Сто удач и одно невезение - Алюшина Татьяна Александровна. Страница 16

Под непрерывное трагическое мычание Санька другу удалось переместить его на скамейку, на предназначенную для таких случаев и здоровую, слава богу, пятую точку.

– Надо скорую,　– осмотрев позеленевшего от усилий и вспотевшего Сашеньку, сделал вывод пивной фанат.

– Мы уже вызвали, подруга побежала к телефону,　– невинной овцой-отличницей успокоила его порыв Зинаида.

– Как же так случилось?　– допытывался молодой человек, с ужасом рассматривая еще пять минут назад боевого и здорового товарища.

– Не повезло,　– равнодушно объяснила Зинаида, для наглядности пожав плечиками, и запихала в рот остатки растаявшего и начавшего подтекать мороженого.

По правилам собственной, да и «испытуемого объекта» тоже, безопасности и приобретенных с годами мудрости и спокойствия, за время проживания рядом с Ритулей, Зиночка с момента Сашиного появления и до этой минуты не произвела ни одного движения. Наблюдала с интересом, как фильм под названием «Не повезло трагически!». И уж тем более не выказывала глупых порывов помочь.

«Помочь» – это к Рите, со всеми вытекающими, наглядно демонстрируемыми в данный момент потерпевшим Саньком.

«Скорая помощь» приехала довольно быстро, минут через пятнадцать, прямо к скамейке по широкой парковой дорожке. Направление и место назначения указала Риточка, дождавшаяся машину на углу.

– Ну, що, таки перелом руки, наверняка миленький, со смещением! Перелом челюсти, ушиб обеих коленных чашечек, а может, и таки перелом правой,　– радостно вынес вердикт доктор.　– Загружаем пострадавшего у машину, нежно и по возможности ласково!

– Я помогу!　– по-пионерски радостно пообещала Ритуля, сделав движение к носилкам.

– М-м-м-м!!!　– в ужасе замычал Санек и задергался телом, что Зинаида идентифицировала как попытку побега.

– По-моему, Ритуля, он не хочет, чтобы ты ему помогала,　– спокойненько поделилась выводами с подругой Зиночка.

– Мм!　– подтвердил предположение юноша, попытался кивнуть и взвыл повторно, на сей раз от боли.　– М-м-м!!!

– Ну що, барышни,　– улыбался бодрый доктор,　– таки ближайшее время он будет говорить мало, но говорить смачно!

При помощи друга и фельдшера скорой Сашу уложили на каталку, которую затолкали в машину. Риточка подошла к распахнутым дверцам.

Попрощаться. Все-таки она добрая девушка. И сердобольная.

– Как все ужасно нелепо получилось!　– посетовала сердобольная Риточка, поглаживая больного по голой ступне, единственно досягаемой.　– Поправляйтесь, Саша! Мы навестим вас в больнице!

– М-м-м-м!!!　– замычал с интенсивностью необычайной, аж глазки выкатил пациент скорой помощи.

Зинуля подошла ближе, заинтересовавшись, и встала рядом с подругой. Сашок мычал и вращал выпученными глазами. Зиночка удивилась точности определения «вращать глазами», раньше ей казалось, что, во-первых, это невозможно, а во-вторых, что это не самое лучшее литературное выражение. Ошибалась! Смотри ж ты, что ни на есть, а верно определяющее процесс словосочетание.

– Ничего, ничего!　– «успокаивала» Ритуля.　– Мы обязательно придем, арбузик вам принесем, вам же теперь жевать нельзя!

Сердечная ты моя!

– М-м-м-м!!!　– затрясло Сашулю, и он с большей интенсивностью изобразил вращение выпученными глазами, чем несказанно порадовал любознательную Зинулю.

– По-моему, Риточка, он не хочет, чтобы ты навещала его в больнице,　– с явным сарказмом пояснила мычание и конвульсии пациента Зинуля.

– Ум-м!　– обрадовался страдалец пониманию и кивнул.

Больно.

– М-м-м!　– пустил слезу Сашок.

– Ну, тогда езжайте!　– разрешила Ритка и захлопнула одну дверцу.

Буквально за секунду до ее «разрешения» внутрь машины поднялся фельдшер, захлопнувшаяся с силой дверка в аккурат пришлась ему по пятой точке, не успевшей сесть.

– Ой!　– произнесла Риточка.

– Барышня, та ви що?!　– сунулся в открытую створку возмущенный фельдшер.

– Та езжайте таки!　– устало сказала Зинуля.　– А то будет как у вашего пациента!

Фельдшер заценил ситуацию, быстренько захлопнул вторую створку, и машина отчалила.

– Ну що, Ритуля, домой?　– провожая удаляющуюся машину взглядом, предложила Зиночка.

– Да, кажется, я уже нагулялась,　– вздохнула Ритуля.

– Та ты що?!　– подивилась Зинуля.

И стала безудержно хохотать, так, что пришлось согнуться пополам, упершись в коленки ладонями. Ритка посмотрела на подругу и захохотала, хлопая себя по бедрам.

– Отойди… на бе-езопасное… расстояние… и не… делай… телесных… дви-и-ижений!　– сквозь смех не забыла приказать Зинаида.

Ритка послушно отскочила в сторону и оттуда прокричала:

– А как он мычал!

Минут двадцать они не могли остановиться, ржали, как молодые кобылицы, выкрикивая друг другу сценки из трагического падения незнакомого Саши.

Захар тоже хохотал, громко, разгоняя все загадочные сущности темноты по углам, вытирая навернувшиеся от смеха слезы.

– И что, так всегда?

– Та ни, боже упаси!　– заверила Зинуля.　– Так, по мелочи, в основном синяки, шишки, легкие переломы, немножко рваных ран и гибель личного имущества. Один мальчик, в которого Ритка влюбилась в десять лет, не дал ей покататься на велике, после чего она его резко разлюбила. Со словами «ну и ладно!» величественным жестом она отпустила фраера, которого жадность таки сгубила. Жест был театрально красив, хорош по драматургии, но случайно (а как еще!) она задела пацана по носу. Мальчику стало больно, он непроизвольно схватился за нос, неосмотрительно отпустив руль любимого транспортного средства, велик стал заваливаться. Спрыгнуть с него мальчонка не успел, нога застряла в раме, и они вдвоем – он и велик – рухнули в ближайший к месту событий куст шиповника. Итог: перелом правой ноги, вся попа и ноги в шипах, разбитый нос.

– Не слабо!　– смеялся Захар.　– И часто так случается?

– Постоянно, с разной степенью травматизма и ущерба для попавших под раздачу.

– Тяжело ей, наверное, живется с такой фатальной невезучестью?　– искренне посочувствовал Захар Игнатьевич.

– Да что ты! Ритка считает себя самым везучим человеком на земле. На каждое сетование и переживание родных о ее невезучести она начинает цитировать Книгу рекордов Гиннесса, раздел самых нелепых смертей или раздел самых нелепых травм. Например, случай с одним путешественником, совершавшим кругосветное одиночное плавание. Вот представь: плывет себе мужик один в бескрайнем океане, погода чудная, никаких штормов, и ему прямо в темечко попадает метеорит. И насмерть. А Ритке всего лишь приходится участвовать в ликвидации последствий спровоцированных ею несчастий с другими, и то не в одиночку, а со всей семьей.

– Зинуль, ты не обижайся, но звучит это неправдоподобно,　– осторожно высказал свое мнение Захар,　– комично, не спорю, но гротесково, как рассказы Зощенко или Ильфа и Петрова.

– А представь, как мы все хохочем, когда вспоминаем, что случилось. Потом, конечно, после всех переживаний и экстренных мер по устранению. Вот так мы и живем: попадаем с Риткиной нелегкой руки, ликвидируем, а потом хохочем часами до слез и икоты. Да у Ритки вся жизнь – сплошной гротеск!

– А у тебя?　– неожиданно спросил он.

– У меня…

И Зинаида задумалась, как сформулировать. А какая у нее жизнь?

Она не задумывалась раньше над таким, казалось бы, простым вопросом – какая?

Замолчала. И Захар не торопил, молчал. В полной, не нарушаемой вмешательством темноте и тишине, обострившей все чувства, неожиданно для себя, она осознала и поняла, какая у нее жизнь!

– Не поверишь!　– веселым, но совсем тихим шепотом поделилась с ним выводами.　– Радостно-свободная! Не в том смысле полной свободы от всего. Для такой свободы надо на острове каком-нибудь жить, и то полно ограничений и в передвижении, и в рационе, и в общении, да и в образе жизни. Я о другом, о свободе выбора своих решений. Всякая жизнь была, и трудная, и сложная, всякая, но свободная. Наверное, меня этому невольно Ритка научила.