Любовное заклятие - Кэррол Сьюзен. Страница 57

«Ну какая женщина устоит перед такой мольбой?» — обреченно подумала Кейт.

Его губы сомкнулись с ее губами, и она прижалась к нему, тая как воск в пламени его объятий. Безысходное отчаяние овладело ею, ибо в это самое мгновение она решила, что должна освободить его от этого безумия, отпустить от себя навсегда! Но будет ли таким уж большим злом, если она сейчас уступит ему, облегчит его мучительную жажду? Украдет у судьбы всего одну ночь любви, прежде чем разрушит магические чары и обречет их обоих на вечную разлуку?

Возможно, это было неправильно, но Кейт чувствовала, как тает ее последняя воля к сопротивлению в жаре его поцелуя. А, он целовал ее снова и снова, легко покусывая ее нижнюю губу, дразня кончиком языка. Она чувствовала тепло его неловких рук, пытающихся расстегнуть ее платье.

— Прости, что я так дьявольски неуклюж, — сказал Вэл, поморщившись. — Но я столько лет жил в этой проклятой деревне почти как какой-нибудь чертов монах! Боже, какой позор признаваться в этом мужчине в мои-то годы!

— Все хорошо, — прошептала Кейт прямо ему в губы. — Мы… мы будем учиться этому вместе — так же, как учились другим вещам.

Она помогла ему справиться со своей одеждой. Ее руки тоже дрожали и были, пожалуй. Такими же неловкими, как и его. Но каким-то образом им все-таки удалось снять с нее платье. За ним последовали остальные детали туалета — сорочка, чулки, подвязки, и наконец она предстала перед ним совершенно обнаженной.

Кейт почувствовала, как залились жарким румянцем ее щеки, но она не ощущала потребности закрыться от его взгляда. Наоборот, она грациозным движением откинула голову назад, заставив тяжелую массу волос упасть за спину, и его жадному взгляду полностью открылись восхитительной формы упругие груди, и странная темная дрожь возбуждения пробежала по ее телу от этого голодного горящего взора.

— Ты… ты выросла и стала настоящей красавицей, Кейт, — сказал Вэл тихо. — Когда же это случилось? Кажется, я всего лишь на миг отвернулся, а девочки, которую я когда-то знал, уже больше нет. — Он вновь притянул ее к себе и спрятал лицо в сумраке ее волос. — Клянусь, — прошептал он глухо, — я больше никогда не спущу с тебя глаз!

Красивые слова, красивые обещания… Ах, если бы только эти слова шли от сердца Вэла, а не от его затуманенного любовным заклятием сознания! Но Кейт отбросила эти мрачные мысли, как только Вэл принялся ласкать ее. Он нежно гладил ее спину, бедра, обхватывал ладонями ягодицы, прижимал к себе, давая ощутить, каким горячим и твердым стало его мужское естество. Кейт дрожала, вся поглощенная этими новыми ощущениями, но в то же время она чувствовала себя странно уязвимой от своей наготы: ведь Вэл был полностью одет. Но едва она потянулась к верхней пуговице его рубашки, чтобы расстегнуть ее, Вэл перехватил ее руку.

— Нет!

Его голос прозвучал неожиданно резко, и Кейт показалось, что она уловила в нем панические нотки. Но, когда она с изумлением и тревогой заглянула ему в лицо, он попытался выдавить из себя улыбку.

— Не сейчас, — сказал он, отодвигаясь от нее, и у Кейт закралось подозрение, что он что-то прячет от нее под рубашкой. Но прежде, чем она успела задать ему хоть один вопрос, Вэл дунул на свечу, погрузив комнату в полную тьму. А потом Кейт не могла уже ни о чем думать. Вэл подхватил ее на руки, отнес на кровать, осторожно положил и лег рядом. Он захватил ее руки одной рукой и, заведя ей за голову, прижал к кровати, так что теперь она была абсолютно беспомощной перед немилосердными жадными ласками его губ и пальцев. Кейт тихо стонала от каждого поцелуя, каждой ласки. Несмотря на все свои сетования по поводу монашеского образа жизни, Вэл был страстным любовником, о котором только может мечтать любая женщина. Если бы только его страсть была настоящей, а не вызванной ее же собственным колдовством в ночь Хэллоуина!

Это было так странно — заниматься любовью в полной темноте, под звуки дождя и грозы, рокочущей где-то в отдалении, когда единственными звуками внутри комнаты было их частое, хриплое дыхание. Вэл так и не стал тратить время на то, чтобы раздеться — он только спустил до колен бриджи. Это было вовсе не так романтично и красиво, как виделось Кейт в мечтах, но она была более чем готова его принять, когда он развел ее ноги и склонился над ней.

Опираясь на руки, Вэл впился в ее рот голодным, жадным поцелуем и одним движением проник в нее. Кейт пронзила мгновенная острая боль, а затем она уже не чувствовала ничего, кроме истинно волшебного ощущения, когда его тело соединилось с ее телом в одно целое.

— Теперь ты моя, Кейт, — задыхаясь, прошептал Вэл прямо ей в ухо. — И ничто и никто никогда не отберет тебя у меня.

Ах, если бы это было правдой! У Кейт защипало глаза от подступивших слез, потому что она знала: все будет по-другому. Вэл первый уйдет от нее, едва только будет снято любовное заклятие.

Кейт яростно моргнула, прогоняя прочь тоскливые мысли. Она решила, что не будет сейчас думать об этом, и, крепко обняв Вэла, громко застонала, когда он начал двигаться внутри ее — все быстрее и быстрее.

Вспышки молний время от времени освещали лицо Вэла, нависающее над ней, но она так и не смогла разглядеть выражение его глаз в тот момент, когда он подводил их обоих к кульминации запретной страсти. «И, возможно, к лучшему», — подумала Кейт. Потому что таким образом она могла полностью отдаться ему и представлять себе, что он на самом деле ее любит. Хотя бы этой, одной-единственной ночью.

Рэйф держал Корин в объятиях, чувствуя всем телом ее мягкие округлости. Корин казалась немного зажатой, неуверенной: она явно не принадлежала к тому сорту женщин, которые с легкостью проявляют таким образом свою благодарность. Но Рэйф хорошо знал, как можно соблазнить женщину, даже если она сначала не хочет близости.

Он завладел ее ртом, дразня и лаская его своими губами и языком, и наконец заставил ее раскрыть губы. Ее язык застенчиво двинулся вперед, сплетаясь с его языком. Рэйф подавил улыбку торжества, когда почувствовал, как она расслабилась и приникла к нему

Он целовал ее долго и глубоко, его большие сильные руки блуждали по всему ее телу, сминая старую, ветхую ткань рубашки — непривлекательный барьер между ним и роскошным, щедрым женским телом. Прервав очередной жаркий поцелуй, он принялся развязывать ленты на кружевном лифе ночной сорочки.

Корин дрожала, жаркий румянец покрыл ее щеки и грудь, когда Рэйф спустил рубашку с ее полных розовых плеч, но она не сделала ни единого движения, чтобы остановить его. Это сделали ее глаза. Когда она подняла на него взгляд — беспомощный, молящий о милосердии, — его внезапно охватили сомнения, хотя, убей бог, он не мог понять почему. Его тело уже все пульсировало от желаний, так давно его не посещавших. И, черт возьми, она ведь сама все начала! Корин сама предложила себя ему, а она не какая-нибудь невинная девица. Она была замужем, родила ребенка, так что должна прекрасно знать, что это такое — вожделение мужчины.

Но тогда почему она выглядит такой юной, такой чертовски невинной, стоя здесь перед ним в своей ветхой ночной рубашке, с волосами, завивающимися мягкими кольцами вокруг серьезного лица?

Рэйф сжал зубы и взялся за бретельки сорочки, чтобы спустить ее еще ниже и обнажить грудь… но внезапно обнаружил, что он не может этого сделать. С проклятиями он натянул сорочку обратно ей на плечи и, резко развернувшись, отошел к окну. В течение какого-то времени единственным звуком в комнате был стук дождя, барабанившего по стеклам, и его собственное тяжелое дыхание. Когда он вновь осмелился взглянуть на Корин, она, растерянная и смущенная, стояла там же, где он ее оставил.

Рэйф не винил ее. Он и сам чувствовал себя чертовски растерянным — с чего бы ему сгорать от неосуществленного желания, когда объект его вожделения стоит рядом с ним — стоит только протянуть руку? Но, когда она попыталась вновь подойти к нему, он резким движением остановил ее.