Адъютант палача. Книга 1 - Яманов Александр. Страница 11
С удивлением услышал новость, что между литовским и польским комитетами существуют серьёзные разногласия. Поляки хотят выступать практически через месяц, а местные товарищи к этому не готовы. Нет, энтузиазма у них хватает. Но ощущается острая нехватка оружия с обмундированием, часть которого ожидается из-за границы, и пока не сформированы все отряды. То есть руководителей этих самых повстанческих полков хватает – проблема с личным составом. Только для настоящих патриотов это не препятствие, что и заявил пан Сераковский.
– Панове, несмотря на все существующие разночтения, мы обязаны поддержать варшавян. Пока есть такой удобный момент – им нужно воспользоваться. – Голос у одного из идеологов польского сопротивления был звонким и красивым, сильно диссонирующим с его внешним видом. – Предлагаю всем утвердить план пана Калиновского и ждать сигнала. Офицерам, которые служат в близлежащих губерниях, лучше вернуться в свои полки. Остальным сообщить командованию об отпуске, приступив к формированию отрядов и их подготовке. Сам я возвращаюсь в Санкт-Петербург, так как есть подозрения, что за мной следят. Как только начнётся восстание, я с группой патриотов прибуду в Вильну. Вы хотели что-то сказать, пан Звеждовский?
– Примерно то же самое, что и вы, Зыгмунд, – улыбнулся Людвиг, явно страдающий прогрессирующей формой нарциссизма. – Пакеты с порядком действий для каждого полковника, который будет действовать на территории Литвы, уже готовы. План восстания давно составлен нашим лидером паном Домбровским, и я считаю, что нет никаких оснований его менять.
Далее Нарбут раздал части присутствующих, в том числе моим братьям Винценту и Яну, запечатанные конверты. Совещание продолжалось ещё минут тридцать, и мне удалось узнать много интересной информации. Несмотря на разрозненность и плохое вооружение, восставшие собирались атаковать русские войска с разных направлений. Первоначальной задачей являлось неожиданно напасть на гарнизоны и захватить оружие, в первую очередь артиллерию. Затем наращивать количественный состав войск и бить наши войска по частям, так как командование будет вынуждено распылять силы. Генерального сражения не планировалось, разве что уничтожение войск численностью не более батальона. Большая надежда у заговорщиков была на помощь диаспоры как людьми, так и оружием. Должны были прийти несколько пароходов, но в детали сегодня не углублялись.
Если честно, то я не мог понять логику мятежников. Неужели они надеялись, что местное население массово их поддержит? Только в этом случае у русских войск могут возникнуть реальные проблемы и подавление мятежа способно затянуться на долгий срок. Но немного пообщавшись с местными, я особой ненависти к «оккупантам» не заметил. Простой народ скорее с затаённой злобой смотрел на шикарные кортежи шляхты, нежели точил дома косы, чтобы все как один встать в ряды косильеров. Студенчество, часть интеллигенции и мещанства, безусловно, поддержат шляхту. Хотя есть сомнения насчёт последних. Евреям вообще всё равно. Они неплохо жили при поляках и сейчас не бедствуют. В правах их уравняли, разве что часть иудеев напрягает черта оседлости. Только многие спокойно её пересекают, даже не меняя веры. Мой компаньон Хаим тоже власть особо не ругал, его больше заботили будущие заработки.
Ладно, подумаю ещё над этим, может, удастся переубедить часть людей, которые так быстро стали мне близкими. Особенно Юзефа и Агнешка, которые точно не полезут в бой, но имеют кое-какое влияние.
Сегодня были танцы из разряда «как в последний раз». Обычно таким бывает секс, но мы же интеллигентные люди и на дворе девятнадцатый век, поэтому обойдёмся без пошлостей. Будто почувствовав, что скоро наступят иные времена, народ отрывался, как на экстази-дискотеке.
После небольшого фуршета бал открыли мои здешние родители и, естественно, полонезом. Далее вальс сменился кадрилью, за которой последовала мазурка, а потом полька. Я в основном был ангажирован Агнешкой, но иногда менял партнёрш. Нет, упаси Дева Мария, никаких блудниц Магдален. Несколько знакомых соседок и мелкая Зося периодически умыкали меня у Сероглазки.
Несколько раз объявляли технический перерыв. Народу надо отдохнуть, поесть и, извините, справить нужду. Агнешка от меня не отходила, разве что покидала по своим женским делам. Нет, всё было чинно и пристойно. Мы просто наслаждались компанией друг друга под пристальным вниманием её мамы. От нас не отлипали Зося и ещё пара девиц помладше. Я был в ударе и травил полуприличные анекдоты из гусарского набора, чем вгонял девушек в краску. Но смеялись они так заразительно, что вокруг нас в перерыве собирался небольшой кружок желающих послушать истории про похождения поручика Ржевского. Надеюсь, я никого не задел, потому что наверняка у кого-то из присутствующих есть родственники с такой фамилией.
Чувствую, что сегодня вечеринка будет до утра. А мне ещё и стало немного плохо. Надо бы подышать свежим воздухом. На молчаливый взгляд Сероглазки я ответил, что нужно проветриться. Она махнула ручкой и повернулась к подружкам.
Решаю выйти в вестибюль дворца – здесь прохладнее и не так душно. Всё-таки зима на улице и окна не откроешь. Но и топить все проходные помещения, включая анфиладу, никаких дров не хватит. Остановился у ростового зеркала и ещё раз изучил свой нынешний облик. Красавчик! И это не фигура речи, а констатация факта. То-то на меня исподтишка, а иногда и откровенно посматривает немалая часть женской аудитории. Высокий по местным меркам, примерно метр восемьдесят. При этом поджарый и тонкокостный. Только я не произвожу впечатления какой-нибудь слабосильной тростинки. Широкие плечи, мощные запястья, мускулистые ноги и походка опытного фехтовальщика или танцора, кому как понятнее. На этом фоне пронзительные голубые глаза, непокорные вихры пшеничного цвета и правильные черты лица, которые с годами должны заостриться и придать мне немного хищный вид, что заставит трепетать женские сердца! В очередной раз смотрю на себя и не верю, что таково теперь моё тело.
А ещё этот взгляд – мечтательный и доброжелательный, но временами цепкий. Судя по словам матери, я сильно изменился за последние пять месяцев – похудел и вообще возмужал, так что она меня с трудом узнала. Это нормально, ведь мужчины растут и развиваются до двадцати пяти лет, а Юзеку ещё нет восемнадцати. День рождения у нас в январе, и думаю, не мешает его отпраздновать, наслаждаясь последними спокойными деньками.
Вдруг я услышал разговор, раздававшийся из анфилады. Голос говорившего я сразу узнал, хотя до этого он произнёс всего несколько слов.
– Я прав! – прохрипел Малаховский. – Поверь мне, Людвиг. Этот презрительный и злобный взгляд трудно трактовать иначе. А ещё там иногда полыхала какая-то звериная ненависть, будто мы его природные враги. Юноша ещё не научился скрывать свои мысли. Он предатель и враг нашего дела!
– Мне бы твоё умение читать по лицам! – хохотнул в ответ Звеждовский. – Что ты предлагаешь? Не заявлять же его отцу и братьям, что мы по взгляду распознали в их родиче предателя? Может, мальчик просто сомневается или боится?
– Нет. Надо за ним понаблюдать. Позже выведем молодого пана на откровенный разговор, и если я прав, то пусть посидит под домашним арестом. Его семья крайне важна для дела свободы. А ещё сестра Свенторжецкого говорила брату про будущие жертвы, оправданны ли они, как быть простому народу в момент боёв и подобную ересь. И это не её мысли, а нашего ангелочка.
Вот ведь гадство! Спалил меня этот хмурый товарищ. Не следовало играть с ним в гляделки, и надо вести себя осторожнее. Ещё и Агнешке лишнее сболтнул. Это я расслабился и начал относиться к местным с недопустимым пренебрежением. В этом времени люди не глупее меня, а, скорее всего, умнее и толковее. Надо сделать выводы и мимикрировать под пылкого и восторженного юношу, каким был Юзек до моего вселения.
Осторожно отступаю в сторону залы, благо в вестибюле нет такого яркого освещения. Надеюсь, что паркет не скрипнет под моими лёгкими шагами. Подходя к лестнице, я почувствовал чужое присутствие. Медленно оборачиваюсь и вижу смазанное движение. А далее – резкая боль в голове и будто выключили свет. Моё тело вроде катилось по ступенькам, пока не ударилось о стену. На задворках угасающего сознания слышу голос: