Поцеловать осиное гнездо - Кэрролл Джонатан. Страница 4
– Что возьмете?
– Меню, пожалуйста.
Она открыла рот что-то сказать, но замерла и закрыла его, а вместо этого достала из-под стойки длинное красное меню.
– Сегодня фирменные блюда – фрикасе из индейки и мясной рулет, – вздохнула девушка.
– А вы еще готовите калифорнийские чизбургеры?
– Конечно! Хотите?
К моему удивлению, ее глаза оживились, и она позволила себе очень приветливую улыбку. Приглядевшись к ней, я увидел, что энергии в этой девушке хватит лет до тридцати пяти – сорока, не больше. Потом ее жизнь превратится во вздохи и усталые жесты, да еще понимание, что долю свою она израсходовала много раньше, чем следовало. Эта мысль метеором промелькнула у меня в голове и погасла. Я посмотрел на карточку с именем на груди у официантки: «Донна».
– Донна? Я знаю одну женщину по имени Донна. Она держит двух птичек. Двух австралийских попугаев.
– Да? И что?
– Н-н-н-у, и я полагаю, что возьму калифорнийский чизбургер, Донна.
Когда она повернулась, чтобы идти, я поднял палец:
– Одну секунду. Вы ходите в школу?
Она состроила гримасу:
– К несчастью.
– А миссис Мьюзролл еще преподает?
– Она не преподает, мистер, она дремлет. На уроках миссис Мьюзролл мы делаем домашние задания. Вы учились в Крейнс-Вью? – Донна ткнула большим пальцем себе за спину.
– Давным-давно.
Она снова улыбнулась.
– Хотела бы и я, чтобы это оказалось давно.
– Все так же плохо, а?
Проводив ее взглядом, я осмотрелся, кто еще есть в столовой. На улице стоял автофургон, и я догадался, что двое гигантов, поедающих мясной рулет у дальнего конца стойки, вылезли из этого фургона.
Я очень долго рассматривал парочку подростков в кабинке, которые развлекались тем, что перестреливались из соломинок шариками жеваной бумаги. Мне вспомнилось, как однажды вечером и мы сидели в той же кабинке с Луизой Хэмлин после бурного выяснения отношений позади школы. Мы пили вишневую кока-колу и смотрели друг на друга с восхищением и благодарностью, какие бывают только у четырнадцатилетних подростков после нескольких часов основательного целования. При мысли о том вечере и Луизе Хэмлин с ее соломенно-светлыми волосами у меня что-то сжалось в глубине груди.
– Вот вам. Посмотрите кое-что, пока ждете. – Донна положила передо мной книжку. «Periauger» – ежегодник крейнс-вьюской средней школы. – Это прошлогодний. Я подумала, вам будет интересно, на что похожа ваша школа теперь.
– Ой, Донна, это действительно здорово! Спасибо большое.
– Я держала его в задней комнате. Можете посмотреть, изменилась ли миссис Мьюзролл.
– Сомневаюсь. Еще раз спасибо.
И вот самая настоящая дорога, мощенная желтым кирпичом, вывела меня назад в мой старый родной городок. Столь многое здесь было знакомо, столь многое – нет. Я не знал никого из ребят, но лица в ежегодных школьных фотоальбомах всегда выглядят одинаково. Те же неестественные улыбки, скованные позы, крутые парни, грязные шуты, будущие поэты и придурки. Меняется только длина волос и фасон одежды, а лица везде одинаковы.
Школа выстроила новый спортивный зал и снесла старый актовый зал. Мистер Пупель (известный и ненавистный всем и каждому под именем мистера Пуделя) по-прежнему преподавал французский и выглядел ничуть не менее голубым. У миссис Бартель по-прежнему были самые здоровенные в мире буфера, а учитель физкультуры Эйтер и через тридцать лет напоминал африканского кабана-бородавочника. Я донельзя воодушевился и продолжал внимательно рассматривать ежегодник, даже когда принесли мой чизбургер с гарниром.
– Нашли кого-нибудь из знакомых?
Донна перегнулась через стойку и повернула альбом к себе. Качнула у меня перед носом длинными русыми волосами, такими блестящими и густыми. Вблизи я ощутил запах ее духов. Они пахли одновременно дымом и лимоном.
– Кучу! Не верится, что некоторые все еще в школе. Пупель обычно сажал самых красивых мальчиков в классе на первые парты. Однажды он попытался посадить поближе Фрэнни Маккейба, но тот его сразу расколол и поднял на смех: «Это чтобы вам было удобнее под платьице заглядывать?»
Услышав имя известного хулигана Маккейба, Донна откинулась назад и уперла руки в бока.
– Фрэнни Маккейб – мой дядя!
– Неужели! Он так и живет здесь?
– Конечно! Как вас зовут? Я расскажу ему, что видела вас. Вы учились в одном классе?
– Да. Меня зовут Сэмюэль Байер. Сэм. Мы крепко дружили. Он был самый хулиганистый парень, каких я только встречал. Чем он теперь занимается?
– Он полицейский.
– Полицейский? Донна, этого просто не может быть. Фрэнни Маккейб никак не мог стать полицейским.
– Да вот, стал. А мальчишкой он был сорванцом, а?
Она довольно улыбалась: явно у нее тоже было что рассказать о дяде Фрэнни.
– Еще каким! Донна, в детстве если я и знал кого-то, кто кончит жизнь за решеткой, это был ваш дядя. Не могу поверить, что он полицейский.
– Да еще какой: Самый главный.
От удивления я хлопнул себя по лбу:
– Скажи я в те годы, что он станет начальником полиции, он бы оскорбился.
– Эй, Донна, кофе не принесешь?
Она обернулась к посетителям и кивнула.
– Вам надо сходить в участок и поздороваться с ним. Он будет рад. Он всегда там.
Взяв кофейник, она отошла.
За едой я продолжал рассматривать ежегодник. Футбольная команда выступила хорошо, баскетбольная плохо. В драмкружке ставили «Вестсайдскую историю». Грим был ужасен, все актеры напоминали семейку Аддамсов. Я пролистал страницы с компьютерным клубом, шахматным кружком, кухонным персоналом и сторожами. Девятый класс, десятый класс, и вот – незнакомое лицо, но знакомая фамилия, воспоминание ярче, чем жизнь: Паулина Острова.
– Боже мой! Донна! Можете подойти на минутку?
Наверное, я крикнул это слишком громко, потому что и она, и здоровяки из фургона выкатили на меня глаза.
– Да?
Я указал на фотографию.
– Вы ее знаете? Паулину Острову?
– Да. То есть знаю, но она не из моих подруг. А что?
– И какая она? – Я не сразу заметил, что в ожидании ответа затаил дыхание.
– Немного чудачка. Толковая. Сечет в компьютерах и всяком таком. Голова. А что, вы знаете ее семью? Знаете о них?
– Угу. Я много про них знаю.
Она наклонилась ко мне, словно хотела сообщить секрет:
– А вы знаете про другую Паулину? Ее тетю? Что с ней случилось?
– Донна, это я ведь и нашел ее тело.
Я покинул столовую с таким прекрасным чувством, что мог бы сплясать румбу на автостоянке. В машине я включил радио на полную громкость и вместе с Hollies запел «Bus Stop».
Есть! Наконец-то снова у меня оно есть, и сознание этого было таким восхитительным и волнующим, что я ощущал себя пуленепробиваемым. ЕСТЬ! Было почти девять часов вечера, когда я включил телефон в автомобиле и стал набирать рабочий номер Аурелио Пармы, редактора-горгульи, ифрита и вируса Эболы в человечьем обличье, чтобы сказать ему: «ХА! У меня появилась невероятная идея для новой книги! И, кроме того, все уже есть, не нужно ничего придумывать». Телефон в его кабинете все звонил и звонил, и сквозь мутно-кровавую пелену энтузиазма до меня дошло, что редактор уже несколько часов как ушел домой. Но мне нужно было с кем-нибудь этим поделиться. Я достал записную книжку и нашел домашний номер Патрисии Чейз. За все годы, что мы с ней работали, я никогда не звонил Патрисии домой, но теперь понимал, что если не позвоню, то меня хватит апоплексический удар.
Телефон звонил, и я ждал. Через дорогу находилась бензоколонка, где когда-то наливали «флаингэй», потом «галф», «саноко», затем «ситгоу». Теперь она принадлежала компании «Экссон» и выглядела современным чудом техники, правда, без гаражной пристройки, так что никакого автосервиса. Только бензиновые шланги и один из этих крохотных киосков, что потакают человеческим слабостям, торгуя сигаретами, лотерейными билетами, суррогатной снедью и желтой прессой.