Этот прекрасный сон - Макгвайр Джейми. Страница 22
– Эйвери! – Джош поставил кофейные стаканы на столик. – Таким засранцам, как я, иногда везет: некоторые из нас просыпаются. Я проснулся, когда взял тебя на руки после аварии. Дело не в том, что я тебя пожалел или возомнил себя божеством. – Он усмехнулся. – Я каждый раз умоляю тебя о новом свидании и стою у тебя под дверью с кофе в руках, потому что изменился. А изменился я потому, что не хочу быть тем, за кого ты меня принимала.
– Ты не засранец, – пробормотала я.
– Я был им, но изменился, причем резко. Не спорю. Надо было начать меняться раньше. Много времени ушло впустую, и я понял это, когда чуть не потерял тебя.
Я прикусила губу, ожидая, что он придет к другому заключению. Все было слишком реально, происходило слишком быстро, и я боялась отдать сердце тому, кто знает, как его разбить.
– Эйвери, детка. – Он опять посмотрел на часы, и его подбородок дрогнул. – Мне пора на работу.
– Хорошо, – кивнула я. – Не надо было мне начинать этот разговор.
– Скажи мне, что с тобой все в порядке. Что с нами все в порядке.
Я еще раз кивнула. Он подошел ближе и привлек меня к себе. Как только я вдохнула его запах, мне полегчало. Это была не игра, не борьба, не психологическая травма. Он действительно беспокоился обо мне, и я очень хотела верить, что достойна чьей-то заботы.
– Подожди до вечера. – Джош поцеловал меня в висок. – Я приду, и мы договорим.
– Со мной действительно все в порядке, – ответила я, чувствуя себя глупо. – Просто что-то нашло.
Джош запустил руку в мои мокрые волосы и, когда я подняла глаза, запечатал мне рот долгим настойчивым поцелуем. Отстраняясь, он прикусил мою нижнюю губу. На коже остался след.
– Увидимся через восемь часов. – Джош, еще не остывший после нашего спора и поцелуя, взял свою чашку, вышел и захлопнул за собой дверь.
Я закрыла задвижку и, пятясь, вернулась в гостиную.
– Обалдеть! – выдохнула я, наткнувшись голыми икрами на кофейный столик.
Меня накрыло. Я чувствовала это, когда слонялась по квартире и покупала еду в ресторанчике «Джей-Вок». Это чувство сидело на пустом стуле напротив меня, когда я доедала свою жареную курицу с рисовой лапшой в комнате отдыха. Я наполнялась этим с каждым кусочком пищи, с каждым глотком воды, с каждым входящим или выходящим человеком. Я запала на Джоша Эйвери – Мак-Бабника, парамедика, которого невозможно приручить.
– Я тебя люблю, но ты дура, – сказала Деб, сидя передо мной и облизывая жирные пальцы. – Да-да, я имею в виду Джоша.
– Он не глупый.
– Конечно. Вкус на женщин у него есть. По крайней мере, с прошлого месяца появился. А то чертова Эштон была небось, как кошачье дерьмо под соусом из грибковой слизи.
Я подавила рвотный позыв, подступивший к горлу при мысли о подобном блюде.
– Деб, как тебя терпят люди, не работающие медсестрами? По-моему, твое общество может выдержать только тот, кто способен одной рукой убирать говно, а другой держать блевотный пакетик.
– Так ты это умеешь, – ответила она, кусая чизбургер.
Я закатила глаза и швырнула в нее упаковку соевого соуса:
– Все, ухожу.
– Перерыв еще не закончился! – прокричала Деб мне вслед.
Покинув комнату отдыха, я прошла по коридору и нажала на кнопку лифта. Он открылся. В кабине мне составил компанию нервный папаша с новехоньким детским автомобильным креслицем в руках.
– Забираете малыша домой? – спросила я.
– Ага, – широко улыбнулся он.
Я посмотрела на креслице: оно было бежево-коричневое. По расцветке пол ребенка не угадаешь.
– Мальчик или девочка?
– Девочка, – сказал он, не переставая улыбаться.
– Поздравляю.
Лифт подъехал к родильному отделению и раскрыл двери. Я пропустила счастливого папашу вперед, потом вышла сама и остановилась у широких окон палаты новорожденных. Больше половины кроваток было занято.
В коридоре показался яркий халат медсестры Джорджии. Ее темно-русый конский хвостик растрепался, покрасневшие глаза смотрели устало.
– У вас почти аншлаг? – спросила я.
– Это еще что! – произнесла она так, как говорят на берегах Миссисипи. – Сегодня полнолуние. Заскучаешь в неотложке – приходи сюда. Я покажу тебе настоящую запару.
Я усмехнулась. Она подмигнула мне и, шурша халатом, направилась в родильную палату.
– Милые, правда? – вдруг раздался у меня за спиной голос доктора Розенберга. – Я часто сюда прихожу, чтобы сосредоточиться и получить положительный заряд.
– А я просто спасаюсь от Деб, – пошутила я.
Он рассмеялся:
– Что-то вас в последнее время не видно в баре. Заняты, наверное?
– Занята, – сказала я, с улыбкой глядя через стекло.
Малыши и правда были милые, но думала я не о них, а о Джоше.
Вдруг я посерьезнела и подняла глаза на доктора:
– А вы теперь завсегдатай «Дыры на углу»? Давно?
– С тех пор, как стал реже вас видеть.
Я улыбнулась, приподняв краешки плотно сжатых губ:
– Да. Вечерами я действительно занята.
– И как успехи?
Я не хотела вздыхать, но вздохнула. Меня прорвало, и я не смогла остановиться даже тогда, когда вежливое лицо доктора озадаченно вытянулось.
– Ну что ж, отлично, – сказал он так, как разговаривал с Деб и другими медсестрами, если они пытались с ним поболтать. – Желаю вам всяческого счастья.
– Всяческого счастья? – повторила я с нескрываемым отвращением.
В глазах Розенберга снова мелькнула искра.
– Я это к тому, что вы не воспользовались моим советом, а значит, вряд ли будете помнить о нем в дальнейшем.
– Вы о чем? О каком совете?
– О совете держаться подальше от Джоша Эйвери. Общение с ним не сулит вам ничего хорошего. – Оглядевшись по сторонам, доктор ласково взял меня за руку и завел за угол: – Все-таки позвольте мне сказать. Ведь раньше мы были друзьями.
– Разве?
– Я думал, что да. – Он как будто обиделся.
Розенберг дотронулся кончиками пальцев до моего лица. Я отстранилась и посмотрела вокруг: в десяти футах от нас стоял Джош. В его глазах горела убийственная ярость. Я, вздрогнув, попятилась:
– Вы видели, что он здесь!
– Конечно нет, – сказал доктор Розенберг. – Здравствуйте, Джош.
Тот ответил кивком. Доктор буркнул: «Извините, мне пора» – и направился к лифту. Когда Джош подошел, я ткнула пальцем туда, где секундой раньше стоял Розенберг:
– Ничего не было. Доктор действительно вел себя странно, но я не… – Подбирая слова, я заметила, что Джош сжал зубы. – Я догадываюсь, как это выглядело со стороны.
– Ну и как же? – процедил он наконец, с трудом сдерживаясь, чтобы не взорваться.
– Понимаю, ты сердишься. Но я на работе, а Розенберг мой начальник.
Джош сунул руки в карманы и пожал плечами:
– Эйвери, что, черт возьми, это значит?
– Не надо повышать на меня голос! – прошипела я, подавшись к нему, и попыталась уйти, но он поймал меня за руку.
Я повертела головой, проверяя, не было ли у этой сцены свидетелей, и снова посмотрела на Джоша:
– Пусти меня, пока нас кто-нибудь не увидел.
– Ты по-прежнему влюблена в него?
Я разинула рот:
– Никогда я не была в него влюблена! Он женат. За кого ты меня принимаешь?
Джош нахмурился:
– Хватит, малыш, открой наконец глаза: он тебя хочет.
Я опять огляделась, прежде чем ответить:
– А даже если так, что с того? Раз красавец-доктор, от которого без ума все медсестры, мной заинтересовался, я, по-твоему, должна немедленно брякнуться на спину? Зря ты так мало мне доверяешь, Джош. Если я на тебя запала, это еще не значит, что я наивная дурочка.
Он заморгал, не зная, чувствовать себя польщенным или обиженным:
– Как это понимать?
– Понимай, как хочешь. Мой перерыв закончился.
– Я провожу тебя вниз.
– Там ты можешь столкнуться с доктором Розенбергом, а тебе, пожалуй, лучше держаться от него подальше.
– Для него это точно будет лучше, он возражать не станет.