Мы выбираем звезды - Андерсон Пол Уильям. Страница 36

– Помнится, у вас заправляют возрожденцы.

– То-то и оно. На пару с «зелеными».

– Но ведь планета гибнет, – нахмурившись, заметила девушка.

– Естественно, ее надо спасать, никто и не спорит. Я с пеленок истовый консерватор, но пускай человек крепко подумает, прежде чем обозвать меня «зеленым». Черт побери, Джу… Прошу прощения, мисс Треворроу. Судя по вашим словам, вы вместе со своим отцом стараетесь предотвратить экологическую катастрофу. Но разве можно закрывать атомные электростанции, вынуждая тем самым множество людей замерзать зимой и дышать той гадостью, которую вырабатывают угольные генераторы? Ведь речь идет не только об углекислом газе и канцерогенах, но и о радиоактивных элементах, которые не высвобождаются даже при взрыве ядерного реактора! ' Или платить бешеные деньги за солнечные батареи, способные и в ясный день обеспечить электроэнергией одну-единственную лампочку на квадратный ярд? Или запрещать применение пластмассы, хотя ее легко переработать, и требовать возврата к бумаге, для чего придется превратить уцелевшие леса в монокультурные плантации? Или вводить немыслимые налоги на предпринимательство, устанавливать правила одно нелепее другого и плодить чиновников, то есть ставить рогатки, которые способны преодолеть лишь крупные фирмы? Или… – Гатри сделал паузу, чтобы перевести дух.

– В Австралии происходит то же самое.

– Вряд ли у вас настолько плохо, – Гатри желчно усмехнулся. – Извините, если чем обидел. По-моему, экологический фашизм – только одна сторона медали. Куда опаснее фашизм как таковой, или, если хотите, пуританство. Генри Л. Менкен* [Г. Л. Менкен (1880-1956) – американский журналист, автор множества статей и книг, в которых критикуются жизненные ценности нынешнего поколения.] однажды заметил, что пуританин – это человек, который просыпается среди ночи в холодном поту при мысли, что кому-то где-то может быть хорошо. Значит, нужно защищать бедного, невежественного обывателя от него самого. Обложим налогами алкоголь и табак, лишим людей нормальной еды, станем пропагандировать умеренность во всем, чтобы со временем все запретить, будем пудрить мозги детям, разбивать школьные классы на группы по видам спорта, поднимем в тысячу раз цены на топливо, заявим, что увеселительные прогулки – зло, а поддерживание дома той температуры, какая нравится хозяевам, – антиобщественный поступок. Каждый пузырек с лекарством следует открывать не иначе как ножовкой по металлу, а на нитроглицерин вообще наложить запрет… Тем временем общество, разумеется, будет двигаться к светлому будущему, которое предусматривает рациональное распределение обязанностей между мужчинами и женщинами, коренным населением и иммигрантами, преуспевающими и «обездоленными». В колледжах – строгие квоты для талантливых и тех, кто на деле хочет получить образование, дабы охватить «людей с особым складом ума». Уберем с библиотечных полок книги, пуще того – не позволим их печатать. Тех, кто смущает народ идеологически вредными рассуждениями, будем судить, штрафовать и клеймить всеобщим презрением. Или же убивать, чтобы неповадно было… Черт! Снова я за свое. Нет чтобы любоваться закатом! Ради Бога, извините.

– Не за что, – мягко проговорила Джулиана. – Мне трудно целиком с вами согласиться, но я люблю тех, кто не боится делиться своими мыслями, иными словами – нормальных людей. Вы поэтому и забрались в такую глушь?

– Не совсем. Сначала я хотел вернуться в Южную Америку. Демократия там пустила крепкие корни, и перед тем, кто готов рисковать, открывается много возможностей. Однако… Австралия на сегодня единственная страна, которая выполняет свою космическую программу. У нас полный бардак, повсюду чинуши и тупоголовое начальство. Слишком многие предприниматели сломали себе шею, пытаясь одолеть бюрократов, чтобы стоило связываться. Европейцы же и японцы, похоже, довольны тем, что имеют, и не собираются двигаться дальше. Кроме того, они недолюбливают чужаков. А вы, австралийцы, наконец-то решили строить космопорт. Ведутся разговоры о модернизированных пусковых установках… Я не прочь поучаствовать, насколько получится, честное слово, не прочь.

– Почему? – спросила девушка, глядя на него в упор.

– Потому что за вами будущее. Я отношу себя к консерваторам, но понимаю, что нельзя до бесконечности полагаться на ресурсы Земли. Если мы вскоре не начнем добывать сырье в космосе, с промышленной цивилизацией будет покончено, следовательно, погибнут миллиарды людей. А те, кто выживет, навсегда погрязнут в новом средневековье. Я хочу иной участи для своих детей.

– У вас есть дети?

– Нет. Я пока не женат. – О грешке молодости можно не вспоминать. И потом, с какой стати рассказывать ей о Бернис? Ну да, они старались ужиться, однако развод оказался наилучшим выходом для обоих, несмотря на то, что именно сердечная рана погнала его за моря.

– Вы правы насчет космоса, – сказала Джулиана. – Я сама много об этом размышляла, – она помедлила, – но не делилась своими мыслями ни с кем, кроме отца.

– Я тоже не кричу о своих планах на каждом углу, хотя намереваюсь сколотить на них состояние, причем громадное до омерзения. Процветай преуспевая.

– Да, нам есть что обсудить, – с некоторой что ли робостью признала Джулиана.

У него участился пульс, однако он промолчал. Не сговариваясь, они повернулись лицами на запад. Солнце только-только скрылось за горизонтом, в небе догорали последние краски заката, море еще поблескивало, но вода темнела буквально на глазах. Ветер потихоньку набирал силу. Шелестели паруса, поскрипывал гик; шхуна слегка раскачивалась, плеск волн становился все громче. Тем не менее, в вечерней тишине каждый звук доносился словно издалека. На небосводе мерцала маяком вечерняя звезда.

– Господи Боже, – вдруг выпалил Гатри, – да в космосе хватит места на всех! Свобода, новизна…

– Вы читаете мои мысли, – прошептала Джулиана.

Он накрыл ее ладонь своей. Девушка и не подумала отдернуть руку.

13

Оказавшись в краткосрочном отпуске на Луне, Кира Дэвис села в Порт-Бауэне на монорельсовый экспресс до Тихополиса в надежде, что там она сможет более-менее приятно провести время. Астербург и Дальноград представляли собой исследовательские базы, где все занимались исключительно наукой, а в прочих поселениях хозяйничали луняне, которые не то чтобы не воспринимали чужаков, но относились к ним таким образом, что те бывали рады-радешеньки, когда наступал срок отлета. Тихополис же являлся торговым и культурным центром планеты, связующим звеном между Луной и остальной Солнечной системой.

От пейзажа за окном, как обычно, захватывало дух. Пепельно-серые моря, кратеры, Земля, которая по мере того, как поезд продвигался на юг, опускалась все ниже, к линии горизонта; длинные бело-голубые тени, на фоне которых отчетливее виднелись оспины, оставленные на поверхности метеоритами, и вышки, что указывали местонахождение силовых кабелей. Звездный свет падал на диски передатчиков; Кире казалось, она нутром чувствует, как отражаются от них лучи, слышит торжествующую песнь могучей энергии.

Поезд взлетел на гребень Тихо, устремился вниз, промчался по дну кратера и нырнул под поверхность у наблюдательной башни. На вокзале Кира оставила свой саквояж в камере хранения, решив, что заберет его потом, когда разыщет кого-нибудь из знакомых, с кем можно будет сходить в сады и в зоопарк, где полным-полно уникальных животных. Но это завтра, а сегодня ей нужно отыскать кого-либо из старых приятелей. Значит, придется пробежаться по барам.

Покинув вокзал с его затейливыми древними фресками, девушка поднялась на верхний уровень. До чего же здорово иди пешком, не ощущая собственного веса, прыгать, как кенгуру, парить в воздухе! Тем более, когда поблизости нет никаких машин. Насчет того, быстро ли организм приспособится к малой гравитации, волноваться не стоит: она тут долго не задержится. То есть вертеться несколько часов подряд на центрифуге вовсе не обязательно.