Мы выбираем звезды - Андерсон Пол Уильям. Страница 2
Люди куда-то спешили, толкались, размахивали руками; впрочем, немало было и таких, кто никуда не торопился и шагал, словно на прогулке. В толчее было не различить ни цветов одежды, ни лиц. Запахи перебивали друг друга, в ушах отдавались шаги и голоса. Ветер гонял от стены к стене клубы то ли дыма, то ли чего-то еще, забирался Кире под одежду, горяча кровь и помогая на какой-то миг забыть о вони и сутолоке.
Неужели сектор и впрямь превратился за двадцать лет в сущий ад или память обманывает? Трудно сказать. Родители редко возили Киру на восточное побережье озер. Как бы то ни было, повода чувствовать себя в опасности нет. Ее окружают люди, скорее всего, вполне приличные. Смуглокожая женщина в сари, кабальеро с колокольцами на широкополой шляпе; мужчина, чьи крупные, все в шрамах руки и эмблема братства на рукаве выдают в нем разнорабочего, семейная пара в зеленом (цвет, который издавна предпочитают приверженцы веры в Возрождение), – ну какая от них может исходить угроза? Опасаться следует носителей передовой технологии, обладающих деньгами и властью; точнее, тех из них, кто принадлежит к правительственным кругам этой страны. По крайней мере, так утверждает математическая статистика.
Тем не менее, покрытые копотью стены, темные дверные проемы, охранники в магазинах, витрины которых когда-то ломились от товаров более высокого качества, и, прежде всего, толпы народа напоминали кошмарный сон. Быть может, она, Кира Дэвис, движется по асимптоте* [Асимптота – прямая линия, к которой неограниченно приближаются точки некоторой кривой по мере своего удаления в бесконечность.], тщетно пытаясь приблизиться к заветной цели?
Неожиданно Кира увидела впереди распахнутые ворота Внутреннего Города, и на сердце сразу полегчало. Пускай целиком, а он поистине гигантских размеров, комплекса отсюда не разглядеть, пускай некоторое время назад она различала с пригорка колонны, арки, башни и крыши лазурно-голубых тонов и центральный шпиль, увенчанный тэтой – буквой греческого алфавита, а теперь видит лишь ворота, этого для нее достаточно.
Кира нахмурилась. Чем объяснить столь резкую перемену настроения? Рисковать собой ей приходилось и раньше, но она всегда оставалась по-буддистски спокойной. Может, всему виной усталость? Однако от станции проката трициклов до городских ворот не так уж далеко. Правда, из Камехамехи она добралась на такси до Гонолулу, долетела суборбитальным шаттлом до Северо-Западного централа, а на пути в Буффало дважды пересаживалась с поезда на поезд. Ну и что? Подумаешь, эка невидаль.
Bueno* [Bueno (исп.) – хорошо, ладно.]; вероятнее всего, зная, какова ставка, она просто-напросто нервничает сильнее, чем себе признается. Кира мысленно прочла мантру покоя и принялась высматривать, где бы припарковаться.
Вон там. Она заглушила двигатель, слезла, закатила машину в бокс, бросила в паз монетку и приложила большой палец к пластинке фотоэлемента. Пятьдесят сентимо за час; должно хватить с лихвой, если не хватит, у нее в карманах достаточно мелочи. На небе собирались тучи, поэтому Кира опустила колпак. Зачем мочить седло, панель управления и багажник, если ей предстоит возвращаться со столь ценным грузом – вернее, пассажиром? К тому же, сырость будет отвлекать, что недопустимо: пренебрежение любым пустяком может оказаться роковым.
И спешить тоже нельзя, если она не хочет привлечь к себе внимание. Кира пробралась сквозь толпу и вошла в ворота.
Шум и сутолока остались позади. Транспорта за воротами было значительно меньше, но вот людей как будто не убавилось; они сновали туда-сюда – жители, обслуживающий персонал, покупатели, гости. Возможно, подумалось Кире, ворота означают проход в иной мир. Снаружи царили бедность, беспомощность и дикость, которые повсюду на Земле служили как бы мостом к передовой технологии, но на деле, не были с ней никоим образом связаны.
Тех, кто обитал во Внутреннем Городе, подавляло его великолепие. Мозаичные дорожки, фонтаны, клумбы и парки – шедевры генофлористики, громадный голографический экран, изображавший сцену из балетного спектакля, записанного на спутнике Л-5, на уровне с малой гравитацией… Верхняя, десятая по счету аркада, череда которых начиналась прямо от ворот, поддерживала прозрачную крышу, сквозь которую виднелись тучи. Из-за них пробивались солнечные лучи, а порой проглядывала тусклая дневная луна, похожая на увиденную во сне родину. Да, подумала Кира, сейчас даже луняне кажутся родней и ближе городских жителей.
Она вдруг почувствовала себя голой, но отогнала неприятное ощущение, закусила губу и направилась ко входу в здание. Вестибюль оказался почти пустым. Мимо Киры прокатил робот-посыльный. Девушка заметила на потолке металлическое панно со знаками зодиака: металл потускнел и явно нуждался в полировке. В креслах у стены сидели двое мужчин. Один, с волосами оттенка сепии, облаченный в темный комбинезон, курил сигарету. Кира уловила запах смешанного с марихуаной дешевого табака, поморщилась и подумала, что хотя авантисты, по их словам, покончили с идеями, которых придерживалось население Северной Америки, с пороками им совладать не удалось. Другой мужчина был начисто лишен волос; его кожа отливала золотом, черты лица казались… необычными, что ли. Неужели метаморф, продукт едва ли не узаконенных в былые дни в некоторых государствах Земли экспериментов с ДНК? Мужчины молчали – возможно, они не были знакомы – и не обращали внимания на мультивизор, на экране которого какая-то женщина учила группу молодежи следовать установленным принципам и сообщать властям обо всех, кто поступает иначе, чтобы правительство могло позаботиться о заблудших душах.
Кира вздрогнула. Она знала о подобных вещах лишь понаслышке – из выпусков новостей, со слов других – да из отчетов, в которые иногда заглядывала. Порой ей становилось не по себе. Например, у родителей отобрали ребенка, а их самих обвинили в жестоком обращении с сыном, поскольку они твердили ему, что не надо верить рассказам школьных учителей о великих прозрениях Ксуана. Налоговые инспекторы довели до банкротства, а затем предъявили обвинение в утаивании доходов женщине, которая занималась импортом и утверждала во всеуслышание, будто многие законы ущемляют права импортеров. Итог – полицейское досье, койка в реабилитационном центре, пустые улыбки товарищей по несчастью, которые, словно сговорившись, отрицают, что очутились здесь по политическим мотивам. «Наше государство стремится к тому, чтобы встать надо всякой политикой». Впрочем, Кира убеждала себя, что скоро все обязательно изменится – долго так продолжаться не может. Но сейчас она увидела – услышала, ощутила – кусочек реальности.
Вместо того, чтобы произнести имя в микрофон, она набрала на клавиатуре: «Роберт Э. Ли». Глупость какая-то! С чего она взяла, что мужчины в креслах – агенты тайной полиции? Неважно, у них тут свои правила игры. На экране, как она и ожидала, высветилось: «Д-1567»; далее следовали указания, как добраться до двери с этим номером. На память Кира никогда не жаловалась, а потому распечатку заказывать не стала. Девушка подошла к фарвегу* [Фарвег (нем. Fahrweg) – здесь: «комплекс самодвижущихся дорожек».] и нажала кнопку вызова. Створки двери разъехались в стороны. Переносной стабилизатор Кире не требовался, к ускорениям ей тоже было не привыкать; переступая с дорожки на дорожку, она достигла самой быстрой.
Путешествие заняло около десяти минут – с тремя пересадками, в том числе на вертикальную линию. Чтобы справиться с нервозностью, Кира заставляла себя приглядываться к людям, что попадались ей по дороге. Они отличались друг от друга гораздо меньше, чем жители прочих городов Земли и даже чем те, кого она встречала на улице. Брюки, пиджаки, блузки, лосины, комбинезоны – все одного фасона; цвета неброские, что называется, консервативные. Иногда девушка замечала рубашку с жабо или платье, что переливалось словно радуга, но и такая одежда не производила впечатления чего-то праздничного. Мужчины не носили бород, волосы у них, как и у женщин, были подстрижены на уровне чуть ниже ушных мочек. Да, вот уже двадцать три года для американской элиты и многих простых людей единообразие является залогом успеха. Более того, оно постепенно становится основным условием выживания.