Однажды суровой зимой (СИ) - Михалева Елена. Страница 39

— Казнь состоится через полчаса в королевском саду на малой площади, — продолжал Орис Винграйн. — Присутствовать разрешено лишь моим советникам и нефилимам. На то моя воля.

Кто-то зашептался. Видимо, те недовольные, что жаждали досмотреть свершение правосудия до конца. Но монарх решил иначе. Видимо, устраивать балаган из и без того непростого события он не захотел. Либо имел другие мотивы. Кто знает, что в действительности происходило в голове короля?

— Есть ли желающие оспорить волю короны или что-то добавить? — будничным тоном спросил Орис Винграйн.

Собравшиеся молчали. Спорить с правителем никто не планировал. А добавлять тут было нечего. За чудовищные преступления должно понести самое суровое наказание. Конечно, этот суд еще будут долго обсуждать не только в Кархолле, но и за его пределами. Но не сейчас. Сейчас следовало смолчать и покориться, тем самым поддержать волю их короля и главного защитника.

В воцарившейся тишине голос принца Вендала прозвучал, как набат посреди ночной площади. Принц говорил тихо, глядя на свои ладони, сложенные на коленях. Будто разговаривал сам с собой. Но очень скоро стало ясно, к кому обращены его слова:

— Ты думаешь, что все решено. Что ты обретешь покой совсем скоро. Быть может, тебя ждет Преисподняя за прегрешения. И там тебя встретят твои «старые друзья». Поэтому ты так спокоен. Но я хочу, чтобы ты знал одну вещь: однажды они придут ко мне.

Вендал поднял взор на узника. Его зеленые глаза были темны. Черты лица — жестки.

— Не к отцу. Ко мне. И зададут вопросы. И тогда я буду решать их судьбу. Но только, в отличии от отца, я никому ничего не обещал.

Тень холодной улыбки скользнула по губам принца. Он поднялся с места, с наслаждением наблюдая за тем, как бесстрастная уверенность на лице Абиалли сменяется тревогой. Его глаза расширились и забегали от короля к принцу. Словно подсудимый хотел что-то сказать, но не решался произнести этого вслух.

Тем временем Вендал спустился на одну ступеньку вниз и продолжил еще тише (а собравшиеся затаили дыхание пуще прежнего):

— Возможно, я буду милосерден. Или захочу мести. Кто знает? — он подошел к бывшему магистру ближе. Посмотрел сверху вниз: — Я хочу, чтобы ты знал это. Их судьба будет зависеть от меня. Но ты моего решения не узнаешь. Правда, ужасно? Пугающее ощущение неизвестности. Это будет твое последнее ощущение в жизни. Так умерла моя мать, которая не знала, что ждет ее единственного сына. Так умер сир Ланерли, которому даже некогда было предположить, смогу ли я спастись. Мой дядя. Мой настоящий дядя, который отдал за меня жизнь. Он страдал от этой неопределенности в свои последние минуты жизни. А мой отец страдал от нее несколько месяцев, пока я скрывался в лесах от твоих демонов.

Вендал наклонился к предателю совсем низко. Его темные волосы упали на лоб. Принц прошептал в вытянувшееся лицо Абиалли:

— Чувствуешь неопределенность? Запомни это чувство. Сегодня ты умрешь с ним.

Вендал Винграйн выпрямился, откинул волосы с лица. Все собравшиеся глядели лишь на него.

— Отец, я не смогу присутствовать на казни. Возникли неотложные дела. Прости. С твоего позволения, я удалюсь, — отчеканил он.

Не оборачиваясь, наследник Кархолла пошел прочь из зала меж рядами оторопевших гостей. Его твердые шаги отдавались гулким эхом под высокими сводами.

— В… Вендал! — внезапно выкрикнул Тирус Абиалли. — Подожди, Вендал!

Губы приговоренного побледнели и дрожали. Он заерзал на месте, силясь обернуться назад через плечо. Но руки были крепко прикованы к подлокотникам. Кресло под ним жалобно заскрипело.

— Вендал! — но услышав, как стражники открывают принцу двери, чтобы выпустить его из зала, бывший магистр воззвал к королю: — Орис, прошу!

— Увести предателя, — коротко бросил монарх. Он чуть прищурил глаза и поджал губы, чтобы скрыть от публики довольное выражение лица.

Стражники поспешили отстегнуть Тируса. К ним присоединился Кердас. Он встал со своего места, огромный и пугающий, в черных одеждах без единого светлого пятнышка. Похожий на ожившую гору. Подошел к приговоренному и положил большую ладонь на его плечо. Абиалли обмяк и побледнел еще больше. Уставился на нефилима полными страха глазами.

— Я буду тем, кто проводит вас в последний путь, любезный, — пророкотал силач.

— Испытания верующей –

Малисса старалась не смотреть на то, как казнят предателя Тируса Абиалли. В основном, потому что ее зверски тошнило с самого завтрака. И дело было вовсе не в лишении человека жизни. Нет, кровавые сцены перестали пугать ее задолго до того, как она пришла в Эдвермор и насмотрелась там на итоги демонских бесчинств. Будучи лекарем, она привыкла видеть кровь и страдания с малых лет. Причина ее недомогания крылась в ином.

Прелестную Малиссу растила мать, правнучка ангела. Отец был потомком демона и сбежал еще до того, как девочка родилась. Они странствовали по миру. Нигде подолгу не задерживались, чтобы не вызывать пристального внимания к себе. Мать притворялась травницей и знахаркой. Она научила Малиссу исцелять хвори. И привила девочке любовь к ближним, несмотря на все их неурядицы, бродяжничество и голод.

Добросердечная правнучка ангела делала все возможное, чтобы дочка выросла набожной и верной идеалам своего крылатого предка. Ей это удалось. Малисса свято верила в рай и ад, в праведность и грешность. Она боялась кары небес и презирала все низменное. Демоны Преисподней были для нее символом вселенского зла. Невзирая на гонения и тяготы жизни нефилима девушка несла миру свет. Дарила исцеление больным и помощь нуждающимся даже после кончины матери. И она знала, что творит правое дело, даже когда ее гонят прочь камнями. Малисса видела в этом испытания своей веры.

Но подобное случалось все реже и реже. Если разгневанным фанатикам удавалось прознать о ней и пуститься на поиски нефилима, простые жители с готовностью укрывали свою добрую целительницу. А то и толпой преграждали путь тем, кто жаждал крови. И девушка знала, что она на верном пути. Так было до тех пор, пока не наступил Эдвермор.

Орды тварей хлынули в мир и ничто их остановить не могло. Страшная участь ждала тех, кто попадался на пути. Целое королевство обратилось в прах. Когда первые новости о том стали доходить до Малиссы, она отказывалась верить услышанному. Девушка была убеждена — Небеса не допустят таких зверств. Она бросила все дела и поспешила к Эдвермору, чтобы своими глазами в этом убедиться. Но вместо торжества добра над злом узрела бесконечные вереницы напуганных беженцев. Их чудовищные раны и полные боли глаза.

Малисса делала все, что могла, чтобы помочь. Впервые за долгие годы скитаний девушка в открытую объявила о себе, как о целительнице, которая справляется даже с хворями Преисподней. Конечно же, ангелы сразу поняли, кто она такая. Когда начались поиски нефилимов по наставлению Пророка, ее отыскали первой. Малисса с готовностью пошла за ангелами, невзирая на то, что ее могли просто казнить. Она жаждала остановить трагедию любой ценой. Откуда ей было знать, что цена окажется настолько высока?

Воля Малиссы была непоколебима до того момента, как она спустилась в Преисподнюю. То, что узрела там, не укладывалось в голове. Целительница была уверена — подобное не может существовать. Ни одна светлая сила не допустит этого. Небеса не допустят.

Но Преисподняя не была иллюзией. Это был настоящий материальный мир, смердевший растерзанными телами. Насквозь пропитанный страданиями и ужасом. Малисса кожей ощутила это. Каждая клеточка ее тела вибрировала, протестуя. И безумие хлынуло на девушку неудержимой волной.

Лишь целителям в небесных чертогах удалось спасти рассудок девушки, который вовсю трещал по швам. Но не было в этом спасении благости. Не было светлого умысла защитить душу. Было лишь желание докопаться до правды: что же случилось в Преисподней на самом деле? Ангелы придерживались строгих догм в своих убеждениях. Они искренне верили в оправданность своих методов. В праведность их суждений и решений. Ибо от их решений и поступков зависело спасение душ человеческих, согласно общепринятому мнению. Только в том была существенная нестыковка. Ее Малисса узрела собственными глазами, когда оказалась в мире ангелов. Крылатые создания запретили нефилимам говорить или даже вспоминать о том. «Мы оберегаем смертных от мук Преисподней,» — сказал Рафаил. Других объяснений «недостойные» нефилимы не получили.