Сестры лжи - Тейлор К. Л.. Страница 50
Я не настаиваю. Потому что сама вспомнила, откуда мне знаком этот запах. С той ночи, когда мы прощались со злосчастной Рут.
Потянувшись за кружкой, что стоит возле моих ног, я подношу ее к губам. Жидкость отдает дрожжами и уксусом, но я заставляю себя сделать глоток.
– Схожу за второй порцией, – говорю я.
Айзек ни одним движением не показывает, что хочет меня остановить, и я неспешно добираюсь до кухни, где доливаю кружку из бочки, что стоит под навесом снаружи. Моим местом тем временем завладела Линна. Пока подхожу, она и на сантиметр не сдвигается в сторону, поэтому я сажусь поодаль.
На противоположной стороне круга встает Ал. Она заводит руки за голову, неторопливо разминая плечи, затем шею, кладя голову то так, то эдак. Мы встречаемся глазами, и она вновь кладет голову вправо – только на этот раз более выразительно; как бы кивок в сторону реки. Ага, есть разговор, читаю я.
Она пропадает во мраке, не дав мне времени на ответ.
Приподнимаюсь, чтобы пойти следом, но тут меня за руку хватает Айзек и разворачивает лицом к себе.
– Я вижу, кто-то заскучал, м-м?
Линна визжит, когда я приземляюсь к нему на колени. Силюсь подняться на ноги, однако он обхватывает меня, принимаясь щекотать шею губами.
– Прекрати, – толкаю я его в грудь. – Мне в туалет надо.
– Я сам решу, куда и когда тебе надо.
Хотя голос у него небрежный, как бы шутливый, угрозу я слышу отчетливо. Он губами добирается до моего рта, пока я барахтаюсь у него в руках. К реке, скорее к реке, не то Ал решит, что я не хочу с ней разговаривать. Что из принципа выбрала себе компанию Айзека.
– Тьфу! Да ну тебя, квелую! – сталкивает он меня с колен, так что я валюсь на Линну. Чера смеется. В этом смехе мне чудятся до того зловещие нотки, что на руках волосы встают дыбом.
Если она и говорит что-то, я не слышу – слишком занята, осматривая темный речной берег в поисках Ал.
– Эй, ты чего? – Айзек шлепает меня по голой лодыжке.
– Ничего.
– Вранье. Ты почему мне врешь, а? – заглядывает он мне в глаза и отворачивается, принимаясь с озабоченной складкой на лбу разглядывать сидящих вокруг огня. Его взгляд перехватывает Радж, машет в ответ, но Айзек этого словно не замечает: сейчас он смотрит куда-то вдаль, в сторону реки. Может, заметил, что Ал оттуда подает мне какие-то сигналы? Может, уже догадывается?
– Айзек, я в полном порядке. Клянусь. Я…
– А ну, помолчи. – Он кладет мне палец на губы, продолжая осматриваться по сторонам. Нахмуренные брови съезжаются еще ближе, когда он глядит на главный корпус, однако в следующую секунду я вижу на его физиономии насмешливо-триумфальное выражение. – Всё из-за Фрэнка, да? Боишься, что я выпущу его из подпола, потому что Дейзи распускает всяческие слухи? Черт побери, – Айзек стучит себе по виску, – ты же мне этим утром сказала открытым текстом, что хочешь его убить, а я даже не обратил внимания… Потому что сосредоточился, как помочь тебе обрести голос для негативных эмоций, ведь ты страдала в молчании аж с того времени, когда… – Он привлекает меня к груди. – Ну, прости, а? Эмма?
Запах мускуса и пота от его футболки вызывает прилив тошноты, но я заставляю себя обнять его за талию, пока он покачивает меня, как в лодочке.
– Ладно, я это исправлю. – Айзек резко отстраняется, не снимая рук с моих бедер. – Обещаю.
– В смысле?
Он лишь мотает головой, не пряча улыбку, и идет к Йоханну на ту сторону круга, и я не успеваю добавить ни слова.
Легкий хлопок по плечу заставляет меня взглянуть вверх. Линна.
– Пойду Ал поищу. Кажется, она возле реки.
Я молчу. Не то разрыдаюсь, честное слово.
– Эмма. – Ее пальцы скользят у меня по предплечью. – Я знаю, что сегодня утром ты переспала с Айзеком.
– С чего ты взяла?
– Много будешь знать, скоро состаришься. И вообще я на твоем месте подумала бы об отъезде. Пока Дейзи не прознала.
– Куда же мне в такую погоду? Только шею свернуть?
– Какая досада, – расплывается она в сладкой улыбке, – потому что оставаться здесь тебе тоже небезопасно.
И с этими словами уплывает в сторону, подолом бесшумно сметая золу на дворике.
Ошиблась я на ее счет. Линна – не скворец-волоклюй, паразитирующий на шкурах толстокожих. Она – морской конек; эдакое безобидное, своеобразно выглядящее, жеманное созданьице, дрейфующее сквозь нашу дружбу, не беспокоя никого и ничего, пока не окажется рядом, и тут – щелк пастью! Слова, что она секунду назад сказала, не были моральным щипком или завуалированной гадостью, чтобы испортить настроение. Нет, это была угроза. И я не собираюсь тут торчать, чтобы выяснить, что за ней стоит.
Глава 34
Я сажусь медленно, отмечая, как отдается пульс в висках – верный признак похмелья, – и смахиваю пряди с лица. Волосы пахнут копотью, пригорелым мясом и пóтом. Неподалеку дрыхнет Линна; нас разделяет белая церковная свеча, то и дело плюющаяся искрами, потому что фитилек вот-вот утонет в глубокой лужице плавленого воска. По другую руку от нее спит Ал, прикрытая конвертом-наголовником спального мешка так, что виден лишь незакрытый, слегка похрапывающий рот. Бок о бок с ней лежит Дейзи, широко разбросав ноги, полностью одетая, на голом матрасе; ее спальный мешок валяется в стороне, словно она заснула там, где упала. Спящая, Дейзи напоминает куклу; щеки оттеняют ее длинные темные ресницы; коротенькие, обгрызенные ногти прижаты ко рту.
Линна смотрится совсем крошечной, хрупкой. Без своих исполинских очков она смахивает на какую-то зверушку вроде крота. Корни розовой челки успели подернуться черным тоном. Вчера, наслушавшись ее «любезностей», я не стала возвращаться к костру, а укрылась в спальне. Заползла там в спальный мешок, натянула наголовник до отказа и затем несколько часов лежала, обливаясь по́том под толстым слоем синтетики и шерсти, пока со стороны дворика доносились возбужденные вопли и скрипучий смех. Как так вышло, что наш отпуск превратился в эдакую мерзость? Мы прибыли в «Эканту» друзьями – пусть и со своими проблемами, запрятанными под улыбки и нетерпеливое ожидание приключений. Наша дружба выдержала испытания университетом, переездами, работой с девяти до пяти и сердечными увлечениями. По крайней мере, я так думала. А выясняется, что связи, которые представлялись мне столь прочными, и гроша ломаного не стоят. Хватило одного-единственного неверного движения, чтобы все посыпалось как карточный домик.
Я тянусь за бутылкой воды, что лежит у подушки. Пусто. Выкарабкиваюсь из спального мешка, шлепаю босыми ногами через дортуар, выбираясь на дорожку. Вода, что течет у нас в душевой, не годится для питья, а у меня классический сушняк.
Я бреду по дорожке к главному корпусу и захожу в коридор, где из всех звуков слышно лишь пошлепывание моих босых ног по деревянным половицам, а свет исходит от единственной свечи, что стоит на столике, который некогда перевернула Ал. Удивительно, каким далеким кажется тот день, хотя прошло меньше недели… По дороге на кухню, откуда доносится запах кумина, кардамона и корицы, я бросаю мимолетный взгляд в открытую дверь кабинета Айзека – и обмираю. Стол сдвинут к окну, ковер небрежно сдернут и лежит бесформенной грудой возле раскиданных книг, бумаг и даже тапочек, образуя своего рода рамку вокруг темной дырки слева.
Я цепенею окончательно.
Люк открыт.
Хочу отвернуться, но не могу. Сил хватает лишь на то, чтобы пялиться на этот темный проем, что расположен едва ли в трех метрах от моих ног.
Где Фрэнк? Судя по обстановке, он либо сам выбрался, либо завязалась потасовка, чтобы его отсюда вытащить…
В раскрытое окно врывается ветер, теребя не только занавески, но и раскиданные листы бумаги. Чисто машинально я поднимаю ближайший из них, хотя и не с первого раза: вот до чего дрожат пальцы.
В руках у меня распечатка электронного письма от Линны к Айзеку. Дата – 15 апреля, то есть за три с половиной месяца до нашего приезда.