Толмач - Гиголашвили Михаил. Страница 48

– Потом! – и Малой продолжал, сжав кулаки и кривя лицо:

– Я жалобу в Думу, в Комиссию по правам человека – а на меня в третий раз нападают: зимой оглушили трубой, раздели догола, закопали по горло в снег и еще льдом обложили, скоты в сапогах… Это же чистая попытка умышленного причинения смерти! – Он бурно засопел и заворочался на стуле. Левый глаз его начал слезиться, в углах рта выступила белая пена. – Вот такие права человека мне показали. Так хорошо разглядел, что искры из глаз посыпались.

Тилле предусмотрительно попросил меня открыть окно и дать беженцу воды. Сам он во время рассказа Малого что-то усиленно писал на своем листе и сейчас повернулся к компьютеру, чтобы внести туда несколько фраз и цифр, сказав:

– Пусть продолжает!

Малой молчал. Сопение и свист перебитого носа. Шрамы глубоки и замысловаты. Из левого глаза сочится слеза. Помолчав, он говорит:

– Тогда я решил прямо на Страсбург выйти, один знакомый юрик из коллегии помог написать, перевести и отправить жалобу. И тогда эти суки избили в подъезде мою дочь, сотрясение и перелом ключицы, документы тут. А в карман ей на прощание записку для меня сунули: «Следующая – твоя блядюга. Вели ей подмыться – скоро будем»! – И он грохнул по столу кулаком. – Каково?

– Тише, Иван. Немец при чем? – сказал я ему. – Хорошо говорил. Говори дальше, до конца доведи. Оставь этот шум.

Он по-бычьи секунды три смотрел на меня, мигнул и обмяк:

– Понял. Все. Объясняю: точно так все и было. До меня дошло, что это конец. Я-то ладно, но жена, дочь!.. Я их спрятал в Барнауле, ферму продал, а сам вот сюда. Вначале в Страсбург ткнулся – узнать, что к чему. Вот, говорят, в декабре суд будет. Мне бы до декабря продержаться, а там 10 миллионов долларов возьму, может, что-нибудь вместе и состряпаем – фирму откроем или дело какое завяжем, а?

И он откровенно подмигнул нам: сначала Тилле, потом мне. Когда я сказал об этом Тилле, он засмеялся:

– С кем, со мной совместно фирму открыть хочет? Шутник, однако! А что бы он хотел открыть? Какую фирму?.. 10 миллионов долларов – большие деньги.

Малой расплылся в блаженной улыбке:

– А то же самое, что и там. Коней разводить. У меня в Висбадене корешок есть, немец, скачками заведует…

– Фамилию знаете?

– Кристофом зовут, знаю, а вот фамилия… То ли Шриттер, то ли Дриттер, а может, и Бриттер. Он там самый главный… Ферму бы открыли, с отоплением, манежем, по «Мерседесу» бы купили – и жили бы хорошо. Вот вы люди грамотные, много чего можно было бы вместе накумекать…

– Например, сосиски продавать, – поддержал я его. – Тут шутят, что три профессии никогда не умрут в Германии: пивовар, мясник и могильщик.

– И все вполне доходные профессии, заметьте, – поддержал разговор Тилле, заметив мне тихо и мимоходом: – Ну как же русские не мечтатели? Он уже ферму с нами вместе открывает… – Потом включил микрофон и спросил: – До этого случая с кражей лошадей у вас были когда-нибудь проблемы с российскими органами безопасности?

– Все очень просто – не было. Я же спортсмен, а не бандит! Это они, скоты в сапогах, на меня нападали, а не я на них. Вон, там написано, кто я такой, – Малой указал на пожелтевшую газету с мятыми краями (она весь разговор лежала перед нами на столе).

– Со статьи ксерокс надо сделать, а то порвется вся скоро, – посоветовал я ему, подумав, на скольких столах эта газета уже побывала и в скольких руках была мята.

– Что вас ожидает в случае возвращения на родину? – продолжал записывать на пленку Тилле.

– Лютая смерть.

– А в Барнауле, например, вы не могли бы открыть подобную ферму? Вы же спрятали там вашу семью. После продажи фермы у вас и деньги есть наверняка. Так почему бы вам не поехать в Барнаул? Там за десять миллионов долларов многое сделать можно, – осторожно предложил Тилле.

Но Малого было не пронять.

– Мафия всюду найдет, – уверенно отрубил он.

– Какая мафия?

– Эскадроны смерти, пятнистый ОМОН… Одна бульда. На кого им «фас» скажут – тому и врезают шершавого…

– Других причин, кроме названных, нет?

– А что, мало?

– Мы не на рынке: мало, много. Нету других причин?.. Хорошо. Может быть, хотите что-нибудь добавить?

– Дайте стойло до декабря. А там деньги придут…

– Да-да, фирму откроем, лошадей пасти будем, – ответил Тилле, выключил магнитофон, начал собирать бумаги. – Три месяца законные у вас есть, а дальше видно будет.

– Можно и продлить, через адвоката. – добавил я вполголоса Малому, на что тот согласно кивнул, а Тилле, услышав слово «адвокат», бегло посмотрел на меня, но ничего не сказал, только вздохнул и сообщил, что беседа закончена.

Малой, шумно вздыхая, со стуком, свистом, топом, сопом и храпом полез из-за стола, выволок хромую ногу и, массируя ее и глядя снизу на Тилле, попрощался:

– Ауфвидерзен! [43]

Тилле сделал мне знак задержаться и, выждав, когда Малой, доковыляв до двери, исчез, спросил:

– Как вы думаете, он из мафии?.. Мне кажется, что он поссорился из-за денег со своими сообщниками и сбежал сюда, чтобы спрятаться.

– Может быть. Отдельные жаргонные слова есть. Но это ничего не значит – многие бывшие советские люди любят говорить сочно, – ответил я. – А может быть, все точно так и было, как он рассказывает. Этого тоже нельзя исключать.

– Думаете, в России все возможно?.. И закапывание в снег?.. И льдом обложили?.. И эта мифическая внучка?.. – с сомнением покачал головой Тилле, вопросительно-серьезно глядя на меня.

– Внучка – тоже часть России, в которой, как вы говорите, все возможно, – ответил я ему, слыша из-за двери колотушку и призывное сопение Малого.

Мы пошли вниз. На прощание Малой долго жал, мял и тряс мою руку, благодарил за помощь и попросил номер телефона:

– Как только бабки возьму – сразу к тебе. Дело откроем. Или лучше в банк положить на проценты?..

– Лучше пополам: и в банк положить и дело открыть, – осторожно отвечаю я, видя, что лицо Малого опять наливается кровью, а сопенье и свист усиливаются.

Он говорит:

– Хорошая мысль. Вот веселуха пошла бы… – На миг он расцветает, но тут же гаснет: – Пока ждать надо. До суда. А там лишь бы наши скоты в сапогах не украли, с них станет прямо со счета украсть, когда Страсбург в Москву капусту перечислит…

– Почему Страсбург?.. Тебе же не Страсбург, а Россия платить должна?.. Вот она тебе прямо в Москве и заплатит…

– Ага, кувалдой по башке!.. Держи карман шире!.. Нет. Надо счет в Швейцарии открыть, туда пусть перечисляют.

– Тоже верно. И деньги чистые, и налогам не подлежат, – поддержал я его, на что он с жаром пообещал ввести меня в полную долю, как только деньги прибудут на счет и если скоты в сапогах их не стырят. Мы расстались добрыми друзьями.

Часть третья

Лето

Татары достали

Дорогой друг! Кроме того, что лето пришло, ничего отрадного сообщить не могу. Да и что за лето это?.. Темно и прохладно, как белой ночью. Телевизора тоже пока нет. Приходится от бестелевизорья книжки читать. А книжек у меня – кот наплакал: справочник по психиатрии и брошюрка «История народонаселения в Китае». Решил вчера на ночь про Китай почитать. И много нового узнал. Суди сам.

Китайцы – народ древний. Выдумали все, что на свете есть: бумагу, порох, фарфор, календарь, компас, керамику, чай, шелк, ружье, пушку, картографию, плавильную печь, манты, графику, амальгаму, сковороду, ксилографию, ксилофон, терракоту, зеркало, домино… Теперь уже две тысячи лет отдыхают. Курят больше всех в мире. Все о велосипедах мечтают. Едят все, что о четырех ногах, кроме стола. Воробьев извели (нетрудно было: каждый китаез по воробью съел – и готово). Ласточкины гнезда изжарены, уток давно нет – все «по-пекински» улетели. Без воробьев и ласточек насекомые развелись – их тоже в сковородку: чего протеин почем зря летает, добру пропадать!.. Кошка мяукает – давай и ее сюда, чтоб зря не мяукала. Собаку видят – сковородку на огонь. Червей как спагетти на палочки наматывают, а тараканов сырыми глотают, чтоб пользы больше было. Словом, сметливый народ, не теряется.