Магистр Д.У.М. (СИ) - Майерс Александр. Страница 29
— Дай угадаю, в одной из этих квартир я живу?
— Да. Судя по всему, в самой дерьмовой из тех, что есть.
— Угу, — мрачно мычу я. — Интересно, почему такое отношение к члену рода?
— До этого сейчас доберёмся. Слушай. Глава твоего рода — граф Владимир Могильный. Ему восемьдесят девять лет, и со дня на день он откинет копыта.
— Так, погоди-ка, — хмурюсь я. — Владимир? Но у меня другое отчество. Значит, я не сын главы рода.
— Ты его внук. У Владимира был сын Ульян. И ещё три сына. Из которых жив только один, Фёдор.
Садюга тормозит на светофоре, смотрит на меня и спрашивает:
— Как думаешь, что с остальными случилось?
— В угадайку хочешь поиграть? — хмыкаю я. — Ну, варианта два. Либо война с другим родом, либо внутренние тёрки, в ходе которых наследники перебили друг друга.
— Надо полагать, оба варианта верны. Сначала Могильные вступили в войну с родом Татарских. Победили, но потеряли много людей, в том числе одного твоего дядю. Что потом случилось, до конца непонятно. Но однажды твой отец и его младший брат покончили с собой. В один день. Конечно, все посчитали, что это было убийство, а не суицид.
— Если ты рассчитывал меня удивить, то не получилось, — морщусь я. — Дворяне любят устраивать резню. Что внутри семей, что снаружи. Лишь бы власть удержать.
— Есть такое. Проливать кровь у аристократов в крови, — кивает Садист.
— Ого, ты каламбурить умеешь. Ну и что дальше, это всё?
— Это только начало, студент. Видишь ли, род Татарских, с которым у вас была война, наложил на род Могильных проклятие. Якобы оно отнимало вашу магическую силу и каждого потомка делало всё слабее.
— Да ладно? Походу, у них получилось.
— Почему ты так думаешь? — смотрит на меня Павел.
— Потому что мой потенциал в этом теле — половина единицы. Может, чуть подрос, когда я сюда вселился. Но всё равно очень маленький.
— Надо же, — хмыкает Садюга. — Выходит, да. У Татарских получилось. И знаешь, что я думаю? Твой отец с братом могли действительно покончить с собой.
— О, давай я снова угадаю! — аж подпрыгиваю на сиденье. — Они хотели провести ритуал, чтобы развеять проклятие. И принесли себя в жертву каким-нибудь демонам.
— Угадал. Только неизвестно, так ли это было на самом деле.
— Ну а со мной-то что? Почему меня отправили в Москву и поселили в самой дерьмовой квартире? Род хоть и бедный, но это по дворянским меркам. Могли бы и получше условия создать.
— Откуда я знаю? — пожимает плечами Садист. — Сам разбирайся. Подробности семейных отношений в документы не вносят. Я могу узнать только то, что в базах есть.
— Понятное дело. Спасибо, — говорю я и замолкаю.
«Ну и семейка тебе досталась, Ду… Дима», — говорит в мыслях Дюббук.
«Как-то мутно всё. Знаешь, что интересно? Вот Паша сейчас рассказал о семье, и я вроде начинаю их вспоминать. Лицо матери. Дядю Гришу, который единственный в живых остался…»
«Давай, вспоминай, — подбадривает меня Дюба. — Может, сообразишь, почему они к тебе так хреново относятся. По факту, выкинули из семьи. Ведь дворяне-то обычно сами своих детей магии учат и всему остальному».
«Не то чтобы сами, но часто практикуется домашнее обучение. Здесь ты прав. Надо будет вечерком помедитировать, только не чтобы ману накопить. А чтобы разбудить подсознание. В мозгу-то стопудово воспоминания остались. Надо просто их откопать».
— Про тебя я тоже кое-что интересное отыскал, — вдруг говорит Садист, закуривая новую сигарету.
— Про какого меня?
— Про живого, — Паша выпускает дым в окно. — Про Диму Могильного.
— Давай, жги.
— Неделю назад он пришёл в больницу с резаными ранами на запястьях. Говорит, перелез через какой-то забор, об колючую проволоку изрезался. Но ты сам понимаешь, на что это похоже.
— Хочешь сказать, что он тоже пытался покончить с собой? — чуть помедлив, спрашиваю я.
— Не знаю. Тебе виднее, ты ж в его теперь живёшь.
— Я ни хрена не помню, — бурчу. — Подожди, но почему он сам себя не исцелил? На целфаке ведь учится.
Целфак, блин. Звучит как «факультет для целочек». Хотя, учитывая скромность большинства будущих целителей, очень близко к правде.
— Опять же, откуда я знаю? — хрипло спрашивает Садюга. — Может, маны не хватило. Может, просто запаниковал.
Интересно, интересно…
И тут я вспоминаю про находки Дюбы в квартире. Большая банка снотворного. Верёвка.
Блин. Могильный что, и правда суициднуться хотел?
Но зачем? Нет, глупый вопрос. Зачем — это понятно.
Почему? Вот так будет правильнее.
Надо как следует над этим подумать… Эта тема теперь волнует меня даже больше, чем семейные дрязги.
Семейного болота мне и прошлой жизни хватало. История не менее паршивая, чем у Могильных.
Только не хочу её вспоминать, ну нафиг. Если вкратце, то папа-граф прикончил собственного брата, дабы удержать власть. И постоянно изменял моей матери, чуть ли не у неё на глазах.
Рыдания мамы даже сейчас стоят у меня перед глазами. Она сидела в комнате на первом этаже и плакала, пока со второго этажа раздавались грязные стоны какой-то шлюхи.
Понятное дело, что я такой же потаскун, как и отец. Но я-то никому не изменяю. Самым честным образом не завожу отношений, и всё. Чтобы никому не делать больно.
Я видел, что случилось с моей матерью. Как она из красивой и улыбчивой женщины превратилась в бледную больную тень. А потом…
Р-р-р. Лучше не думать об этом.
Смотрю на свои запястья и действительно вижу там парочку тонких белых шрамов. Они почти незаметные. Но если шрамы остались даже после исцеления, то раны наверняка были глубокими.
Что интересно, порезы были сделаны не поперёк, как делают страдающие эмо, а вдоль. Димка мастерски рассёк себе вены.
Если, конечно, он действительно это сделал. Но если сделал — нафига потом в больницу побежал? Испугался и передумал умирать?
Очень любопытно. Теперь не успокоюсь, пока не докопаюсь до правды.
— Ты там в порядке? — спрашивает Павел. — Почти приехали.
— В порядке, — отвечаю. — Обдумываю то, что ты мне рассказал.
— Пища для размышлений есть, да?
— Ага. И не то чтобы вкусная.
— Да уж, не завидую. Так себе персонаж тебе достался для переселения, — Садюга поворачивает машину и показывает пальцем. — А вот и твой дом. Бывший.
Перевожу взгляд и вижу современную блестящую высотку, где на восемнадцатом этаже расположен пентхаус магистра Дума. Аж сердце сжимает от горя. Такая хата охренительная, очень жаль терять.
— Не издевайся! — пихаю Павла в плечо. — Садист проклятый. Я ж понимаю, что теперь не смогу там жить. Хотя… Слушай, а если я своим старым почерком накалякаю завещание? Сможем задним числом заверить у юристов? У тебя же связей до хрена.
— Я закон не нарушаю.
— Кому ты это рассказываешь? — ухмыляюсь я.
Садюга смотрит на меня и цокает языком.
— Ладно, посмотрим. Пока что просто поднимешься и возьмёшь необходимое. Много не нагребай, понял? — строго спрашивает Павел, глуша машину.
— Да я только деньги возьму и пару артефактов, — говорю я, вылезая на улицу. — Ты, кстати, не сказал — кто-нибудь из Братства пытался на мою квартиру проникнуть?
— Нет, — отвечает Садист, захлопывая свою дверь. — Иначе я бы тебя сюда не привёз.
И как только он это говорит, раздаётся взрыв. Мы с Пашей оба задираем головы вверх.
Конечно, кто бы сомневался. Огненный цветок расцветает под самой крышей дома, в пентхаусе на восемнадцатом этаже. Следом за огнём из выбитых окон валит чёрный дым.
— М-да, — говорит Садист. — Кажется, они как раз пришли.
Глава 13
Пепел
Не дожидаясь реакции Садюги, несусь вперёд.
— Стой, придурок! — доносится вслед.
Хрен тебе, а не стой! Моя любимая квартира пылает! Мои деньги, вещи! Мебель, сука, итальянская!
Во дворе моментально собирается толпа зевак. Откуда они взялись? Только что не было никого!