Толмач - Гиголашвили Михаил. Страница 77

Потом Марк вдруг замолк, сказал:

– А может, он какой-нибудь чеченский боевик?.. Как, чеченского акцента нет?

Я не успел ответить – Назым, услышав знакомое слово, встрепенулся:

– Мине говорит – чэчэн? Э, я сам чэчэн как огон боиси. Какой чэчэн, э!.. – поднял он руку, как бы защищаясь.

– Ладно, ладно. Спросите, почему, интересно, он сюда, а не в Италию, Испанию или Португалию, поближе к своей горячей южной крови, прибежал? – поджал губки Марк.

Назым объяснил, что этого он не знает: какие «фаршивы визы» были в купленных паспортах, туда и поехали. А в Гамбурге сопровождавший их тип после паспортного контроля забрал паспорта («вам зачем?»), подвел к отделению аэропортовской полиции, велел войти внутрь и сказать одно слово: «Азюль!» – что они и сделали, вот и все.

– Значит, прилетели рейсом «Москва-Гамбург»? – уточнил Марк. – А по каким дням летает этот самолет?.. – Он украдкой заглянул в книгу, открытую на столе (всевозможные справочники занимали полстола и всегда были под рукой).

Тот изменился в лице, почесал в затылке:

– Как дэн бил?.. Чэтверга.

– Да, как же!.. – обрадовался Марк. – Самолет из Москвы в Гамбург летает по средам и пятницам!.. Ясно вам?..

– Нэ знай, я так помнилси, что чэтвэрга, – пожал плечами Назым.

– Отметим, – зловеще пробормотал Марк и записал что-то на листке. – Так. А что все это время делала ваша жена?.. Чем занималась?.. Где работала?.. Ее тоже так страшно преследовали, как и вас?.. Она же не черная, она белая, так? Славянка? – переспросил он у меня (я кивнул).

Назым покачал головой:

– Она бойна работаил, кость рубаил, супни пакет делаил. О, Валья – и мой сестира, и мати, и жэна, и брат, все учил…

– Да, да, знаем, – отмахнулся Марк. – Пусть лучше скажет, сколько денег и кому заплатил за визы.

– Обшичет: два пашпорт – 4 тисич долляр. Сина бесплатны, да, мали ишо, к жену написаил… А жена свою пашпорт потеряил…

– Печальная история, – притворно вздохнул Марк. – Спросите, что ему угрожает в случае возврата в Турцию?

– В Турси? Какой Турси? – изумился Назым. – Зачем Турси?

– А куда же?.. Россия вас не примет, у вас нет ни паспорта, ни визы, ни оснований для нее. Так что вы турецко-подданный. В Турцию придется ехать, на родину, где солнце светит и кебабы на деревьях растут, – веско заключил Марк и принял порошок.

Назым убито и затравленно смотрел на Марка. Наконец, как бы очнулся, спросил побелевшими губами, что, значит, лучше было бы, если бы он обманул и сказал, что курд, ведь курдов в Турцию не отправляют?

– Да, с курдами проблема… – неопределенно согласился Марк. – Но это не ваша проблема. Вы турок. А то, что языка турецкого не знаете – это частное дело, главное, что по паспорту вы турок, турецкий гражданин. Вот наши немецкие турки тоже языка не знают, однако их никто в Турции за это не убивает. Так что – домой, в солнечную Турцию, кебабы кушать!.. И я бы поел с удовольствием, если б у меня сразу изжога не начиналась!.. А с вами сделаем легко – запросим турецкое посольство в Москве, получим ваш паспорт и депортируем вас без хлопот в Турцию, вот и все!

Назым остолбенело и ошарашенно смотрел на него:

– Куд эхать, в Бурдахчи?.. Турси?.. Нэ! Нэ! Лючше Роси…

– Впрочем, можно подумать, – продолжал Марк (напугав жертву, теперь он был доволен, наступила фаза торговли с беженцем). – Если вы из России получите от соседей или от третьих лиц нотариально заверенные показания, что вы действительно жили с вашей женой одной семьей, имеете ребенка, то можно попытаться договориться с российским посольством. Жене надо поскорее свой российский паспорт восстановить, как потерянный, а вам выдать что-нибудь временное… В общем, въехать в Россию сможете, а там будете с русским разбираться… Но для этого надо иметь паспорт жены. Учтите это!

На фоне перспективы быть отправленным в турецкие горы высылка в Тверь показалась Назыму столь желанной, что он с жаром начал упрашивать Марка помочь им вернуться, на что Марк важно отвечал, что надо подумать, а пока время выслушать жену.

– Жена ничего знаит, – еще раз заверил Назым. – Она мяскомибинат кость рубаил, супны набор делаил – что она знаит?.. Мине смэрт грозялся, не ее.

– Какая смерть? От кого? – иронически из-под очков зыркнул на него Марк.

– Ну, я чорни, чэчэн, ваххаб, террорра…

– Пол-России черных. Всех принять не можем при большом желании. И все, хватит об этом. Хотите что-нибудь добавить? – сухо заключил Марк, распечатывая очередную коробочку с лекарствами.

Добавлять было нечего. На этом интервью было закончено.

Когда мы шли вниз, Назым сокрушенно вздыхал:

– Э, нада било курда говорил… Куда Турси иди?.. Нет, люче Роси…

– Да, не очень логично получилось. Ты пришел просить в Германии убежище – и сразу стал умолять, чтобы тебя в Россию отправили, – напомнил я ему.

– Ва, Роси лучше, чем Турси! – сказал он убежденно. – Вот, моя дядка, отэцин бират, турски язык нэ знает и Голланди убежищ браил…

– Дядя?.. Получил в Голландии убежище?.. А почему ты не сказал об этом? Это важно. Если дядя получил – могут и тебе дать. Данные дяди есть?.. Сейчас позвоним Марку.

Мы уже были возле музгостиной, где Ацуби колдовала около сканера. Я попросил разрешения позвонить, чтобы сообщить Марку, что дядя беженца получил политубежище в Голландии, но Ацуби сказала, что сейчас все равно надо вести жену на беседу, а там все это и расскажете:

– Ведите жену! Марк разберется.

В комнате ожидания было пусто, только Валентина грузно сидела у окна, а мальчик Абдулла, примостившись у ее ног, с полузакрытыми глазами тихо хрустел галетами, которые тяжелой рукой, привыкшей к рубке костей, давала ему мать: не глядя, вытаскивала из коробки и протягивала сыну, а тот брал на ощупь и безучастно начинал грызть.

– Что, теперь моя очередь? – подняла она на меня усталые глаза в обводах синей грубой туши. – Назымчик, он печенье уже две пачки покушал. Если еще захочет – купи у того толстяка. У него есть еще другие, батончики…

Мы пошли назад по коридору. Валентина тяжело ступала за мной, со вздохами рассказывая, какой добрый, хороший и отзывчивый ее Назымчик: он ей и брат, и отец, и муж, и товарищ в одном лице, просто черен, настоящий Чорна, за это его и мучают все. А мне думалось, в такт шагам, что-то смутное, что-то из школьного фольклора: «Чорна… Чорна… Чорный чорна-чорт очертил чортов чертог чортовой чертой… Черток! Черкет! Ялла! Гяльбура!»

Часть четвертая

Осень

Амбужур

Не успел погреться – уже и осень наступает, реальная и гадкая. И перейдет она потом в долгую вечную зиму. Впрочем, все равно: в моей ныре что лето, что осень – одинаково противно. Никуда не вылезаю, сижу. Вчера думал над твоими словами. Да, наверно, ты прав, я – подпольный тип. Ну, а какой, суди сам? Живу в ныре, трамвай на уровне глаз ходит, ниже – только блохи, черви, мыши и вши. Доктора до смерти замучили. Картины не покупаются. Сосед-Монстрадамус страхи волной гонит. От вида полицейских тошнит и волосы шевелятся, а о женщинах и не говорю и при виде их сразу гусиной кожей покрываюсь.

А я скажу так – ну и что, что подпольщик?.. Чем ближе к земле – тем уверенней на ногах стоишь, чем выше в небо – тем больней падать. А лучше сказать, я – как тот парашютист, которого на морских курортах катер на тросе за собой по небу таскает. Вот и я так – моя душа парит где-то в небесах, а тело по жизни с тарахтеньем едет и эту неприкаянную душу за собой на нервах тащит. Лопнет капилляр, тромб застрянет – трос оборвется, и умчится душа туда, откуда явилась, а тело уйдет в утиль, куда ему и прямая дорога, из праха в прах…

Недавно, правда, угораздило на экскурсию съездить. Вообще-то я никуда ездить не люблю, на оперу палкой не загонишь, в балет на ошейнике не затащишь, от концертов держусь подальше, а всякие экскурсии с экскурсами и экскурсоводами очень не жалую, но аспирантка заставила. Что делать, согласился, хотя и думаю, что если художник – подмастерье бога, а бог целыми днями на облаках спит, то и подмастерье у него под боком посапывать должен, во сне хоть грешишь меньше и болезни не одолевают. И я бы спал, но аспирантка уговорила – мол, поедем, хочу Бельгию увидеть и выставку посетить. Ну, выставка – это всегда интересно посмотреть, как художник с ума сходит. Ладно, поехали.