Страна смеха - Кэрролл Джонатан. Страница 6

Так что теперь у меня выработана целая наука. С поезда я схожу в приподнятом настроении. Потом, пока не случится какая-нибудь гадость, я свински счастлив, я влюблен в каждую проведенную здесь минуту. Но как только гадость произойдет, я сразу даю выплеснуться наружу всей моей злобе и досаде, после чего спокойно занимаюсь своими делами.

На этот раз первой гадостью оказался таксист. Выйдя с вокзала, я остановил машину и дал адрес издателя на Пятой авеню.

— На Пятой сегодня шествие.

— Да? Ну и что? — На лицензии за стеклом было написано его имя: «Франклин Туто», и я задался вопросом, как оно произносится.

В зеркале заднего вида я увидел его оценивающий взгляд.

— А то, что поеду по Парк-авеню.

— Пожалуйста, пожалуйста… Извините, а в вашей фамилии где ударение — на первый слог или на второй?

— А вам-то что?

— Ничего. Просто интересно. — Свою дурость я попытался превратить в шутку: — Я подумал, а вдруг вы в родстве с египетскими Тутанхамонами.

— Черта с два вы так подумали. Вы меня проверяете, да? — Он схватил за козырек свою спортивную клетчатую кепку и натянул на самые уши.

— Нет, нет, видите ли, я увидел ваше имя на лицензии…

— Еще один козел-инспектор! Черт бы вас побрал! Я уже прошел этот долбаный ремонт, так какого черта еще вам от меня нужно? — Он подрулил к поребрику и заявил, чтобы я выметался из его долбаной машины — что, мол, я могу, конечно, отобрать у него долбаную лицензию, но его уже тошнит от «всех нас, козлов». Так что все мы вылезли из такси, сделали Франклину Туто ручкой, когда он, визжа покрышками, тронул с места, и с тяжким вздохом поймали другое такси.

Следующего водителя звали Кодель Свит. Люблю читать фамилии таксистов. Вид из окна меня обычно утомляет. На водителе была одна из тех старомодных велюровых шляп, что словно упали на голову с неба и решили там остаться. К добру ли, к худу ли, но за всю поездку он не произнес ни слова, разве что «проверьте», когда я снова дал адрес издателя. Впрочем, когда я вылезал, он добавил: «Желаю удачи», — и это прозвучало так, будто он в самом деле желал мне удачи.

Дом по указанному адресу оказался одной из тех стеклянных громад а-ля «Дивный новый мир» [14] — словно гигантский плавательный бассейн перевернули набок, а вода почему-то не вытекла. Такая архитектура мне нравится лишь в ослепительно солнечные дни весной или осенью, когда миллионы окон отражают лучи во все стороны сразу.

Меня удивило, что издательство занимает в этом здании сразу несколько этажей. Столько народу — и все трудятся над выпуском книг. Мысль эта мне понравилась. Мне понравилось, что Кодель Свит пожелал мне удачи. В лифте приятно пахло — соблазнительными женскими духами… Все-таки Нью-Йорк неплох.

Поднимаясь на лифте, я ощутил глубоко в печенках странный горячечный зуд: подумать только, через несколько минут я буду говорить с тем, кто действительно знал Маршалла Франса. Всю жизнь окружающие неустанно допытывались, что за человек был мой отец, и я ненавидел это всеми фибрами души, но теперь сам сгорал от нетерпения задать пятьдесят миллионов вопросов о Франсе. Когда я успел придумать пятьдесят первый миллион, двери лифта раздвинулись, и я отправился искать офис Дэвида Луиса.

Луис был не ровня Максвеллу Перкинсу [15], но репутацию имел достаточно солидную, и его имя время от времени мелькало в прессе. Перечитав статьи о Франсе, я узнал, что Луис был одним из немногих, кто общался с Франсом, пока тот был жив. Он также редактировал все книги Франса и был его душеприказчиком. Я ничего не знал о душеприказчиках (когда умер мой отец, я впал в кататонию и не выходил из нее, пока поле боя не очистили от тел и осколков), но предположил, что Луис что-то значил для Франса, раз тот назначил его исполнить свою последнюю волю.

— Вам помочь?

На секретарше была надета — богом клянусь! — футболка из золотой парчи, и буквы из золотистых блесток складывались на красивой груди в «Вирджиния Вулф». На столе у нее лежал свежий выпуск «Образцового секретаря» лицевой стороной вниз.

— У меня назначена встреча с мистером Луисом.

— Вы мистер Эбби?

— Да. — Я отвел глаза, поскольку в ее взгляде вдруг мелькнуло: «А вы случайно не?..» — а я был не в настроении для таких вопросов.

— Минутку, я выясню… — Она сняла трубку коммутатора.

Одну стену комнаты занимал стенд с новинками издательства. Я стал рассматривать художественную литературу, но мое внимание привлек гигантский альбом «Мир кукол». Он стоил двадцать пять долларов, но сквозь стекло казался очень толстым и, должно быть, содержал фотографии всех на свете деревянных голов и ниточек. Я решил купить его для Саксони в награду за проделанную работу. Я понимал, что она может придать этому жесту большее значение, чем хотелось бы, ну да плевать. Она заслужила.

— Мистер Эбби?

Я обернулся. В дверях стоял Луис. Он был низенький и коренастый, вероятно, лет шестидесяти — шестидесяти двух, ухоженный. На нем был рыжевато-коричневый с иголочки костюм с широкими лацканами и небесно-голубая, в елочку, рубашка с темно-бордовым шарфом вместо галстука. Зеркальные очки в металлической оправе делали его похожим на французского кинорежиссера. Лысоватый, он протянул мне руку, на ощупь напоминавшую снулую рыбу.

Мистер Луис провел меня в кабинет, и прежде чем дверь закрылась, я услышал, как лопнул надутый секретаршей пузырь жевательной резинки. В кабинете все стены были заставлены книгами, и, бросив взгляд на корешки, я оценил, что за величину должен представлять мистер Луис, если отредактировал хотя бы половину всех этих произведений.

Он улыбнулся, немного виновато, и засунул руки в карманы.

— He возражаете, если я пристроюсь рядом, на диване?.. Ну что вы, что вы, садитесь. Это я неделю назад повредил спину на корте, и все еще не прошло.

Костюм от Теда Лапидуса, секретарша с блестками, теннис… Но как бы я ни относился к его стилю, в данный момент этот человек был самой прочной связью с Маршаллом Франсом.

— Вы сказали, что хотели поговорить о Маршалле, мистер Эбби. — Луис улыбнулся — как мне показалось, несколько устало. Тема, знакомая до боли? — Знаете, это интересно — с тех пор, как в колледжах появились курсы по детской литературе и люди вроде Джорджа Макдональда [16] и братьев Гримм получили академическое признание, интерес к работам Франса снова возрос. Ну то есть продавались-то они и так всегда неплохо. Но теперь многие университеты включили их в списки рекомендованного чтения.

Сейчас он скажет, что в следующем месяце выходят сразу двенадцать академических биографий Франса. Я боялся спросить, но понимал, что придется.

— Тогда почему же его биография так и не издана, если время поспело?

Луис медленно повернул голову, так что теперь смотрел мне прямо в лицо. До настоящего момента он буравил взглядом пол, где, должно быть, происходило что-то на редкость захватывающее. Я не мог хорошо рассмотреть его глаза, так как в очках отражался свет из окна, но остальное лицо казалось бесстрастным.

— Так вот почему вы здесь, мистер Эбби? Хотите написать его биографию?

— Да, хотел бы попробовать.

— Хорошо. — Он глубоко вздохнул и снова уставился в пол. — Тогда я скажу вам то же самое, что говорил остальным. Лично я только приветствовал бы выход его биографии. Судя по тому немногому, что я знаю, жизнь у него складывалась весьма любопытно… по крайней мере, до переезда в Гален. Любой известный литератор достоин портрета. Однако когда Маршалл добился успеха, он возненавидел пришедшую с этим известность. Я всегда был убежден, что это отчасти и убило его — люди гонялись за ним по пятам, и он просто не знал, как с этим справиться. Просто не знал. Во всяком случае, его дочь… — Он замолк и облизнул губы. — Его дочь Анна — очень странная женщина. Она так до конца и не простила окружающему миру столь раннюю смерть отца. Ему было всего сорок четыре, ну да вы знаете. Теперь она живет одна, в том большом ужасном доме в Галене, и отказывается общаться с кем бы то ни было на темы, связанные с отцом. Вы знаете, сколько я пытался выманить у нее рукопись отцовского романа? Годы, мистер Эбби, долгие годы. Слышали об этом романе, верно?