Все оттенки роз - Крафт Элизабет. Страница 49

Теперь я дома, и Карлос лежит растянувшись на моей кровати и крутит вокруг пальца мою резинку для волос.

– Поверить не могу, что ты разгуливала по Европе одна, – говорит он, глядя на то, как я открываю чемодан и складываю в стопку грязную одежду, которую мне нужно постирать, пока я здесь.

– Я не настолько бесстрашна, как ты говоришь. По большей части я ездила на автобусе, с группами других туристов.

– Да, но ты останавливалась в хостелах и скорее всего ела багеты с сыром прямо из бумажного пакета.

– Так и было, – говорю я серьезным тоном. – Ты же меня знаешь. Такая я бунтарка.

Мы оба смеемся.

– И ты опять собираешься уехать? – спрашивает Карлос.

Я киваю и, оторвавшись от своего белья, смотрю на него.

– Я нашла в Вернацце работу в маленьком цветочном магазинчике на неполный день и чудесную недорогую комнатку в аренду. Прямо на берегу. Там так красиво, Карлос. Ты должен приехать ко мне в гости.

Он тоскливо вздыхает.

– Постараюсь. Сколько ты там пробудешь?

– Только до конца зимы, может, чуть дольше. Потом вернусь домой и буду работать у Холли. Отложу еще немного денег и следующей осенью начну учиться в Стэнфорде. Но я точно хочу еще немного попутешествовать, чтобы сделать как можно больше фотографий.

Я начинала с того же, что и любой другой человек, который отправился в путешествие: просто хотела запечатлеть увиденное, чтобы после возвращения сохранились воспоминания. Но это вылилось в нечто большее. Благодаря тому что я смотрела на мир через камеру, я научилась видеть вещи под другим углом.

– Так значит, ты теперь живешь в Италии и ты фотограф? – Карлос вскидывает бровь. – Всякий раз, когда мне кажется, что я разгадал, кто ты есть на самом деле, я оказываюсь неправ.

Я падаю на кровать рядом с ним.

– И ты, и я – мы оба. – Несмотря на эти слова, ничего в наших отношениях не поменялось. После долгого пребывания в чужих краях так здорово оказаться рядом с кем-то, кого знаешь так хорошо. Я устраиваюсь рядом с ним.

Карлос берет меня за запястье и поднимает мою руку.

– Больше нет треугольника?

Я прикасаюсь пальцами к тому месту, где раньше всегда рисовала этот символ. Теперь моя кожа чистая и загорелая, на ней не осталось даже следа от чернил. Прежде я добросовестно рисовала треугольник, обводила линии снова и снова, думая, что он защитит меня.

– Похоже, он мне больше не нужен.

– Похоже на то. – Карлос сжимает мою руку, потом снова опускает ее на кровать, а сам спрыгивает на пол, хватает рюкзак и просовывает ноги в свои мокасины. – Когда большое празднество в честь Лео?

– Сегодня в четыре. – Миа весь день украшает дом, надувает шарики и развешивает над дверьми праздничные ленты, а бабушка украшает торт. Они как будто изменились – стали счастливее. Миа вернулась к учебе в школе на неполный день, а бабушка нашла себе кавалера. Да, серьезно, она встречается с каким-то мужчиной по имени Пол. Сегодня на празднике я познакомлюсь с ним. Все изменилось… не только я.

– Вернусь позже, к началу мероприятия, – говорит Карлос, покидая комнату. Я надеваю ботинки и тоже через несколько минут выхожу из дома. Мне нужно повидаться кое с кем еще.

Когда я появляюсь в магазине, Холли чуть ли не бежит к дверям. Обняв меня, она просит:

– Расскажи обо всем.

Мы садимся у прилавка, и я рассказываю ей, как ехала на поезде из Испании в южную Францию; о пожилой чете пенсионеров, с которыми я познакомилась. Они больше года провели в путешествиях по Европе и позволили мне доехать с ними через Геную и дальше, вглубь Италии. Я рассказываю Холли о сине-зеленой воде и о городках на белых утесах над самым морем. Рассказываю о том, как ходила по музеям во Франции, о километрах искусства, о том, как это было вдохновляюще, как я делала зарисовки на ходу и все подряд фотографировала. Холли потрясена тем, что я устроилась в цветочный магазин за полмира отсюда. И все же, когда я заканчиваю рассказ, она подается вперед и спрашивает:

– А что с Тэйтом?

Я так давно не слышала его имя, что теперь по моим рукам пробегают мурашки. Последний раз я видела его в больнице. Но думала о нем чаще, чем мне хотелось бы.

– Я с ним не встречалась, – говорю.

– Но ты скучаешь?

Я киваю.

– Ничего не могу с этим поделать.

– Он был твоей первой любовью, а первые чувства сложнее всего забыть. И ты уж точно сделала все от тебя зависящее, чтобы оказаться от него как можно дальше.

– Я уехала из Лос-Анджелеса не для того, чтобы убежать от него, – говорю я.

– Возможно, это было не единственной причиной твоего отъезда, но если бы не он, ты бы вряд ли осознала, что тебе нужно посмотреть мир.

Холли права, но тем не менее мне сложно смириться с тем, что все хорошее стало следствием моего знакомства с Тэйтом. По мне, так он разорвал меня на куски, вырвал мое сердце.

– Продолжай слать открытки, – говорит Холли, обнимая меня на прощание у дверей магазина. – Я уже весь холодильник ими увешала.

Она целует меня в лоб. Мы машем друг другу на прощание, и слезы подступают к глазам у обеих.

Я еду по старым улочкам. И не могу не вспоминать, как ездила с Тэйтом по этим же дорогам, не могу не думать обо всех тех местах, где мы с ним побывали. Я прожила здесь всю свою жизнь, но все здесь напоминает мне о нем. Хотела бы я это забыть.

Но не могу. И не думаю, что смогу когда-нибудь.

Глава 26

Проведя дома всего пять дней, я снова убегаю из этого города. Первая остановка в Нью-Йорке, а оттуда я полечу в Рим. Иду по проходу самолета и нахожу свое место у окна во втором ряду с конца. Я рада, что уезжаю. Я еще не готова вернуться в Лос-Анджелес насовсем, не готова прямо сейчас столкнуться с реальным миром, вернуться к прошлой жизни. Эти пять дней, проведенные здесь, и без того дались мне непросто.

Пассажиры все еще запихивают багаж в отделения наверху и пытаются отыскать свои места, когда в проходе появляется стюардесса. Я пристегиваю ремень и, подняв глаза, вижу, что она остановилась у моего ряда и, перегнувшись через мужчину в костюме, который сидел у прохода, наклонилась ко мне.

– Шарлотта Рид? – В руке у нее сложенный листок бумаги.

– Да? – говорю я.

– Вам повысили класс.

– Простите?

– В первый класс, вас пересадили в первый класс. Прошу вас, следуйте за мной.

Я не шевелюсь – на мгновение в голове воцаряется пустота.

– Должно быть, у вас сегодня счастливый день, – с улыбкой замечает мужчина в костюме. А я только смотрю, моргая, на пустое место меду нами.

– Вы уверены? – спрашиваю я, поднимая взгляд на стюардессу.

– Вы единственная Шарлотта Рид на этом рейсе, так что да, вполне уверена.

– Не спорьте с этой женщиной, – добродушно говорит мужчина, подняв кустистую бровь. – Занимайте место, пока они не отдали его кому-нибудь еще.

Он поднимается и отходит на шаг назад, пропуская меня. Я беру свою надувную подушку и сумку с книгами, которые собиралась читать в полете, и иду за стюардессой в носовую часть самолета.

Пока мы двигаемся к первому классу, я не перестаю ждать, когда же она обернется, осознав свою ошибку, и поспешит проводить меня обратно в хвост. Но вскоре мы оказываемся за синей шторкой, и я невольно вспоминаю прошлый раз, когда летела первым классом. Во мне поднимается рой беспокойных мыслей. Я не хочу об этом думать, но ничего не могу с собой поделать: Это дело рук Тэйта?

Женщина останавливается, показывает мне мое место, и я вижу, что ряд пуст. Тэйта нет. Шумно и с облегчением выдохнув, устраиваюсь около окна. Спустя минуту она возвращается с бутылкой охлажденной воды и прохладным влажным полотенцем, которое пахнет огурцами. Я откидываю голову назад, закрываю глаза.

Но потом слышу, как в передней части самолета тихо переговариваются две стюардессы. Склонив головы друг к другу, они говорят о чем-то, чего я не могу разобрать, а потом поднимают глаза с улыбками на лицах.