12 тайн (СИ) - Голд Роберт. Страница 37

Я не сержусь на него. И спрашиваю:

– Если моя мама была уверена, что ребенок и вправду родился и это пробуждало в ней надежду… тогда почему?..

– Почему она себя убила? – мистер Ка внимательно смотрит на меня. – Не знаю, Бен. Я никогда не мог этого понять.

– А стала бы она рисковать ради ребенка Абигейл Лангдон?

– Если у нее был шанс найти некую связь с Ником, думаю, да, стала бы. Родительская любовь – непреодолимая сила. Она никогда не слабеет.

– Если ребенок и родился, мне трудно поверить, что его отцом был Ник. Нет никаких свидетельств его отношений с Лангдон. Я разговаривал с Элизабет Вокс. Она так же думает и про Саймона.

Мы трогаемся с места и едем мимо рощи в Сент-Марнем. Остановив машину возле городского пруда, мистер Ка опять поворачивается ко мне.

– Никто из нас не может знать наверняка, был ли это ребенок Ника и был ли он вообще. Но бьюсь об заклад, тут кроется кое-что еще.

– О чем это вы?

– Мы переехали в Хадли примерно через год после суда. Я каждый день видел, как Питер Вокс проходит по одному и тому же маршруту: по берегу реки и через рощу. Он был несчастен. Такой жалкий! К тому времени он фактически стал бродягой, и я иногда, когда мог, подкидывал ему пару фунтов. Тяжело видеть человека в таком состоянии, особенно зная, сколько он пережил. Порой я сидел с ним на берегу, угощал его пинтой пива. Он был полностью сломлен.

– Я помню.

– Потеря ребенка – страшное несчастье, но там было не только это: он чувствовал вину. Сожалел о том, что не сделал то, что мог, и это его изводило. При каждой встрече со мной он снова и снова возвращался к этому. Если бы он только принял меры, если бы!..

Я думаю о своем завтраке с миссис Вокс и о смутной тревоге, испытанной ею в день финала по регби.

– Он что же, слышал истории о Лангдон и Фэрчайлд еще до убийства? – спрашиваю я.

– Незадолго до того как он окончательно пропал, я увидел его на скамейке на набережной. Купил ему пинту пива. И он снова заговорил о том, как сожалеет, что вовремя не вмешался.

– А что же, он считал, ему нужно было сделать? – спрашиваю я, пытаясь вглядеться в отрывочные воспоминания мистера Ка.

– В тот последний летний семестр в школу позвонили. Он отмахнулся от сообщения, посчитав его обычной сплетней, но задним числом очень из-за этого переживал. Говорил, что постоянно вспоминает тот звонок.

– Что ему сказали?

– Не знаю. Больше я его не видел.

Мистер Ка смотрит на ярко освещенный сад Ричардсонов на той стороне пруда.

– Честно говоря, я очень жалею, что мало помогал ему.

На этот раз наступает мой черед положить руку на плечо мистеру Ка. Я выхожу из машины и огибаю пруд. Подходя к подъездной дорожке сияющего дома Ричардсонов, я оборачиваюсь и вижу, как мистер Кранфилд неторопливо шагает к местному пабу.

7

Один из тех сырых, туманных вечеров, когда невозможно согреться и лучше не выходить из дома.

Глава 47

Вгостиной Ричардсонов меня сразу же окликает Джейк, который приглашает присоединиться к небольшой группе его друзей.

– Бокал шампанского этому парню, – говорит он, отправляя ко мне официанта.

Я беру с подноса наполовину наполненный бокал, а Джейк ставит пустой и берет новый.

– Принесите нам лучше сразу бутылку, – говорит он, отсылая официанта обратно в бар. – Ты же знаешь наших соседей Мартина и Дункана? Их дети ходят в садик вместе с Алисой.

Обменявшись приветственными кивками с его друзьями, я начинаю осматриваться в поисках приятеля, который мог бы меня вызволить.

– Тут такое было! Подыхая от скуки, выпиваю я вторую пинту пива, доедаю пирог со свининой и еду через этот сонный городишко – Сент-Марнем против него просто мегаполис.

Мартин и Дункан смеются в положенных местах – я понимаю, что пришел в разгар пьяных излияний Джейка о прошедшей рабочей неделе.

– Два дня я там надрывался, набивая карманы этих говнюков, которым мой собственный папаша продал мою компанию, – компанию, которую я создал. Короче, я был выжат как лимон, вот и решил кайфануть после обеда. Дай, думаю, посплю под деревом. Только задремал – слышу стук в стекло моей «ауди». Приоткрываю один глаз и вижу, как этот отставной придурок заглядывает в окно. Сначала я подумал, что меня мучит кошмар и что это мой папаша… ну вы поняли, как тот выглядел. Я игнорирую его и закрываю глаза, но он опять начинает барабанить. Открываю окно. Он представляется майором Эдвардсом – не переношу отставников, которые продолжают козырять своими званиями, – и спрашивает, не мог бы я отъехать чуть в сторонку. «У нас свободная страна, черт побери!» – отвечаю я, и он, конечно, не упускает случая сообщить, что проливал за эту свободу кровь. А потом говорит, что мое присутствие нервирует «местных дам». «Ну надо же!» – говорю я, выпрямляюсь на сиденье и прошу его объясниться. Когда я собираюсь открыть дверцу, он отступает на шаг, но продолжает бубнить о взволнованных дамах. Я спрашиваю зануду, точно ли он говорил хоть с какой-нибудь дамой, но прежде чем он успевает ответить, я делаю вид, что сейчас выскочу из машины. Он пятится, спотыкается и падает спиной в грязь. Я не мог удержаться, чтобы не заснять его.

Джейк достает телефон, одновременно забирая у официанта бутылку шампанского. Он наполняет свой бокал и доливает бокалы Мартина и Дункана. Тут кто-то трогает меня за локоть. Обернувшись, я вижу Уилла Андруза.

– Помощь нужна? – спрашивает он тихо.

– Тебя просто бог послал, – отвечаю я и отхожу с ним, извинившись перед Джейком и его друзьями.

Пока мы идем по гостиной, я слышу, как Джейк продолжает издеваться над краснолицым майором Эдвардсом.

– Прости, что наш вчерашний разговор был таким коротким. Ты пришел не в самое подходящее время, – говорит Уилл.

– Да не за что тут извиняться. Представляю, как раздражают журналистские расспросы, когда пытаешься работать.

Уилл смеется и предлагает удрать из набитой людьми гостиной и скрыться в кабинете Фрэнсиса, где позже запланирован сбор любителей виски.

– В этом весь Фрэнсис, – говорю я, входя в комнату, обшитую деревянными панелями, и оглядывая книжные шкафы с первыми изданиями.

– Не знаю, сколько из них были реально прочитаны, – говорит Уилл, – но да: выглядит внушительно.

– А для Фрэнсиса это очень важно.

– Это точно. Ну что – продегустируем? – спрашивает Уилл и берется за одну из четырех бутылок с односолодовым виски, выставленных напоказ.

– Мне кажется, я свою недельную норму уже выполнил, – говорю я, протестующе подняв руку.

Налив себе двойную порцию, Уилл садится рядом со мной в одно из кожаных кресел с высокими спинками.

– Я правда хочу извиниться. Нам всем тяжело вспоминать то лето, но если я хоть чем-то могу тебе помочь…

Он выжидательно умолкает.

– В среду вечером в ресторане ты меня спросил, что это значит, что моя мама себя не убивала, – говорю я. – Тогда я сказал, что не могу ответить на твой вопрос. Если же ты задашь его сейчас, то я отвечу: это значит, что ее убили.

Уилл никак не реагирует на мои слова, лишь делает глоток.

– Я думаю, что смерть мамы связана с тем, что случилось в то лето, и с кем-то, кто был в куда более тесных отношениях с Лангдон и Фэрчайлд, чем мы могли себе представить. А еще – с вероятным рождением ребенка.

Я смотрю на Уилла.

– Скажи, кого ты имел в виду, когда писал о «разных мужиках». Ты встречал с кем-то из них этих девиц?

– Нет, сам не встречал.

Уилл продолжает не спеша потягивать виски.

– Но в том году пошли слухи, что Джоузи тусуется с ребятами постарше. Это создало ей в школе дурную репутацию. Когда о таком узнают… дети бывают очень жестоки. Я ее не выгораживаю, но ей тогда сильно доставалось… в том числе и от Абигейл.

– Я сейчас заплáчу, – говорю я холодно.

– Джоузи дразнили, дразнили безжалостно – и не только наш класс, а вся параллель. Ее беспрестанно жутко травили.