Мятежные миры - Андерсон Пол Уильям. Страница 33

И немедленно, пока мысли Кэтрин не обратились к Хью Мак-Кормаку, который возжелал реформировать Империю, он продолжил:

— Впрочем, ископаемые остатки куда более жизнерадостная проблема. Так как же насчет эволюции на Дидоне?

Насколько можно судить, имел место очень длительный жаркий период — возможно, в несколько миллионов лет. Предки ногасов кормились сочными растениями, которых из-за засухи стало мало. Предполагается, что ногасы стали собираться вблизи еще остававшихся деревьев, чтобы собирать листву, которую бросали на землю древние рукасы, очищая сорванные плоды. Примерно тогда же у ногасов установились с пракрылосами контакты, примерно того же типа, который возникает у птиц, выбирающих насекомых из шкур млекопитающих. Деревья тоже стали вымирать. Крылосы же были способны издалека выискивать зелень и направляли туда ногасов. Следовавшие за ними по пятам рукасы получали защиту, за которую платили тем, что обрывали листву и бросали ее на землю.

В конце концов некоторые из этих животных добрались до восточных пределов континента Барка. Их миграции были вызваны отвратительным паразитом — гигантским клещом, который не только сосал кровь, но и заражал ее вирусом, из-за которого раны не заживали неделями. Древние ногасы были меньше современных и имели гораздо более тонкую шкуру. Они сильно страдали от клещей. Вполне возможно, что рукасы и крылосы помогали им освободиться от паразитов, вылавливая и поедая последних. Но тогда же, вероятно, они научились и сами сосать кровь ногасов, чтобы хоть как-то обогатить свою скудную диету.

— Отсюда я могу и сам домыслить все остальное, — прервал ее Флэндри, — включая обмен гормонами, выгодный для всех и сцементировавший создавшееся сообщество. Еще счастье, что какой-нибудь одиночный организм в те ранние времена не развил в себе сознание, иначе он наверняка бы уничтожил это неуклюжее трехчленное сообщество симбионтозы еще на начальных стадиях существования. Но теперь симбиоз явно работает. Заманчивые возможности для цивилизации.

— Мы их почти не знакомили с достижениями нашей, — ответила Кэтрин. — И не только потому, что хотим изучать их такими, какие они есть. Мы просто не знаем, что для них хорошо, а что может закончиться катастрофой.

— Боюсь, такие вещи познаются только методом проб и ошибок, — задумчиво сказал Флэндри. — Хотелось бы мне понаблюдать процесс воспитания дидонцев, начиная со дня рождения, в технологическом обществе…

— А почему бы не попробовать воспитывать наших детей среди дидонцев? — вспыхнула Кэтрин.

— Извините. — «Ты и в негодовании прекрасна». — Я просто неудачно сболтнул. На практике я такого ни за какие коврижки не сделал бы. Сам нагляделся на печальные результаты подобных опытов. А кроме того, я забыл, что они ваши друзья.

«Но какая мысль!»

— Я тоже хотел бы стать их другом, — продолжал Флэндри. — Нам предстоит идти вместе с ними еще два-три месяца, а в лагере свободное время просто некуда девать. Почему бы вам не поучить меня их языку?

Она поглядела на него в изумлении:

— Вы это серьезно, Доминик?

— Еще как! Только я не обещаю сохранить эти знания на всю жизнь. Моя голова и без того забита всякого рода информацией как паутиной. Но сейчас мне бы очень хотелось научиться разговаривать с ними напрямую. В какой-то степени это нас подстрахует. И кто знает, а вдруг я выдам какую-нибудь хилую гипотезу насчет аборигенов, слишком заумную, чтоб она могла родиться в голове энейца?

Кэтрин положила руку на плечо Флэндри. Жест был типичен для нее. Она любила касаться тех, кто ей нравился.

— Вы не похожи на сторонника Империи, Доминик, — сказала она. — Вы наш.

— Даже если и так… — начал он смущенно.

— Ну почему вы на стороне Джосипа? Вы же знаете, каков он есть? Вы же видели его приятелей вроде — Снелунда, который вскоре подменит его во всем, только не будет сам именоваться императором. Почему же не присоединитесь к нам, которые одной породы с вами?

Он-то знал почему — начиная хотя бы с того, что он не верил в успех революции, было множество и других причин. Но не говорить же ей об этом в такой восхитительно волшебный день!

— Возможно, вам и удастся обратить меня, — ответил он. — А пока — как насчет уроков?

— Разумеется, разумеется. — Флэндри не мог запретить своим людям слушать, поскольку некоторые из них проявили большой интерес к занятиям. Использовав все свои немалые способности, он быстро опередил их, вызвав тем самым скуку, так что слушатели вскоре разошлись. После этого он на целые часы завладевал вниманием Кэтрин… Теперь он игнорировал ревнивые взгляды, но сам не чувствовал ревности, когда она оживленно болтала с кем-то из рядовых или присоединялась к кружку любителей попеть возле костра.

Не взволновало его и то, что сержант Роббинс вернулся с экскурсии, на которую отправился вместе с Кэтрин, чтобы поискать съедобные растения, с большим фингалом под глазом и чрезвычайно глупым видом. Она вернулась немного позже, совершенно спокойная, и обращалась с Роббинсом так, будто между ними ничего не произошло. Должно быть, это событие широко обсуждалось, так как никакие новые инциденты такого рода места не имели.

Успехи Флэндри в языке поражали Кэтрин. Помимо того, что он имел нужные для этого гены, Флэндри в свое время прошел в разведывательных подразделениях весьма непростые курсы по лингвистике и металингвистике, семантике и метасемантике и усвоил массу фокусов по части концентрации внимания и умения запоминать. Тогда его обучили тому, как надо учиться. Вряд ли многие гражданские ученые имели подобную подготовку. У них просто не было нужды в том, в чем постоянно нуждались оперативные агенты. Через неделю Флэндри уже освоил структуру языка общины Ревущего Камня и человеческого пиджина… положив на это немало труда, ибо разум дидонцев был ему совершенно чужд. А может, все-таки не совсем? Изучив основы грамматики и накопив некоторый словарный запас, Доминик подкрепил уроки Кэтрин беседами с Открывателем Пещер. Сначала получалось нечто чудовищное, но через несколько недель он уже мог вести настоящий разговор. Дидонец тоже заинтересовался им и Кэтрин, поскольку рассматривал их как хиигя. Она с удовольствием принимала участие в разговорах, что Флэндри нисколько не стесняло. Открыватель Пещер обладал более авантюрным складом характера, чем остальные. И личность этого хииша тоже была куда ярче, чем у тех единств, которые комплектовались из остальных ногасов, рукасов и крылосов, имевшихся в отряде дидонцев. Дома — в Ревущем Камне — Открыватель Пещер охотился, рубил деревья, а когда других дел не было, предпринимал отважные вылазки. Ежегодно хииш бывал на озере, именовавшемся Золотым, где менее развитые общины устраивали что-то вроде ярмарки. Там он выменивал металлические изделия на меха и сушеные фрукты. Там же его ногас привык встречаться с рукасом из хииша из одних мест и крылосом из других, образуя единство по имени Плотогон. В Ревущем Камне, помимо Многомудрого, ногас и рукас Открывателя Пещер входили в состав Великого Песнопевца, а крылос (она) — в Водителя Хороводов; рукас же хииша — в состав Пивовара. Кроме того, все они время от времени включались в случайные единства, созданные по какому-то особому случаю.

Никто из них не соединялся (кроме как в экстренных ситуациях) с кем попало. Зачем терять время какой-то части хииша, соединяясь с менее одаренными, если она может находиться в составе выдающегося единства? Качественные различия между хиишами, возможно и не очень большие, все же реально существовали в Ревущем Камне в виде «первых семей» и «пролей». При этом там не было ни зависти, ни снобизма. В таких отношениях правит прагматика. А альтруизм настолько встроен в жизнь общины, что не выделяется как особая концепция.

Во всяком случае, таковы были впечатления Кэтрин и Флэндри. Она считала, что может и ошибаться. Как можно проникнуть в психику создания, у которого три мозга, каждый из которых хранит какие-то воспоминания многих других личностей, да еще кое-какие события, случившиеся за много поколений до рождения этого создания?