Без права на развод (СИ) - Кучер Ая. Страница 48

— Ага.

Я падаю на диван, достаю из кармана пачку влажных салфеток. После того как Кира чернилами обмазалась, всегда с собой стараюсь носить.

Квартира забита, машина, карманы, и даже офис. Высшая боевая готовность.

Мелочь, а как-то раньше не задумывался, что нужно рядом держать.

Потому что малышка у меня бедовая, действительно слишком активная.

— Пап, — дует губки, когда забираю у неё мороженое. Хмурится недовольно. — Я тоже хочу.

— Мы с тобой договаривались, Кирусь? Один шарик, ты его съела.

— Но тут много!

— Это маме. Она взрослая, ей можно больше.

— Ма-а-ам…

— Нет, Кирусь. Мама с тобой делиться не будет. Папа запретил.

— Пфф!

Громко вздыхает, со скрипом отставляет от себя кружку. Под столом выбирается наружу, убегая к детскому уголку.

Сверкает недовольным взглядом напоследок. Кажется, Кируся полностью в маму пошла.

И ждёт меня мстя дома, страшная и беспощадная.

— Ты хорошо справляешься, — в голосе Юли явное удивление. Я себя от этого тона законченным идиотом чувствую. Настолько хреновым отцом был?

— Учусь, — беру в руки кружку с кофе. — Но базу уже усвоил.

— Угу. А Луна как?

— Нормально. Всё так же ссыт в мои ботинки, можешь быть спокойна. Ты хорошо её обучила.

— Если она тебе надоест… Ты ей не выбрасывай! И не отдавай никому. Я заберу.

— Я и не собирался. Это же моя кошка. Раз я её притащил, мне и нести ответственность.

— Ну, ты всегда был против домашних животных.

Был. Не только из-за того, что меня когда-то в детстве дворовой кот пытался убить.

И не из-за шерсти, вони, неожиданных сюрпризов в ботинках. Это раздражает, но не главная причина.

— Я не против самих животных, — пытаюсь объяснить. — Но ты помнишь, не до них было. На съёмной запрещали.

— А потом? — уточняет, внимательно разглядывая меня.

— Мы переезжали. Ты забеременела. А животное — это большая ответственность.

— Больше, чем ребёнок? Странные у тебя приоритеты, Алимбаев.

— Ребёнок растёт. Становится отчасти самостоятельным со временем, взрослым. А кот — это перманентная ответственность. В отпуск с собой не возьмёшь, нужно пристраивать куда-то. Даже на выходные не уедешь просто так. Вроде мелкий комок шерсти, а ответственности много.

— А ты с каких пор ответственности боишься, Ром? Никогда за тобой этого не замечала.

Первый порыв — уйти в отказ. Отшутиться, перевести тему. Не поднимать то, в чём признаваться не хочется.

Михалыч повторяет, что разговаривать полезно. И мол, нет ничего постыдного в том, чтобы признать слабость.

А я трындец как это не люблю. Ни в слабости признаваться, ни в ошибках.

Легче наворотить новых проблем, зато старые перекрыть.

Но Михалыч кажется умным мужиком. И пока разговоры с ним только на пользу шли.

Юля цепляет ложкой подтаявшее морожено, жмурится от наслаждения. Я залипаю.

Ловлю каждый момент. Как трепещут длинные ресницы. Как девушка морщит нос довольно. Облизывает губы, собирая сладкие капли.

Залипаю. Запоминаю. На всякий случай. Если это последний раз, когда я так близко могу любоваться.

Я чётко определился, чего от жизни хочу. Вернуть Юлю, наши отношения. Выстроить всё заново.

Но насильно мил не будешь. Я не могу её преследовать или заставлять, продавливать. Только больнее сделаю.

А я достаточно боли Юли причинил.

— Давно боюсь, — слова царапают, выдавливаю их силком. — Не вывожу. Боюсь облажаться, не потянуть. Поэтому и… Маху давал. На работе оставался. С Ником зависал.

— Чтобы домой не возвращаться?

— Чтобы в новую ответственность не нырять. Почувствовать, как бы это тупо ни звучало, свободу. Глоток свежего воздуха. Где от меня никто ничего не ждёт.

— Зачем тогда ты всё это делал? Не мог взять перерыв? Рассказать?

— Как нытик пожаловаться любимой, что я слабак и не вывожу? Тогда это казалось тупостью. Пытался как-то сбалансировать. В итоге работу удержал, а на семейном поприще всё растерял. Поэтому и боялся новой беременности. Понимал, что окончательно потону в обязательствах, лишних и надуманных, которые сам на себя навешал.

— И почему ты их надумывал?

— Точно смогу через пару месяцев сказать. Когда с Михалычем разберёмся.

— Михалыч? Я не помню таких друзей у тебя.

— Это мозгоправ. Пошёл недавно.

В целом, задумка Юли с психологом была не такая уж плохая. Подсадила зерно идеи в голову, а дальше я уже докрутил.

Понимал, что не вывожу. И если я хоть шанс с женой хочу, то нужно что-то меня. Прорабатывать.

Почти все психологи меня бесили. Пафосные, заумные, словно мы на международной конференции, а не в офисном центре собрались.

Михалыч — Михаил Михайлович — оказался нормальным мужиком. Под пятьдесят, с простыми фразами, уютным кабинетом. Без дебильного блокнота, который меня раздражал.

Постукиваю ложкой по столу, отбрасываю. Ощущение, что с себя кожу стягиваю.

Вот эта вся искренность о слабостях — не моё.

Но надо. Через себя переступить.

Всё из детства, да?

Как же шаблонно, как же правдиво.

Отец свалил… Я мелким ещё был, почти не помню его. Пару фраз в голове засело, которые выкинуть сложно.

«Мужик, Ромка, должен ответственным быть».

«Надо, Ромка, самому всё делать».

«И что, что сложно? Ты девчонка или как? Давай, напрягись».

Подобные фразы, в разных вариациях. И это какой-то занозой засело.

Потом отец свалил. Без предупреждения. Решил, что для него слишком всё, где-то проще будет.

А я на краю сознания зарубку сделал. Не тянешь — останешься без семьи. Надо тянуть.

Больше работы, выше лезть по горе, на вершину. Даже если в какой-то момент объём уже не вывозишь, надо продолжать.

Обеспечить семье лучшую жизнь. Лучше и лучше. Потому что обещал. Потому что хочу, чтобы всё по карману было.

А потом нищета в детстве наложилась ещё сверху. Сложно было. Мама тянула на себе меня, деда, чья фамилия мне досталась после развода родителей.

Засело, что обязан из этого выбраться. Никогда не скатиться обратно в момент, когда не на что продукты купить на ужин. Хотелось быть как те мажоры в универе, которые всё в жизни могли.

Гулять, тусить, веселиться, ни на что не отвлекаясь. Стать подобно им, стать ими.

Наложилось, задвоилось.

Привело не к лучшему результату.

Конечно, Юля знает. Поверхностно историю моей семьи. Со мной была, когда денег не хватало, прошла этот путь от копеек до приличной зарплаты.

Но чувства я никогда не обнажал.

— Вот как-то так, — фыркаю. Всё-таки не сдерживаюсь, за показной ухмылкой всё прячу. — Так что твоё наказание с психологом было в тему.

— Это не наказание было, — Юля натянуто улыбается, явно не знает, как реагировать. — Просто ты настаивал, а я…

— Не хотела рассказывать про то, с кем на самом деле встречалась. Я понял. Но вот эта байда с «выполнять все прихоти» явно в твою сторону подача была.

— Ну… Заметь, я ничего странного не попросила! А могла бы!

— Могла.

Усмехаюсь, наблюдая за тем, как Юля заводится. Глаза горят, на лице — дикая уверенность в своей правоте.

Я уже забыл, какая девушка бывает, когда с кем-то воюет.

Яркая. Обжигающая. Опасная.

Жаль, что со мной эта война была.

— Другую я бы за такие приколы удушил, Юль. А тебя нельзя же.

— Почему? — приподнимает бровь.

— Потому что без тебя — нельзя. Приходится терпеть.

— Всё это хорошо, Ром, — девушка тяжело вздыхает, греет тонкие пальчики о кружку. — Я рада, что ты с собой разбираешься. Но… Я не понимаю, чего ты добиваешься.

— Разве? — подаюсь чуть вперёд, Юля вжимается в спинку дивана. — Понимаешь же.

— Нет. После всего, что ты натворил… После всех измен…

— Одна. Одна интрижка, Юль.

— Врёшь. Либо в том, когда её закончил. Либо в количестве. Я ведь знаю, когда… Когда это было. Не с пустого же места за тобой проследила.