Почему я ненавижу фанфики (СИ) - "Эш Локи". Страница 11

— Познакомлю, когда помиримся.

— Давай представим, что сегодня ты удалил своё пятно, — он протянул руку и, убедившись, что я не собираюсь отстраняться, коснулся моей щеки. Эффект был сродни поднесенной к огню спички. Загорелось моментально.

Отчаянно краснея, я отвел взгляд.

— И?

— Что изменится? Твоя жизнь сделает кульбит? У тебя появится свой гарем? Ты разбогатеешь или станешь гением? Нет. Даже люди не перестанут тебя разглядывать.

Смысл был. Смысл был такой, что меня придавило мраморной плитой, и я задыхался. Не хотелось отступать — но Даньке я проигрывал, проигрывал безбожно…

Он погладил пятно большим пальцем и сразу убрал руку. В последнее время часто так делал — касался-отстранялся, боясь реакции, но всё-таки рискуя.

А меня вело от его прикосновений. Вело неумолимо, безжалостно, со страшной силой. Думалось: он парень, как я. Виделось: он парень, черт возьми, парень. Самый настоящий!

Чувствовалось: можно. С ним — можно. Только с ним.

— Я вижу, как ты растерян, — тихо сказал он. — Можешь не отвечать. Подумай сначала. Как смотришь на то, чтобы прогуляться? Я отведу тебя кое-куда.

Я кивнул, не в силах произнести хоть что-то вразумительное. В основном потому, что в голове стоял шум, а взгляд соскальзывал на ключицы Новикова.

Меня начинало нервировать его полуобнаженное тело.

Огромное заброшенное здание зияло провалами-окнами, таинственное и тихое, словно уснувшее, застывшее во времени и пространстве.

Я пребывал в восторге. Мне такие места нравились до дрожи, к ним влекло и тащило, как кошку — к теплым батареям. Особенно к заброшкам, обделенным вниманием всяких странных личностей и бездомных.

Данька ловко поддел дверь пальцами и буквально вытащил её наружу. Пахнуло сыростью, лицо тронул слабый сквозняк.

— Круто, — восторженно выдохнул я, первым ныряя в проход.

Это был заброшенный офис. Почти вся мебель, предметы обихода и прочее давно вытащили, но коробочка стояла целехонькая.

Достав фонарик, Даня побрел к выбеленной известкой лестнице.

— Самый смак на крыше, — сказал он. — Пойдем.

Мы взобрались наверх и вскоре оказались на чистой бетонной площадке. Тут даже ограждений не осталось — всё убрали, и город вдалеке выглядел изумительно.

Даня извлек из рюкзака пару газет, кинул на небольшой клочок бетона, чудом оставшийся сухим, уселся. Поставил перед собой две бутылки пива.

— Просто расслабься.

Я сел рядом.

— Ты прав, ничего не изменится, — вздохнул я, свинчивая крышку. — Фундаментально — нет. По мелочи. Но мелочи и составляют нашу жизнь, так?

— Поверь, люди будут думать что-то о тебе вне зависимости от того, насколько ты необычный. Допустим — ты самый красивый парень в мире, у тебя нет изъянов. Ты на вершине. Звездень мирового масштаба, — Данька расстегнул молнию куртки и глотнул пива. Я неосознанно проследил движение острого кадыка под смуглой кожей. — Ненавидеть тебя будут все. Никто, кроме родных и любимых людей не будет рад твоим победам. Такое великолепие — обратная сторона полной ничтожности. Вот что я думаю.

— Возразить нечего… — вздохнул я, уставившись в угрюмое небо. — Но иногда так хочется, чтобы всё было по-моему. Так, как я хочу.

— Ох.

— Что?

— Знаешь, сейчас был такой момент, как в фильмах — смотрю я на тебя, а вокруг всё заволок розовый туман, звездочки… — он нервно хихикнул. — Поцеловать захотелось.

— А… — я пялился на него добрую минуту, а потом опустил взгляд на растянутые в неуверенной улыбке губы. — Ну… попробуй.

— А?..

Мы застыли, испуганно глядя друг на друга. Даня возобладал над собой чуть раньше и слегка придвинулся.

Голова закружилась. Я ещё ни разу не видел его странные глаза так близко. Сейчас они были даже не янтарные — коньячные и дурные.

— А вот сейчас, чувствуешь? — весело зашептал этот дурак. — Совсем как момент, ну… искра-буря-безумие и тянет навстречу…

— Ты заткнуться можешь? — риторически вопросил я, тоже чуть-чуть придвинувшись.

— Вот он… вот же…

Между нами оставались считанные сантиметры и, кажется, даже воздух наэлектризовался, что уж говорить про нас, сжавшихся в состояние взведенной пружины.

— Черт, прости, Блэкджек. Всего разок, — сказал Даня.

И тронул мои губы своими.

Этот отчаянный рывок я упустил — мне дало по башке с такой силой, что брошенная за пределами маленького мирка крыша начала раскачиваться, совсем как палуба корабля. Губы Даньки были удивительными. Горячими, податливо-нежными. Поцелуи с девушками не шли ни в какое сравнение с этим столкновением, похожим на прыжок в пропасть. С ними я никогда, ни разу в жизни, не чувствовал «уходящей в пятки души», хотя мне кажется, что на деле моя душа эти самые пятки миновала и отправилась прямиком к ядру Земли.

Офигев от такого расклада, я оттолкнул Новикова, несильно, просто выставив руку перед собой и уперевшись ладонью в его плечо.

Даня отстранился, выражение его лица показалось неописуемо потерянным. Не разочарованным, не расстроенным — одурманенно-пустым, как у пьяного.

Я переждал возвращение души в тело, запутавшись дрожащими пальцами в мягких волосах Новикова. Шепнул:

— Контрольный.

И поцеловал второй раз.

Мы решились лишь на соприкосновение губами. На поцелуи школьников, ничего не понимающих в чувственных ласках.

И этого, пожалуй, обоим хватило с головой.

Отлепившись, отвернулись друг от друга, чтобы переждать момент жуткого смущения и замешательства.

Из произошедшего я извлек самое главное — информацию. И начал анализировать, в конце концов по анализу у меня калашниковым выходила пятерка.

Картина вырисовывалась такая:

Данька дрожал. Меня трясло. Наши души сбежали, оставив пустые оболочки на крыше заброшенного офиса.

Эмоций было столько, что первые секунды я не видел перед собой ничего, кроме ресниц Новикова, которые успел запечатлеть в памяти с фотографической остротой.

Чувствуя, что пауза не просто затягивается — а затянулась так, что захлебнулась временем, я заговорил через силу:

— Хорошо, — прохрипел, едва двигая языком. — Мне хорошо.

— Тоже, — крякнул Данька. Послышался звук нервных глотков и тихое «бульк» пива в бутылке. — Твою ж… сердце-сердечко…

Я медленно повернулся. Новиков тоже, правда не весь — только головой.

— Сердце-сердечко, — эхом повторил я, настороженно заглядывая ему в глаза. Теперь они были совсем конченные и остро отбликивали, как у свирепой охотничьей собаки. — Какой же пиздец.

— Ты уж прости, но это было не хорошо. Это было заебись, — прорвало Даньку. — Было заебись, я чуть не рехнулся, я…

А меня отпустило.

— Чего тогда так нервничаешь?

Резко развернувшись всем телом, Даня схватил меня за голову и прижал к своей груди.

— Послушай! Ты послушай, что там происходит!

За ребрами-прутьями бесилось оно самое, но я это и так знал, мне не требовалось слушать. Хотя это всё равно оказалось неожиданно приятно.

— Мы что, геи получается, если нам хорошо было? — прошептал я, опасаясь двигаться в крепком захвате.

— Не. Бисексуалы.

Данька зарылся в мои волосы, ероша их, пропуская сквозь пальцы. Кажется, даже носом уткнулся в макушку. Снова заныло в груди.

Оправдывая себя желанием отыграться, я запустил руку под его футболку и осторожно погладил теплый бок.

— Дай родиться вновь, из воды и света-а-а, жить, не зная тайн завтрашнего дня-я-я-я… — тихо напел Данька, постепенно успокаиваясь. — У иных миров не просить ответа… дай родиться вновь…

— Отпусти меня-я-я-я, — допел я. С моим музыкальном слухом это прозвучало так, словно в мелодию виолончели вмешалась циркулярная пила.

Даня рассмеялся. И не подумал отпустить — наоборот, подтащил мою несчастную тушку поближе. Едва не опрокинул пиво, но успел поймать покачнувшуюся бутыль.

— Ну, попробуй, говорил он. Весело будет, говорил он. Змей-искуситель.

— Прошу заметить, что ты сам пригрел меня на груди, — шепнул я.