно забыв обо всем, приник к его губам. Никита выдохнул в целующий его рот, а потом со всей силы сжал плечи Леши. Оторвался, обжег горящим взглядом и шепнул прямо в губы, сводя с ума своим дыханием:
- Хочу тебя, Алеша…
Три слова, но Леше показалось, что внутри проснулся вулкан. В лаву превратилась кровь, а в глазах стали видны отблески извержения. Когда Никита звал его так, когда произносил его полное имя, чуть растягивая гласные, Леше казалось, что в эту минуту мир съеживается до размера его квартиры, комнаты, постели, а потом концентрируется в Никите, в глубине его тела. Но Леша знает, что это ненадолго. И торопится взять от этих минут все до капли. Он ласкает и целует Никиту так, словно тот сделан из хрустального песка. Он слушает его тихие вздохи, чувствует, как пробегают по спине и бокам его тонкие пальцы, и считает себя самым счастливым человеком на свете. Он действительно счастлив, несмотря на то, что во время любви Никита никогда не смотрит на него. Его глаза всегда закрыты, в отличие от его тела, которое дрожит и подставляется под ласки Леши. В эти минуты Светлов готов признать его богом красоты. Восхитителен. До слез и никак не желающего затихать желания.
Жаль… Жаль, что нельзя остановить время. Но лежать вот так на постели, просто прижавшись друг к другу и прислушиваясь к все еще гуляющим по телу отголоскам испытанного удовольствия, тоже хорошо. Потому что только в эти минуты Леше кажется, что он видит наконец настоящего Никиту. Нежного, хрупкого юношу с разбитым сердцем. Леша столько раз порывался спросить, кто же тот человек, который смог сотворить подобное, но каждый раз что-то останавливало. Возможно, страх услышать правду. Правду о том, что Никита все еще любит… Не его, Лешу, а ту или того, кому любовь Никиты оказалась не нужна.
Как можно отказаться от ЕГО любви?! Леша не понимал. И только крепче прижимал к себе свое уже уснувшее чудо, обещая самому себе, небесам и всем, кто готов принять его клятву, что никогда не оставит, не разлюбит.
Не откажется.
3.
- Черт!! – Марк со всей силы швырнул трубку на рычаг так, что телефон жалобно тренькнул. Усталым жестом потер виски, прикрыв глаза. Он не понимал, что происходит. Два журнала, еще неделю назад изъявившие желание взять интервью, сегодня сообщили, что интервью не будет. О причинах не сообщалось. Две газеты посерьезнее, с редакторами которых у Марка был негласный договор, тоже пошли в «отказ», потеряв при этом деньги, которые он собирался им заплатить. Популярность Никиты росла просто бешеными темпами, его фотографии с той девушкой, Ксенией, заткнули всех тех шелкоперов, которые раньше чуть ли не в открытую обвиняли его в пристрастии к представителям своего пола. Вроде все было хорошо, но… Что-то все же происходило. Уже произошло. Марк слишком хорошо знал, что главное в шоу-бизнесе – деньги, и отказ редакторов публиковать интервью, по меньшей мере, удивлял. А еще… Еще был Влад.