Поцеловать осиное гнездо - Кэрролл Джонатан. Страница 25

Неужели она воображает себя Иовом? А меня – Господом Богом? Я же не мог даже прогнать собаку с моего кресла! Мысль об этом заставила меня взять трубку телефона. Вероники не было дома. Я оставил сообщение с просьбой позвонить, потому что нам надо поговорить. Никакого ответа. Я ждал два дня и позвонил снова, но так и не услышал ее голоса. Вместо этого она прислала еще одну открытку:

Иов Иовом, а нам было нужно поговорить. Я оставил еще одно сообщение на ее автоответчике, сказав, что в такое-то время буду в баре «Готорн» в Нью-Йорке: не могли бы мы встретиться?

Как бы там ни было, я тосковал по Веронике. В ней было больше тайн, чем у турецкого посла, и то немногое, что я узнал о ее прошлом, вызывало во мне дрожь. И все же я тосковал по ней. Я искренне надеялся, что, поговорив, мы сможем найти общий язык и повод помириться.

В день, когда я собирался поехать в Нью-Йорк, появились Касс и Иван, оба очень серьезные. Когда я спросил, что случилось, Касс дала знак Ивану. Он дал ей какие-то бумаги и отошел.

– Папа, не сердись, но я попросила Ивана это сделать. – Она протянула мне бумаги.

– Что это?

– Посмотри и тогда спрашивай, что хочешь. Если захочешь.

На верхней странице было имя Вероники. Не обращая внимания на Касс, я стал быстро читать. Я жевал резинку, но дойдя до середины первой же страницы, перестал.

– Кассандра, зачем ты это сделала? Откуда Иван это взял?

Она съежилась, но ее голос звучал вызывающе:

– Это моя вина, папа. Я попросила его отыскать, что сможет. Иван – хороший хакер, он может взломать многие сайты.

– Ты не ответила на мой вопрос: зачем ты это сделала, Касс? Это тебя совершенно не касается.

– До нее мне нет дела, папа. Я беспокоюсь о тебе. Я никогда, никогда не вмешивалась в твою жизнь. Но... – На глазах у нее выступили слезы, лицо смягчилось, и на мгновение она показалась семилетней девочкой. – Она мне не нравится, папа. В ту же минуту, как ее увидела, я подумала, что здесь что-то не так. Что-то неправильно. Ты меня знаешь. Большинство людей мне нравятся. Мне все равно, что они делают. Все равно, кто они такие. Но ее я просто невзлюбила, и потому...

– И потому сделала это? Ты не имела права! А что, если бы мне не понравился Иван, и я стал бы раскапывать грязь о нем после первой же встречи? Ты бы рассердилась? Подумала бы, что я вышел за рамки дозволенного? Это грубое вмешательство в чужую жизнь. Тебе она не нравится – прекрасно, мы бы могли поговорить об этом. А то, что ты сделала, – совершенно возмутительно.

Я прошел мимо нее к машине, открыл дверь и сел. Прежде чем тронуться с места, я обернулся на дом. Стоя в дверях, Касс судорожно сжимала кулаки. По выражению ее лица я понял, что она плачет. Она казалась такой одинокой и беспомощной, но на этот раз она перешла черту. Сильно перешла. После расследований Ивана меня еще сильнее беспокоила мысль о встрече с Вероникой.

Так уж нередко бывает с писателями, что они создают героев в своем воображении, а потом сами влюбляются в них. Впрочем, это объяснимо, поскольку мы с ними так сближаемся и так долго живем вместе, что трудно держать их на расстоянии. Отчасти радость писательства и заключается в придумывании людей и ситуаций, желанных, но недоступных и невозможных.

Когда мы отправились в рекламный тур, Вероника спросила, какие из моих персонажей нравятся мне больше всех и почему. Джорджия Брандт. Только дорогая Джорджия. Я влюбился в нее, когда ей было пять страниц от роду, и со временем она окончательно вскружила мне голову. В ту пору я был еще довольно молод, чтобы поверить, будто кто-то похожий на нее существует в мире и когда-нибудь мы встретимся.

Теперь нужно рассказать, как она выглядела. Высокая и худая, с короткими черными волосами, которые она каждое утро мыла в раковине и больше о них не вспоминала. С неестественно белой кожей, большими зелеными глазами. Ее принимали за ирландку. Большой рот с тонкими губами, и всегда казалось, что она мечтательно улыбается. Если бы она пользовалась косметикой, то была бы просто потрясающей. Однако косметика вызывала у нее аллергию (важная часть сюжета), но это ничуть ее не беспокоило.

Когда в тот день я приехал в «Готорн», у стойки сидела Джорджия Брандт. Мне подумалось, что я умер и попал в литературу. Я честно подумал: матерь божья, она ведь есть, она действительно существует! Даже одета точно так, как я описал в своей книге, – темно-синее льняное платье без рукавов и белые теннисные туфли. Более того, на столе перед ней лежала книга, которую Джорджия всегда носила с собой, – «Русские глаголы движения для начинающих». Черноволосое чудо в льняном платье, читающая эту безумную книгу, – как может мужчина не влюбиться в нее?

Но что вы делаете, когда персонаж, созданный вашим воображением на бумаге, сидит в десяти футах от вас? Вы глотаете внезапно возникший в горле гренок, подходите и говорите:

– Кажется, я вас знаю. Вероника.

Джорджия похлопала по табурету рядом с собой.

– Вот как? Почему бы вам не присесть?

– Это твой новый осенний образ?

– Вероника не могла прийти и прислала меня. Я представитель ее профсоюза.

– Это более чем странно.

Я заказал у бармена виски. Вероника повернулась на своем табурете так, что оказалась прямо лицом ко мне.

– Вовсе нет. Ты выпиваешь со своей любимой женщиной. Ты сам так сказал. Расскажи ей, что тебя беспокоит. Она тоже тебя любит, так что можешь рассказать все.

– Ладно. Хорошо. Так вот, в последние месяцы я встречался с одной женщиной. До недавнего времени все шло чудесно. Я думал, что начал узнавать ее, но тут выяснилось кое-что такое, отчего мне стало не по себе. Теперь я не знаю, что и думать. Вероника, ты действительно состояла в Долине Мальды?

Она небрежно кивнула.

– Два года. Как ты узнал?

– Это моя дочь. Она нашла в Интернете. У вас же там своя страница.

Вероника вздохнула, потом чуть заметно пожала плечами:

– Тем лучше. Я знала, что она меня невзлюбила. Это моя вина. Я в тот день была так расстроена! Вот почему ей захотелось разузнать побольше. Это мило, Сэм. Она беспокоится о тебе. – Она улыбнулась и еще раз вздохнула.

– Ну так подумай! Я об этом и говорю: вдруг обнаруживается, что эта – лесбиянка, снималась в порнофильмах и состояла в Долине Мальды, самой знаменитой секте нашего века, призывающей к самоубийству!

Ее голос звучал спокойно и рассудительно:

– Но она хорошо к тебе относилась? Ты был счастлив с ней? Что еще имеет значение?

– Брось, все не так просто. Ты состояла в Долине Мальды! Эта секта ничуть не лучше Ветви Давидовой и Джима Джонса! И добавь все остальное... Каким же надо быть человеком, чтобы всем этим заниматься?

– Ты меня спрашиваешь? Интересным. – Вероника сняла черный парик. Ее светлые волосы были собраны в тугой пучок, и она не сразу их распустила. – Каким человеком? После того как Дональд меня бросил, я пыталась покончить с собой. Вот тогда я и встретила Зейн, и мы были близки. Но у нас не было с ней настоящей близости – мне просто было нужно быть рядом с кем-то. А она оказалась страшной, мерзкой, и все стало еще хуже. И тогда я познакомилась с людьми из Долины Мальды. И надо признать, они меня спасли. Я вечно буду им благодарна за это. В секте я пробыла два года. Вот почему потом я сняла фильм про них – мне хотелось, чтобы люди увидели: не все они такие безумные фанатики. Я ушла от них, когда стало страшно и опасно. Никто из них не пытался меня удержать. Они желали мне добра. Вот и вся история... Мне нужно во что-то верить, Сэм. Или в человека, или в общность – так я живу. Я никогда не мечтала, что буду так близка с тобой. Я лишь надеялась, что ты окажешь любезность и позволишь снять фильм о тебе, но получилось вот как. Это было невероятно, и я привязалась к тебе. Но я разборчива и не привязываюсь к кому попало. Ты первый человек, с которым я спала за три года.