Артефакт. Ритуал на крови (СИ) - Скоробогатова Наталья. Страница 21

Казалось, что шли мы долго, реально же прошло минут десять, и белобрысый послушник подвёл меня к широким двустворчатым дверям, у которых стояло двое его «коллег», в таких же серых балахонах с надвинутыми на лица капюшонами.

— Гость к отцу, — произнёс белобрысый, и «серый» справа молча распахнул перед нами находящуюся с его стороны створку. Кивнув, моё провожатый повернулся ко мне: — Проходите, господин.

И я вошёл в то, что вполне можно было назвать королевскими покоями. Большие по краям задрапированные светлыми бежевыми портьерами окна открывали вид почти на всю территорию аббатства. Да, я заметил, что мы поднялись на третий этаж. Под ногами лежал толстый узором очень похожий на персидский ковёр, скрывающий звук шагов. Стены, обшитые красной с золотым узором тканью, частично были скрыты за книжными шкафами, в свою очередь наполненными толстыми книгами в кожаных переплётах, скрученными в трубки фолиантами и просто стопками различных бумаг. Там же стояли различные статуэтки, кубки и то, что у нас называлось простым словом «антиквариат». Открытые части стен были завешены картинами с портретами неизвестных мне людей. Не самыми с моей точки зрения лучшими, но кто я такой, чтобы решать, как писали в это время, тем более, что я и время-то не могу определить — ни на одной из попавшихся мне бумаг дат не стояло.

Почти в центре кабинета находился массивный деревянный письменный стол, за которым в кресле из того же дерева сидел аббат Этельверд. На нём, в отличие от послушников, была чёрная мантия, поверх которой был надет белый стихарь. Голова покрыта не была, открывая седые длинной чуть ниже мочек ушей волосы.

Аббат поднялся:

— Сэр Томас! Прошу вас, присаживайтесь! — и указал на стоящее у стола кресло — почти точную копию того, в котором только что сидел сам.

Я кивнул и сел, сложив ногу на ногу, тем самым показывая, что мы с Этельвердом сейчас практически равны по положению.

— Мне сообщили, что вы, предположительно, мой преемник.

Я снова кивнул, подавая ему один из свитков. Он обошёл стол, взял его у меня, вскрыл печать и быстро пробежался взглядом по строчкам, которые я уже успел изучить. Там указом короля было установлено, что в течение месяца после появления в аббатстве Арто, все полномочия аббата должны быть переданы ему, а аббат Этельверд отзывается в столицу.

— Я не могу перечить воле Его Величества. Но я предполагаю, что для начала должен ознакомить вас аббатством, делами, познакомить с местными прихожанами. С отцом Калебом вы уже знакомы.

В этот раз кивать я не стал, внимательно отмечая, как слова, произносимые аббатом, расходятся с его мимикой и жестами. Он потёр лоб, чуть скривившись, словно от боли, затем подошёл к столу, постучал по нему пальцами, будто бы задумался, а после посмотрел на меня.

— Давайте сделаем так. Сейчас уже поздно, вы переночуете в вашей комнате — я попрошу, чтобы вам принесли ужин туда, — а утром начнём с мессы, и дальше займёмся делом. Хорошо?

Я поднялся и с улыбкой чуть наклонил голову.

— Вот и отлично. А сейчас мне нужно подготовиться к вечерней молитве. Брат Олаф! — На этот крик в комнату заглянул белобрысый послушник. — Проводи сэра Томаса в его дормиторий. И на кухне передай моё распоряжение об ужине для гостя.

Что ж, с учётом того, что я молчал, растягивать нашу встречу смысла не было, и я последовал за белобрысым обратно, снова запоминая коридоры, двери, повороты, лестницы… Когда мы вернулись, я жестом показал белобрысому войти со мной. Он удивлённо посмотрел на меня, но послушался.

«Благодарю тебя за помощь, — написал я, усевшись за стол. — Скажи, а можно ли тут погулять по территории?»

— Конечно, — белобрысый улыбнулся. — Правда, после десяти вечера не желательно.

«Почему?»

— Отец установил такое правило. Но это для послушников, на гостей оно не располагается, а двери всегда открыты.

«Хорошо. Спасибо!»

— Я могу быть свободен?

«Ужин?»

— Да, конечно, — быстро закивал он и почти пулей умчался, оставив меня одного.

Итак, что получалось? Я попал сюда в тот момент, когда Арто должен сменить Этельверда. Этельверд явно нервничает по этому поводу и вряд ли желает подобного. Слишком уж у него тут хорошо, чтобы желать вернуться в Лондон. Или где там находится их главная церковь? К тому же, выглядит он не лучшим образом. Я бы даже решил, что он чем-то болен, очень болен. У нас так выглядят либо те, у кого проблемы с отсутствием аппетита, либо те, у кого онкология. Возможно, именно с этим связаны закрытые мессы и пропажи и смерти людей? Что, если он ищет способ исцеления? Тогда ему точно не хочется покидать это место.

Но в этом случае Арто не может его занять. Или может? Или нет? И если нет, то что сделает Этельверд? Убьёт его? То есть меня? А как быть с тем, кто меня, то есть его, сопровождает? А что бы сделал я на его месте?

Вот я «работаю» аббатом. У меня смертельное заболевания, а умирать не хочется. Я начинаю искать варианты того, как выжить, в том числе совсем не христианские. Узнаю, что есть аббатство, которое стоит на месте силы и, по слухам, может поддерживать жизнь даже в тех, кому с нею давно пора попрощаться. Я устраиваю всё так, что меня отправляют туда аббатом. Неважно, каким образом, это к делу особого отношения не имеет. И я здесь.

Но поддержание жизни и жизнь — это разные вещи, и хочется всё-таки не торчать тут безвылазно. Я начинаю разбираться, почему тут место силы и узнаю про человека, который здесь жил несколько веков назад и помогал людям. По словам тех, кто в него верит, он был бессмертным. Тогда где он? Хотя, это тоже не по делу, мне не его бессмертие нужно, а своё.

А как он стал бессмертным? Какой-то ритуал? Возможно, именно он виновен в пропаже и смерти людей? Но какой? И откуда Этельверд его узнал?

Я открыл тетрадь и принялся читать. Читал, когда пришлось разжечь свечи, потому что стало слишком темно, когда принесли ужин, когда постучались, узнать, всё ли у меня в порядке. Читал и постепенно понимал, что именно от меня хочет тот, кто отправил сюда.

2018 год. Июль. Нежнин

Он ходил по номеру, ожидая, когда придёт второй. Время шло, а вопрос со Звонарь так и не решился. Пора уже что-то делать, а не ждать, что всё произойдёт само собой.

— Добрый день, Возвышающийся! — произнёс вошедший в комнату человек.

Внешне ему можно было дать от шестидесяти до семидесяти. Густой сединой в когда-то чёрных как смоль кое-где ещё проглядывающих этим цветом волосах, морщинами вокруг глаз, появившимися явно из-за постоянных улыбок и смеха, чуть дряблой кожей лица он походил на обычного привычного всем пенсионера. Но о другом говорили его руки. Сильные жилистые пальцы, обтянутые довольно упругой без единого пигментного пятна кожей, узкие жёсткие и вместе с тем гибкие запястья вполне могли принадлежать молодому мужчине.

Человек снял легкий бежевый пиджак, сел в кресло, потянулся к стоящему рядом журнальному столику, взял с него бутылку с минералкой, открыл её и сделал несколько глотков.

— Жара, — кивнул Возвышающийся. — Добрый день, Высший!

— Третий будет?

— Не сейчас, — покачал головой он. — К вечеру.

— Что по поводу девушки?

— Она сейчас не приоритет. Даже если избавимся от неё, с нефилимом всё равно придётся действовать иначе.

— Опоздали.

— Именно.

— Ну, сами виноваты. Надо было проследить тогда, в ноябре.

— Я не…

— Да вы-то тут при чём? Я в принципе. Хотя, сам не проконтролирую, вечно какие-то косяки.

Высший встал, огляделся, хмыкнул, после чего подошёл к большому шкафу, потянулся так, чтобы достать поверх него до стены, вытащил шахматную доску и сдул с той пыль.

— Сыграем?

Глава десятая

Время неизвестно. Место: предположительно средневековая Англия

Мне казалось, что тетрадь очень тонкая, но когда я закончил читать, на улице было темно, а свеча догорела почти до конца. Отложив историю в сторону, я поднялся, подошёл к стоящему на столе подносу, ткнул пальцем в кусок постного мяса, уже начавшего покрываться сухой корочкой, отломил горбушку от лежащей рядом с ним краюхи и вынул пробку из бутылки тёмного стекла. В нос тут же ударил кислый виноградный запах. Не люблю вино, а тем более — такого качества. Вернув пробку на место, я сделал глоток из второй бутылки — в ней оказалась чуть сладковатая, но на вкус без посторонних примесей вода — и задумался.