В плену Гора - Зайцева Мария. Страница 2
– Я не знаю, как по документам, но все сотрудники клуба в курсе, кто хозяин.
– То есть, вы утверждаете, что клуб принадлежит Росянскому?
– Я не утверждаю. Мне так говорили.
– Кто?
– Не помню.
О, как! Сразу волну словила. Никакой конкретики! А как хорошо было бы прихватить прокурора города Росянского! Учитывая, что сотрудники МВД и прокуратуры не имеют права осуществлять коммерческую деятельность… Ммм… Это было бы интересно.
Давно я на эту гниду смотрю, и на него, и на сыночка его, и на зятя… Суки. Устроили тут семейный подряд прямо в конторе. Твари.
Но с такими показаниями «одна баба сказала» каши не сваришь, конечно.
Ладно, танцуем дальше.
– Вы обслуживали столик…
– Да… И услышала, как Валерик Росянский договаривается со своими друзьями встретить возле клуба двух девчонок, которые его на танцполе обидели. Толкнули, что ли… Я просто решила помочь. Валерик был уже не в себе, обнюхался, наверно…
– Вы видели, как он принимает наркотики?
– Нет. Но он наркоман, это все знают.
– Кто все? Имена?
– Все. Имен не знаю.
Наступила тяжелая пауза. Я смотрел на кошку, кошка щурилась на меня. Глаза свои зеленые острила.
Опять губы облизывала.
Да кто ж тебе сказал, что это на всех действует, дурочка?
Наверно, тот, на кого это действовало. Как на меня, например.
Но хрен ты это увидишь, кошка драная.
– Продолжайте.
– А что продолжать? Я просто пошла и предупредила девчонок. А потом решила помочь. Максик как раз смену завершал, вот мы и предложили подвезти.
– Максик?..
– Мой брат, Максим Семенович Курагин. Он барменом там работает. Работал.
– Хорошо. Дальше.
– А дальше мы вышли через черный ход, загрузились в машину Макса и поехали. А Росянский с приятелями поняли, что мы девчонок увезли, и за нами рванули. Мы ехали-ехали… Потом одна из девчонок позвонила кому-то, описала ситуацию, дала трубку Максу. И дальше он поехал туда, куда ему человек по телефону сказал. Потом , когда мы остановились, Росянский с дружками выбежали и налетели на нас. Макс стал с ними драться, сразу с двумя, но их пятеро было же. Росянский полез к беленькой девочке, Сашке, кажется, вытащил ее из машины, начал тискать. Я выбежала с пассажирского… Меня схватил еще один… А у меня чисто случайно остренькая была спица… В машине Макса валялась, он что-то там делал ею , ремонтировал, что ли… Ну я и ткнула. Чисто случайно. А потом вы приехали уже. И всех повязали. И вот знаете, гражданин следователь, я не понимаю, что происходит, – голос ее зазвенел обидой, в глазах блеснули слезы, – я , между прочим, только помочь хотела, понимаете? Мне девчонок стало жаль. Росянский просто тот еще отморозок… Запросто мог что-то сотворить с ними… А брат мой жизнью рисковал, и я тоже. А вы меня задержали. И не отпускаете. А я помыться хочу… И руки в царапинах все, посмотрите…
Тут она тяжко вздохнула, из левого глаза поползла по щеке одинокая слезинка. Горькая такая.
И ладони ко мне так протянула, трогательно.
Актриса, мать ее…
Если б не видел ее там, на поляне заснеженной, сегодня, то поверил бы.
Но я видел.
Глаза дикие. Смех бесячий. Пальцы эти самые, тонкие, беззащитные. С заточкой. И вот не дрожали они тогда. Совсем.
Интересная она личность, Людмила Курагина. И брат ее тоже, очень интересный.
А еще интересно то, что они, как говорится, «в списках не значатся». То есть, нет их в клубной базе. Не работают они там. Совсем.
Это мои идиоты все же смогли проверить.
У брата ее взяли пальчики, у нее – тоже.
И совсем скоро я буду знать, кто ты такая, Людмила Курагина, кошка с зелеными глазами.
И какого черта ты оказалась в нужном месте в нужное время.
Спасла сестру моего друга, не последнего человека в конторе, кстати.
И что у тебя в жизни случилось такого, что руки не дрожат, когда заточку в шею здорового мужика вгоняешь?
А заодно и время будет про себя кое-что прояснить.
Например, почему меня так твой неуступчивый взгляд заводит.
Ничего. Скоро все станет понятно.
Уж в этом я уверен.
И, как только разберусь с основным, решу, что с тобой дальше делать.
Пока что парочка вариантов только.
И оба интересные.
Добрые дела строго наказуемы.
Я проснулась от того, что в комнате кто-то был. Успела подскочить и сунуть руку под подушку, а потом жесткая пятерня закрыла мне одновременно рот и нос, тяжелое тело навалилось, опрокидывая обратно на кровать и обездвиживая.
В принципе, главное я успела.
Под подушкой нащупала перочинный нож, обосновавшийся там после той проклятой ночи, когда толстый упырь завалился в комнату и пригвоздил меня, беспомощную и сонную, к матрасу.
После я поклялась, что скорее кишки ему выпущу и сяду, чем позволю такое еще раз.
Нож щелкнул, выпуская лезвие, и я, уже теряя сознание от нехватки кислорода, все же смогла наугад резануть по навалившемуся.
И даже попала куда-то, но один раз. Потому что потом запястье с ножом перехватили и прижали над головой.
А я, в дикой панике и таком же диком бешенстве, все же расслышала тихий хрип на ухо:
– Люська, бля…малая, тихо, ти-хоооо…
И замерла, отказываясь верить. Закрыла глаза, борясь с брызнувшими слезами.
– Не кричи, – хрип, знакомый, и от того вообще не реальный, стал громче, ухо обожгло горячее дыхание, жесткое массивное тело, придавившее меня, чуть сдвинулось, позволяя шевелиться. Тут можно было бы начать сопротивляться, но я не делала этого. Потому что плакала. Потому что этого человека здесь не должно было быть. Но он был. Вопреки всему. Обещал же. А он всегда выполнял обещанное.
Жесткая ладонь убралась с лица, и я смогла вобрать в легкие воздух. С длинным всхлипом.
– Ну ты чего? Ну хватит, малая…
Шепот возле уха стал горячее, и тоже, вроде бы, со слезами. Хотя слезы и мой брат… Не, этого не могло быть. Но было.
И брат был. Здесь. Рядом.
Он аккуратно отпустил мою руку с ножом, порывисто подхватил меня, отдирая от кровати и обнимая.
Крепко-крепко. И дышал куда-то в шею, щекотно ероша волосы на затылке. Так, словно надышаться не мог. Как я не могла.
От брата пахло чем-то горьким, дорожным, бензиновым. Им пахло. Спокойствием. Безопасностью.
Как же я скучала! Как же я отвыкла уже от этого запаха! От него отвыкла!
Не выдержав, я опять длинно всхлипнула и зарыдала, тихо и задушенно, прямо ему в плечо.
– Ну все, малая, все-все…
Он сам шморгал носом, голос его звучал еще глуше, еще надтреснутей. Так, словно кричал много до этого.
– Максик… Максик…
– Я, я, конечно… Крутая девчонка… С ножиком под подушкой…
Он уже успокоился, и теперь, оторвавшись от меня, разглядывал лицо, немного насмешливо и очень ласково.
– Черт… Порезала тебя, да? Где?
– Да пустяки, немного по шее. Но левее чуть-чуть , и у нас были бы проблемы…
Я попыталась выбраться из его рук, чтоб быстренько осмотреть, перевязать, остановить кровь. Было ужасно страшно и стыдно за то, что сделала.
Ну как я могла его не узнать? Как?
– Не дергайся. Сказал же, все нормально. Потом все. Давай, в темпе. В окно.
– Но как…
– Я собак усыпил.
– А документы? – я это все уже спрашивала, тихонько передвигаясь по комнате, нашаривая одежду, обувь, лихорадочно соображая, что взять с собой.
– Забрал. Не тащи с собой ничего. Все купим…
– Но как же… А Старик? Он же все в сейфе держал…
– Ага. И еще много чего. Нормально все, малая. Давай, только тот шмот, что для улицы надо. И все. Нам еще через забор лезть.
Перелезая через забор особняка, я на полсекунды оглянулась, зажмурилась и жутко пожалела.
О том, что нельзя это все сжечь нахер.
Вместе со Стариком.
– Курагина, на выход.
Я резко открыла глаза и села на шконке.