Однажды суровой зимой (СИ) - Михалева Елена. Страница 55

Ветерок в тишине ласково нашептывал. Потом настойчиво уговаривал. Звал за собой. Пока не перешел в вой. Злой вой хищника, загнавшего свою жертву. К незримому мосту над бездной. Мосту, что звенел цепями, но никогда не смел объединить чуждые миры вместе.

Она пыталась спастись от голосов. Пыталась найти путь вперед. Отыскать этот мост. Но глаза видели лишь покрытое звездами небо. Непривычное. Другое. Будто серебряные искры, растворенные в глубокой воде черного омута.

И туда, в эту черную бездну с легкостью неслись серебряные клочки тумана. Они спешили, кружились в причудливых вихрях, обретали очертания людей и снова распадались на туман.

Души. Живые души, что навеки покинули свои смертные тела в Срединном Мире. Она тянула руки к ним.

Шептала с мольбой: «Заберите меня с собой».

Но души лишь обвивались вокруг ее тела и проходили сквозь, не слыша. И с восторгом уносились в звездную бездну. Туда, куда ей пути не было. За предел известного.

И пока она силилась присоединиться к ним, позабыв обо всем. Новый порыв ветра зашелестел подле нее. Зашептал хором тринадцати голосов, главенствовал над которым один единственный глас. Глас того, кого она знала по имени.

— Прими нас, — шептал Абадон. — Прими нас. Прими нас. Прими нас.

Все настойчивее и настойчивее. Чарующим звуком. Размеренным, как удары ее собственного сердца. Естественным. Потому как звучащим не извне. Нет.

Голос Абадона звучал изнутри. Звучал годами. Точил и отравлял ее душу, как червь точит нежную сердцевину яблока.

Она словно ощутила его руки на своих плечах. Абадон обнимал ее со спины. Крепким капканом. И шептал уже в самое ухо:

— Прими нас. И тебе станет легче.

Она облизала спекшиеся губы в порыве выдохнуть ответ.

Под стук своего сердца. Громкий. Настойчивый. Частый стук.

Отчаянный стук, что перекрыл глас Абадона. Такой нетерпеливый и сердитый. Никогда прежде не врывавшийся в ее видения. Столь напористый стук, что наваждение… растаяло.

В дверь барабанили, что есть силы.

— Эстлин, прошу тебя! Открой мне скорее! — кричал Вендал где-то в самом сердце разгулявшейся метели.

Она вздрогнула и очнулась. Огонь в очаге вспыхнул и стал обычным оранжевым пламенем на рыхлых поленьях. В комнатке больше никого не было. Неужели почудилось? И это все игра проклятых исчадий?

— Эстлин! Я замерзну насмерть через минуту!

Чародейка вскочила на ноги. Приоткрыла дверь.

На пороге стоял Вендал. Королевские одеяния, словно только с торжественного приема. Весь покрытый снежинками. Густые черные волосы взлохмачены ветром. Губы посинели от холода.

— Ты — плод магии зла, — пробормотала она с недоверием.

— Я — плод магии Малиссы и ее портала, — возразил принц заплетающимся от холода языком. — И если ты не впустишь меня, моя смерть будет на твоей совести.

Она отступила назад. Он ввалился в теплое помещение и тотчас сжал девушку в объятиях.

Эстлин прижалась к принцу. С наслаждением зажмурилась. Даже не заметила, насколько он холодный. Потому как эти руки были для нее самыми горячими и желанными во всех мирах.

— Больше никогда, слышишь? — Вендал отстранился, чтобы посмотреть ей в глаза. — Больше никогда не смей так исчезать.

— Как тебе удалось? Неужели Малисса правда освоила чары портала? — Эстлин часто заморгала.

— Малиссу можно убедить, как оказалось, — Вендал пожал плечами.

— Но как же якорь? У нее же вещей из моего дома не было! — Авершам не могла поверить ушам.

— Якорь — это я.

Принц наклонился и мягко поцеловал чародейку в удивленно приоткрытые губы.

— Нам о многом нужно поговорить. Без попыток к бегству, пожалуйста, — попросил Вендал, нехотя оторвавшись от нее. И вдруг нахмурился: — Почему ты так долго не открывала? Что-то случилось? Мне показалось или я видел внутри дома голубое свечение?

— Не показалось.

Две знакомые тонкие морщинки появились на ее лбу.

Чародейке захотелось отправить принца подальше и сделать то, что она делала всегда — ничего не рассказывать. Но Вендал был прав. Так продолжаться не могло. Тем более, ей казалось по меньшей мере странным то, что Малисса, которая в порталах понимала, как горшечник в ювелирном деле, смогла открыть один и даже успешно переправить принца. Если верить ему, использовала его в качестве якоря. Живого якоря. Что весьма необычно. И сам Вендал продолжал удивлять. Рядом с ним она не только не видела свои сны, но и ему удалось погасить сегодняшнее видение. Прогнать прочь ту силу, что так жаждала заполучить ее. Все кричало Эстлин о том, что бежать больше не нужно. Пора оглянуться назад и рассказать обо всем, что снедало изнутри.

Авершам взяла юношу за руки и потянула внутрь домика, поближе к огню. Чтобы он согрелся, и они могли устроиться поудобнее для долгого разговора.

Они сели на пол подле волшебного посоха. На знакомые шкуры, уже прогретые теплом очага. Эстлин все так же сжимала руки принца в своих.

— Это очень непростой разговор, на самом деле, — она рассеянно сглотнула. — Я даже не знаю, с чего начать.

— Хочешь, я начну? — Вендал ободряюще улыбнулся. — Отец пытался просватать меня за принцессу Анверфела. Я отказался. Потому что уже выбрал себе невесту. И пришел за ней. И хочу узнать, что же так гложет ее. Хочу помочь ей. Разделить с ней любое ее бремя, даже если мой человеческий разум будет не в силах осознать его тяжесть. Я все равно буду с ней. Даже если она не сможет ответить на мои чувства, я хочу знать, что сделал для нее все, что в моих силах.

— Ох, Вендал, — чародейка почувствовала, как кровь приливает к щекам. — Ты даже себе не представляешь, о чем говоришь. Я — не просто нефилим в привычном понимании. Не просто существо, которое внушает благоговейный ужас. Все намного сложнее. Дело в моих корнях, полагаю.

— Дело в том, что тебе вдолбили в голову, — возразил Вендал. — Ты привыкла лишь к страху и отчуждению с детства. Но я докажу, что может быть иначе. Даже теперь, когда твоя сестра ждет ребенка, это ее главный страх. Увидеть, как мир не примет ее дитя. Но если не принимали вас, это не значит, что так будет и в будущем. Детей ваших ждет иное детство. И даже другое отношение родителей.

Пока принц говорил, девушка задумчиво кусала губу.

— Мы все росли в чудовищных условиях, — согласилась она. — Как Далейн и Кердас, я семьи своей не знала и воспитывалась в ордене среди чужих и безразличных ко мне людей. Моим первым воспоминанием была детская кроватка. Она больше походила на клетку. Стою, держась за прутья и кричу, потому что я одна и мне страшно. Я хочу есть. Матрасик подо мной мокрый. Ногам холодно. Но никто не подходит много часов.

Девушка невольно покачала головой. Нахмурилась.

— Ты была настолько мала? — удивился Вендал. — Но ты же говорила, тебя отправил твой отец к чародеям в детстве?

— В младенчестве, — поправила Эстлин. — Если верить моим наставникам в ордене, мне было всего несколько часов отроду. Меня принес высокий ангел с яркими бирюзовыми глазами и зеленым посохом. Он сказал, что я — нефилим. И что они должны хранить и растить меня в тайне. Иначе он придет и обрушит на их головы Небеса. Они были счастливы, когда спустя четырнадцать лет он явился вновь и забрал меня. Это был Рафаил.

Она сделала паузу. Многозначительно посмотрела на Вендала. Затем перевела взгляд на посох, что все так же лежал у очага. И снова на Вендала.

Глаза юноши невольно округлились.

— Ты думаешь…

— Я практически уверена, — она кивнула. — Рафаил не просто тот, кто вступился за нефилимов и отдал мне посох. Он — мой отец.

Сноп искр вспыхнул и унесся в узкий дымоход.

Принц вспомнил слова Эстлин о том, что чем ярче стигмы, тем ближе родство. Стигмы демона на ее ступнях выглядели светлее. Даже в глаза не так сильно бросались. Чего нельзя было сказать о стигмах ангела. Полумесяцы на спине отливали живым серебром. Будто даже светились. В памяти Вендала вспыли открытые платья сестер-нефилимов на празднике накануне вечером. Будь он менее поглощен своей ненаглядной чародейкой, обратил бы внимание. Стигмы на спине Малиссы были явно бледнее и меньше, чем у Этлин.