Граф из Техаса - Кэрол Джерина. Страница 23

— Расскажите мне, что происходит с шерстью, когда она попадает на ткацкие фабрики в Шотландии.

— Сначала, конечно, они ее очищают. Затем красят, прядут в нитки и ткут из этих ниток шерстяные полотна. Но часть шерсти после отправки в Шотландию остается здесь.

— Вы хотите сказать, что храните ее в сарае?

— Нет, конечно, нет. В этой шерсти очень нуждаются люди, и мы не можем просто так гноить ее в сарае. Оставшаяся шерсть будет поровну разделена между фермерами-арендаторами. Ведь они пасут и содержат большую часть овец и должны получить свою долю.

— А что же они будут делать с ней?

— То же самое, что делают с шерстью ткацкие фабрики в Шотландии — очистят, спрядут ее в нитки и свяжут свитера себе и своим детям. Зимы в Корнуолле, возможно, не так суровы, как в других районах Англии, но уверяю вас, толстый шерстяной свитер в морозный день будет очень кстати.

Они взобрались на вершину холма, и Прескотт увидел внизу море, которое поразило его своей первозданной красотой. С него на берег набегали огромные волны, которые в пену разбивались о черные и серые валуны, усеявшие белый прибрежный песок. У подножия холма, на котором они стояли, Прескотт увидел ниши в каменистой поверхности, причем некоторые из них были такие глубокие, что казалось, им не было конца.

— О Боже, здесь так красиво!

— Не правда ли?

— Совсем не так, как в Техасе. По крайней мере не так, как в том районе Техаса, где я жил.

— Корнуолл не похож ни на один другой район Англии. У него своя особенная красота. Здешняя природа дикая, суровая и очень часто даже жестокая, но всегда прекрасная.

Слушая Люсинду, Прескотт подумал, что красив не только этот пейзаж. В то время, когда она восхищенно смотрела вниз на берег, где бились о валуны волны, он не менее восторженно разглядывал ее профиль, любуясь его изысканными линиями.

А увидев, как ветер раздувает ее черные волосы, пытаясь освободить их от тугого узла на затылке, Прескотт почувствовал страстное желание вынуть заколки из прически, распустить ее длинные локоны и ощутить своими руками их густоту и шелковистость.

А еще ему захотелось повернуть ее лицо к себе и вскружить себе и ей головы страстным поцелуем.

«И не думай об этом, старый развратник, — сказал он самому себе. — Такая девушка, как Люсинда, — настоящая леди и ничуть не уступает всем этим титулованным дамам высшего общества, с которыми ты познакомился в Лондоне». Да эти жеманницы и мизинца ее не стоят! И вести себя с ней он должен как джентльмен — только вот как справиться с обуявшими его страстями?

У него, как у всякого смертного, было много грехов и слабостей. Возможно, даже больше, чем у других, особенно сейчас, когда его самой большой слабостью стала эта черноволосая сероглазая женщина, думающая о нем только как о своем друге. Или и того хуже, как об отдаленном родственнике.

— Теперь, когда вы узнали, как стригут овец, — сказала Люсинда, повернувшись к нему лицом, — возникло ли у вас желание полюбопытствовать, как этих овец «сгоняют» — я думаю, так это называется?

Ухмылка медленно расплылась на лице Прескотта.

— Я уже знаю, как это делается, дорогая. Я видел собак, которые, высунув языки, гоняются за этими глупыми созданиями.

— Вы видели?

— Да. Вчера вечером я ездил на прогулку верхом и наблюдал за ними некоторое время.

— Теперь вы собираетесь мне сказать, что и собаки вам тоже не нравятся?

— Нет, я люблю собак. У меня самого есть пара гончих дома, в Техасе. Однако они никогда не гонялись за коровами. Я бы пристрелил их, если бы они это делали.

— Тогда они домашние собачки, не так ли?

— Рэб и Олд Блу — домашние собачки? — он захохотал. — Они пару раз пытались стать домашними, но кот тетушки Эмми не впустил их в дом. Нет, Рэб и Олд Блу зарабатывают себе на жизнь по-своему. Это лучшая пара охотничьих собак в Вако. Они могут почуять перепелов за несколько футов от гнезда, прежде, чем птицы услышат их приближение. Частенько я видел, как они очень тихо подкрадывались к гнезду, и потом стояли там, выжидая пока я подойду на оружейный выстрел.

Интонация его голоса вместе с задумчивым выражением лица и отрешенным взглядом сказали ей о многом.

— Вы скучаете по всему этому, не правда ли? — спросила она.

— По охоте на перепелов с Рэбом и Олд Блу?

— Нет, по Техасу. По дому.

Он потер переносицу, сдвинув со лба на затылок свою широкополую шляпу.

— Черт побери, я был бы последним лжецом, сказав, что нет. Да, я скучаю по дому. До встречи с Генри я выезжал из Техаса только в Луизиану, да и то единственный раз, чтобы навестить своих родственников. Старшая дочка моей тетушки Эмми со своей семьей живет вблизи Батон Руж.

— Расскажите мне о них.

— О, вам неинтересно будет слушать об этом.

— Это почему же? Они и мои… родственники тоже, не так ли?

— Ах, да. Я совсем забыл. Хорошо, что вы напомнили мне об этом.

— Тогда расскажите мне о них. Как ее имя?

— Старшей дочери тетушки Эмми?

Люсинда кивнула.

— Френсис.

— И она замужем, живет с семьей, вы сказали?

— Да. Завела себе мужа и четырех детей. Теперь со дня на день она может стать бабушкой.

— Тогда она старше вас?

— Гораздо старше, — ответил он, и начал объяснять, что Френсис и ее две младших сестры были для него скорее старшими сестрами, чем кузинами, когда они росли вместе в Трипле. — Растить трех маленьких дочерей одной, без мужа было очень нелегко для тетушки Эмми. Видите ли, ее муж умер сразу после того, как родилась их младшенькая. Тогда-то тетушка Эмми и вернулась в родительский дом. Почти всю свою жизнь она провела там, заботясь о моем отце и дедушке да воспитывая детей. Сначала своих собственных, потом меня, а затем и Хлою, когда умерли ее родители.

— А Хлоя — это…?

— Жена моего брата Пайна.

Прескотт хотел объяснить Люсинде, что когда-то он и Хлоя были помолвлены, но его брат Пайн, который приехал в Техас из Англии, где вырос и получил образование, выкрал ее в день, назначенный для их свадьбы, и позднее женился на ней, хотя и после того, как она родила ему ребенка. Но все это было слишком сложно и, кроме того, он сомневался, что Люсинда поймет его правильно. Ей, вероятно, может прийти в голову, что он до сих пор сохранил в своем сердце теплые чувства к Хлое. Так оно и было, но теперь они стали только дружескими.

— Судя по вашим рассказам, ваша тетушка Эмми — просто замечательная женщина.

— О, это действительно замечательный человек. У этой женщины сердце величиной с Техас. В трудную минуту она может быть сильной, как буйвол, а в другое время изысканной и утонченной, как китайская кукла. Вот таких женщин вы можете встретить у меня дома! Другими словами, хороших женщин. Конечно, у нас есть и плохие, как и везде, но только хорошие остаются в памяти на долгое время.

— Так вы выросли в окружении женщин?

— Да, честно говоря. В нашей семье женщин, к сожалению, было больше чем мужчин.

— У меня сложилось впечатление, что вы наслаждались каждой минутой, проведенной в их обществе, являясь самым младшим и единственным мальчиком среди них.

— Наслаждался? Дорогая, бывали такие времена, когда жизнь со всеми этими женщинами была ничем иным как настоящим адом, черт побери. Извините за выражение. Когда я был маленьким, мои кузины любили одевать меня в девичью одежду, как куклу. Но этого им было недостаточно, и они заставляли меня сидеть и пить чай на их чертовых вечеринках, да еще играть в куклы! Я уже было обрадовался, что всему этому пришел конец, когда они повыходили замуж и покинули родительский дом. Но не тут-то было! Вскоре к нам приехала жить Хлоя и разбила вдребезги мои радостные мечты о свободной жизни. Девочка просто-напросто стала моей тенью. Я никуда не мог пойти без того, чтобы она не тащилась вслед за мной, постоянно путаясь под ногами и говоря всякие дурацкие вещи, которые обычно вгоняли меня в краску от смущения.

— Я так и думала, — сказала Люсинда. — И вам просто безумно нравилось все это.