Почему я ненавижу фанфики (СИ) - "Эш Локи". Страница 18

Вся эта история не на шутку меня парила, и вести себя непринужденно не получалось. Но мне повезло. На последних двух парах нас загрузили так, что у Даньки не было никакой возможности завести разговор, а значит, и раскусить. Он был занят графиками зависимостей и устройством транзисторов. И то, и другое давалось ему нелегко. Настолько нелегко, что к метро мы оба шли пришибленные. Благо, Данька принял мою пришибленность за аналогичную своей, поэтому ничего не спрашивал.

Не стоило удивляться тому, что в небольшом аппендиксе-переулке неподалёку от спуска и ряда небольших магазинов поджидала срака в лице трех обворожительных господ.

— Эй, пятнистый, — Володара я узнал мгновенно. Двух других, менее угрожающих на вид, но куда более туповатых на едальники, увидел впервые. — Быстро разберемся и забудем. Будешь хорошо себя вести, вообще без крови обойдется.

— Чего? — моментально взъершился Данька.

Мне требовалось срочно что-нибудь сделать, чтобы не усложнять ситуацию. И я не придумал ничего лучше, чем…

— Иди, — я повернулся к Новикову. — Я догоню тебя.

Вот интересно, существует в нашем городе что-то вроде центра обучения лжи? Потому что мне очень туда надо — не умею я людей убеждать. Не умею!

Тонюсенькая напряженная ниточка понимания протянулась между мной и Данькой. Короткий диалог без слов. Я просил, потому что не хотел втягивать его в этот конфликт, он сомневался.

— Да, красавчик, иди, — ляпнул Соломонов, и невидимая ниточка лопнула. — Будь умницей.

Ну всё, подумалось мне. Жопа, друзья. Приплыли. Песня спета. Трагичный финал. Вперед за гробами на четверых. Пиздец нам всем, Джеки Чан пробудился.

— А повтори, — ровным, пугающе-ровным голосом сказал Данька. Если бы мне пришлось показывать большой публике уровень его самоконтроля, я бы ткнул пальцем на сломанный осциллограф. И на ту линию, которую он рисует. Безколебательную.

Уставившись на Даньку, я потратил очень важный для всей ситуации миг на рассматривание — облизал взглядом миловидный профиль, острые у висков темно-русые прядки, заценил нехорошие тени в уголках глаз и опасную сосредоточенность в глубине зрачков, распавшихся подобно каплям чернил.

Я ещё не видел его таким, даже когда мы отбивались от гомофобов. Это была не злость, о нет. Режим «вижу цель — не вижу препятствий», волна ледяной, уверенной силы человека, который может запросто сломать кому-нибудь хребет.

Активацию режима заметил не я один, Володар тоже оцепенел. А вот один из его дружков оказался менее внимательным. Устав ждать подвижек в столь немногословном диалоге, он додумался положить руку на моё плечо и сдавить так, что я едва сдержал вскрик. Затем последовал короткий удар в бок. Очень резкий, выполненный так, чтобы проходящие мимо люди даже понять ничего не успели. Куда там полицаи, успешно отлынивающие от работы в патрульной машине на расстоянии трехсот метров от места действия.

Боль затащила моё сознание в бесформенное белое пятно.

И пока я тонул в мареве, пляшущем перед глазами, вокруг не раздавалось ни звука.

Данька шагнул беззвучно. Шагнул и с такой силой дал в грудь невнимательному, что парень катапультировался обратно в аппендикс — облюбованное курильщиками местечко, хорошо защищенное от любопытных глаз. Мотнулся куда-то туда и второй дружок, но самостоятельно.

Володар остался.

Наподдав невнимательному, Новиков просто остановился напротив — и я подумал, что любой человек, неспособный себя контролировать, так сделать не смог бы.

Будь он неумелым бойцом или вспыльчивым дураком, он бы затеял драку с полноценным разбиванием носов, кровушкой и бешеной яростью. Но нет. Нет.

В нём сидел мастер кёкусинкай, способный сломать хребет, но не делающий этого только из-за личных правил.

Я аж сам охренел от того, что так легко вспомнил название его боевого стиля. Правильно говорят — мозг в стрессовых ситуациях работает лучше. Пойти что ли о транзисторах почитать?

Пока я тихо хватал воздух, забивший грудную клетку колотьём, они стояли друг напротив друга — Володар и Даня. Думаю, Володар хорошо понимал, кого принял за симпатичного лошка, но отступить ему не давала уверенность в собственных силах.

Едва заметно Соломонов кивнул в сторону аппендикса. Данька никак не отреагировал, но стоило этому качковому детине двинуться, пошел следом.

— Дань, — позвал я. — Не надо…

Но его уже потащили туда силой.

Раздались звуки ударов — всё такие же тихие, сдержанно-тяжелые. Я метнулся следом и зафиксировал в памяти пружиняще-точный замах правой ногой, похожий на атакующий скачок змеи. Между прочим, это была больная нога.

Мне хотелось помочь, но в этом не было никакой нужды. Данька расправился с ними так же быстро, как с невнимательным — в конце концов, когда-то он был чемпионом на татами. Теперь я осознал, что на втором курсе не разозлил его даже на десятую часть сегодняшнего уровня.

Если бы Данька захотел разбить мне физиономию, я бы меньше всего беспокоился о родимом пятне, потому что у меня бы была сломана пара-тройка лицевых костей.

Как только с вражинами было покончено, Новиков явился из тени аппендикса на осеннее солнышко с самым умиротворенным выражением лица, какое только может быть у человека.

Молча подхватил меня под локоть, повел за собой. И я пошел. Я вообще был в таком шоке, что передвижение ног занимало все ресурсы моего мозга.

Дорога была привычная: спуск на эскалаторе, две станции, недолгий путь до красивенького дома через заставленный дорогущими машинами двор. Домофон, седьмой этаж, квартира направо, черная металлическая дверь.

Когда я перешагнул порог, бабахнуло. Оказалось, это Данька хлопнул ладонью по стене над моей головой. Воздух потяжелел мгновенно. Настолько, что я едва им не подавился.

Было странно. Хотя бы потому, что смотрел Даня совершенно нечитаемым взглядом — не злым, не больным, не внимательным, а всё это вместе, в какой-то адовой мешанине.

— Прости, что тебе пришлось… — начал я. — Я пытался…

— Замолчи, — прервал Данька.

Ждать неизвестно чего было невыносимо. На полном серьезе казалось, что сейчас сердце-сердечко откажет к херам и на том всё, досвидос.

Поэтому я собрал всю свою решимость, чтобы справиться с нервами и схватить его за ворот. Притянул ближе, зашипел в губы:

— Хочешь врезать — вперед.

Ниточка, которую я успел уловить возле метро, вдруг сменила цвет и снова натянулась между нами. Опасно загустела кровь, с напором врезаясь в виски, страшно бликнули Данькины глаза, сменившие окрас с омута пьяных чертей на влажную осеннюю листву.

Удар прилетел не оттуда, откуда я ожидал — Данька стукнулся о мои зубы своими и больно прикусил нижнюю губу. Прижал к стене. Как так случилось, что через секунду мы с остервенением целовались, оба благополучно проебали.

Будь я жидкой субстанцией, то стёк бы по стеночке ему под ноги, потому что меня просто накрыло им, его губами, его сильной хваткой, его запахом и теплом его тела. Накрыло, как накрывает наркоманов, наверное, потому что всё остальное ушло на второй план, а на первом остался лишь один-единственный могущественный глюк. Мы были в одежде, а почувствовать тело, обнаженное тело, хотелось просто до помешательства. И лезли-тянули, задирали, стягивали, просто как больные, но толком ничего не добились — потому что важнее всего был этот чертов поцелуй.

В итоге получилось так, что я содрал с Даньки куртку, а он расстегнул моё пальто и рубашку. Лишь окончательно захлебнувшись воздухом — кажется, мы таким неэффективным способом пытались задушить друг друга, Данька пришел в себя. Я как раз боролся с помрачением сознания и болью в боку, так что испытал что-то похожее на разочарование и облегчение вместе. Эдакое разоблегчение.

— Отекает, — Данька коснулся болючего места и зло скрипнул зубами. — Синяк будет.

— Что я, синяков не получал? — прохрипел я.

— Надо с Ритой погулять. Иди в мою комнату и жди.

— Ждать чего?

— Когда я вернусь, чтобы отделать тебя по полной.