Ты только попроси. Сейчас и навсегда - Максвелл Меган. Страница 44
– Сеньорита, думаю, это не понравится хозяину.
Спускаюсь с мотоцикла и, снимая желтый шлем, киваю:
– Знаю. На это я и рассчитываю.
Когда Норберт с ворчанием уходит, ко мне подходит Симона и шепчет:
– Сегодня в «Безумной Эсмеральде» Луис Альфред Киньонес узнал, что ребенок Эсмеральды Мендоса от него, а не от Карлоса Альфонсо. Он увидел на левой ягодице такое же родимое пятно, как у него.
– О боже, я все пропустила! – вскрикиваю я, приложив руку к сердцу.
Симона кивает и, улыбаясь, признается, заставив меня рассмеяться:
– Я все записала.
Я хлопаю в ладоши и целую ее, и мы вместе торопимся в гостиную, чтобы посмотреть то, что она записала.
После серии, без которой я уже почти не мыслю своего дня, возвращаюсь в гараж. Хочу наладить мотоцикл перед тем, как регулярно его использовать и гонять вместе с Юргеном и его друзьями по грунтовым дорогам. В первую очередь нужно поменять масло. Норберт с неохотой отправляется за покупками и покупает мне масло для мотоцикла. Когда он привозит его, я устраиваюсь с мотоциклом в закоулке гаража и принимаюсь настраивать мотоцикл так, как учил меня отец.
После поездки в компанию «Мюллер» и после операции Эрика решаю, что пока мне можно не работать. Сейчас я могу выбирать. Мне хочется насладиться этим чувством полноты без какой-либо спешки, проблем и пересудов на работе. Слишком много незнакомых людей, готовых прибить меня за то, что я невеста-иностранка их шефа. Нет, спасибо! Лучше я буду гулять с Трусишкой, смотреть «Безумную Эсмеральду», плавать в чудесном крытом бассейне или гонять с Юргеном на мотоцикле. Кстати, мотоцикл просто чудесен и доставляет мне массу удовольствия. Эрик ни о чем не знает. Я от него это скрываю, и Юрген тоже держит это в секрете. Пока моему Айсмену лучше об этом не знать.
Однажды утром, в среду, я отправляюсь с Мартой и Соней на поле, где они проходят курс подготовки по парашютному спорту. Я с восторгом наблюдаю, как инструктор рассказывает, что они должны делать в воздухе. Они зовут меня присоединиться, но я предпочитаю смотреть. Хоть я и понимаю, что для того, чтобы прыгать с парашютом, нужно быть совсем отчаянной, но, когда я вижу это своими глазами, во мне все опускается. Сегодня они впервые будут делать затяжной прыжок, и поэтому обе заметно нервничают. А я просто в истерике! До сегодняшнего дня они это делали только перед монитором, но теперь все по-другому.
Я могу себе только представить, что скажет Эрик, если узнает об этом. Я чувствую себя просто ужасно. Даже боюсь подумать, что может случиться что-то страшное. Похоже, Соня читает мои мысли и подходит ко мне:
– Успокойся, мое сокровище. Все будет хорошо. Настройся на лучшее!
Я пытаюсь улыбнуться, но у меня лицо онемело от холода и волнения. Перед тем как подняться на небольшой самолет, они обе меня целуют.
– Спасибо, что ты хранишь наш секрет, – говорит Марта.
Когда они поднимаются на самолет, я машу им на прощание рукой и с волнением смотрю, как самолет набирает высоту и почти скрывается из виду. Вскоре я уже стою перед монитором, на котором вижу все происходящее.
– Ты только посмотри, они уже в воздухе.
Стараясь проглотить комок, застрявший в горле, я наблюдаю за тем, как падают маленькие точечки. Я с тревогой смотрю, как эти точечки приближаются… приближаются… и, когда я готова закричать, раскрываются парашюты. Находясь почти на грани инфаркта, начинаю аплодировать. Через несколько минут они приземляются, Соня и Марта сияют от радости – кричат, прыгают и обнимаются. У них получилось!
Я тоже хлопаю в ладоши, хотя сама не знаю почему: то ли из-за того, что у них получилось, то ли из-за того, что ничего не случилось. От одной только мысли, что скажет Эрик, у меня душа уходит в пятки. Спустя пару минут они подбегают и обнимают меня. Мы, словно три маленькие девчонки, прыгаем от счастья.
Когда вечером Эрик спрашивает меня, где я была с его матерью и сестрой, я ему лгу. Рассказываю, что мы были в спа-салоне, где нам делали массаж с шоколадом и кокосом. Эрик рад за меня и улыбается, а я чувствую себя ужасно. Просто ужасно. Мне не нравится лгать, но Соня и Марта попросили меня сохранить все в секрете. Я не могу их подвести.
Однажды утром мне звонит Фрида, и уже через час она приезжает ко мне вместе с малышом Гленом. Какой же у нее прекрасный малыш! Мы болтаем несколько часов подряд, и она признается, что является рьяной поклонницей «Безумной Эсмеральды». Я хохочу. Вот это да! Значит, я не единственная девушка, кто смотрит сериал. Получается, Симона была права, когда говорила, что эта мексиканская мыльная опера стала в Германии всеобщим увлечением. Откровение за откровение – и я показываю ей мотоцикл и Трусишку.
– Джудит, тебе что, нравится злить Эрика?
– Нет, – весело отвечаю я. – Но он должен принимать то, что нравится мне, так же, как и я принимаю то, что нравится ему. Ты так не считаешь?
– Считаю.
– Я терпеть не могу пистолеты, но я принимаю то, что он занимается стрельбой, – продолжаю, чтобы оправдать себя.
– Да, но ему совершенно не понравится все, что касается мотоцикла, тем более что это был мотоцикл Ханны…
– На самом деле это не имеет значения. Мотоцикл Ханны или мотоцикл Пепито Грильо [20] – Эрик будет сердиться одинаково. Я это знаю и понимаю. Я найду подходящий момент, чтобы рассказать обо всем. Уверена, что если я это сделаю деликатно и осторожно, то он меня поймет.
Фрида улыбается и, глядя на Трусишку, который наблюдает за нами, говорит:
– Нет животного страшнее этого бедняги, но у него очень красивые глаза.
Умиленно глажу пса и чмокаю его в мордочку.
– Он чудесен. Красавчик, – уверенно говорю я.
– Но, Джудит, послушай, такие собаки не очень привлекательны. Если хочешь, у меня есть друг, у которого питомник дорогих пород.
– Нет, Фрида, мне не нужна собака, чтобы выставлять ее напоказ. Я хочу собаку, чтобы просто ее любить, а Трусишка ласковый и очень добрый.
– Трусишка? – повторяет она смеясь. – Ты его назвала Трусишкой?
– Когда я в первый раз его увидела, он меня до смерти напугал, – весело поясняю я.
Теперь Фрида понимает, повторяет его кличку, и пес подпрыгивает в воздухе, чем смешит Глена. Проведя несколько часов у меня, Фрида уезжает, пообещав позвонить, чтобы еще раз встретиться.
Вечером звоню сестре. Я очень давно с ней не разговаривала, и мне нужно услышать ее голос.
– Что случилось, дорогая? – обеспокоенно спрашивает она.
– Ничего.
– Нет, у тебя что-то случилось. Ты никогда мне просто так сама не звонишь, – не унимается она.
Я смеюсь, ведь она права. Но все же, желая насладиться болтологией своей безумной Ракель, отвечаю:
– Я знаю. Но поскольку я сейчас далеко от тебя, то очень по тебе скучаю.
– Ай, моя дорога-а-ая!.. – растрогавшись, восклицает она.
Мы долго болтаем. Она подробно рассказывает о своей беременности, о тошноте и рвоте, но, к моему удивлению, ни слова о проблемах с мужем. Ну надо же. Однако я не поднимаю эту тему. Это хороший знак.
Проговорив целый час по телефону с сестрой, кладу трубку и улыбаюсь. Надеваю пальто и иду в гараж. На мой свист из своего укрытия выходит Трусишка, и я с удовольствием иду с ним на прогулку.
Через два дня, когда Эрик и Флин уезжают на работу и в школу соответственно, я начинаю переделку гостиной. Мы проводим здесь большую часть времени, и нужно придать ей другой мотив. Всю работу я беру на себя. Норберт приходит в ужас, когда видит меня на стремянке, и опять повторяет, что если бы меня увидел хозяин, то отругал бы. Но мне не привыкать. Я меняю подушки из темной кожи на подушки фисташкового цвета, и теперь диван кажется более современным, а не серым и скучным.
На симпатичном круглом столике ставлю зеленую хрустальную вазу с чудесными красными каллами. Убираю с камина мрачные фигурки и ставлю несколько рамок с фотографиями. Здесь и мои родные, и Эрика. Гляжу на улыбающуюся малышку Лус и чувствую, как потеплело на душе.