Хозяин моей жизни - Ромеро Екатерина. Страница 2

– Я ударю того, кто ко мне пойдет. Клянусь. Расшибу голову!

Наивно и глупо. Они ржут. Я на две головы ниже их буду.

– Раздевайся, цыпа. На хуй все шмотки снимай. По-хорошему.

Алик подходит ко мне первым. Я вижу, как у него из штанов эрекция проглядывается, и меня просто переклинивает от страха:

– Сволочи, за меня будете отвечать! Каждый из вас сядет, только троньте!

Хорохорюсь, как воробей. Им меня не сломать. Я ментовская сестра, за мной закон, хоть какая-то крыша.

– Ух ты, какая боевая!

Алик подходит вплотную. Я даже пикнуть не успеваю, как он хватает меня и заключает в объятия, с легкостью выбивая мое единственное оружие.

Этот бугай докуривает сигарету до самого фильтра, и я вскрикиваю, когда он тушит окурок. Об мое запястье, с силой зажав его рукой.

– А-а-ай!

– Ладная девка. Хорошая. В два ствола тебя драли уже? Какие дырки разработанные? А?

Шумно вдыхает мой запах, а меня тошнить еще сильнее начинает. Они меня тут порвут просто, я не выживу, я не смогу себя защитить.

– Парни, ну вы же не скоты… У вас мамы, сестры есть. Будьте людьми, ну не надо!

Смотрю на них. Им плевать абсолютно. Никакой жалости там нет, ни грамма. Глядят на меня как на грязь.

– Ты неровня нашим женщинам. Ты просто тварь. Раньше надо было думать. Мозгами своими куриными.

– Нет… прошу.

– Ноги расставляй, лярва. Принимать будешь, и я надеюсь, что пизда у тебя такая же сладкая, как и твой язычок, – басит Алик, обхватывая мою грудь огромной лапой и вжимаясь в меня сзади, заставляя ощутить его эрекцию.

Глава 2

Что делает собака, которую загнали в угол? Правильно, скулит либо огрызается, и пока что я выбираю второй вариант.

– Чш… не дергайся, сладкая.

Алик шумно вдыхает мой запах, а у меня рвотный рефлекс от него срабатывает.

– Только тронь меня, жирдяй! Мой брат тебе яйца оторвет! – дрожа всем телом, выдаю я, но, черт, это их только веселит, а не пугает. Ржут как кони надо мной. Сволочи.

– Брат? А где твой брат, цаца? Этот мусор, который смылся? Так ты и за его долги отвечать будешь, пиздой своей отрабатывать.

– Свинья. Что, по-другому девки не дают? Только силой можешь?

– Ах ты тварь!

Не знаю даже, откуда у меня силы берутся, ведь я не очень высокого роста и хрупкого телосложения, но вариантов нет. Либо под этих троих мужиков лягу и сдохну, либо спасусь.

Кое-как изворачиваюсь и кусаю этого Алика за руку. Вгрызаюсь просто зубами в его пухлую ладонь, чувствуя во рту отвратный вкус металла.

– А-ай! Сука!

Пока он мешкает, а остальные охреневают, что есть сил бегу на выход. Еще немного, еще чуть-чуть! С меня слетает обувь, я даже не замечаю, как начинаю бежать босая по мерзлому бетонному полу вперемешку с землей, однако это не спасает.

Меня ловят, и очень быстро. Кто-то буквально хватает за шкирку и отрывает от земли. Я не успеваю добежать до выхода. Лавр. Он догнал меня первым.

– А-а-а! Помог… – вскрикиваю, раздирая легкие, но его большая рука ложится мне на рот, лишая возможности кричать, а после… а после начинается какой-то ад.

Нет, меня били в детстве, влетало от отца, хоть его уже и нет в живых больше десяти лет, но такого со мной никто и никогда не творил.

– На пол ее. Держи ее!

– Не-е-ет!

Чувствую себя какой-то куклой. Они с легкостью тащат меня обратно, и когда я начинаю орать, то получаю от Алика удар по лицу. Такой сильный, от которого у меня темнеет перед глазами и разбивается губа в кровь.

– Алик, силу рассчитывай. Она отключится сейчас.

– Эта крыса меня укусила! Смотри, блядь! Охренеть просто. Вот сука!

Этот амбал за сотку веса толкает меня на землю, и я получаю сильный удар по ребру, отчего сразу же сбивается дыхание и я отчетливо слышу хруст. Он пнул меня ногой. Со всей дури.

– Нет. Не надо…

После этого я затихаю и не кричу. Чувствую только, как мне больно заламывают руки. Я больше не сопротивляюсь, я просто не могу.

Замечаю, что они начали меня раздевать. Затрещала моя куртка. Эти звери сорвали мой свитер и штаны, оставляя меня в одном только белье.

– Ну что, красотка, готова принимать? – цедит Лавр, а после достает из машины бутылку водки и бьет ее об угол кирпича, добиваясь острого лезвия.

Начинаю плакать. Кажется, только сейчас я прихожу в себя и понимаю, что никто тут со мной не играет. Они меня сейчас пустят по кругу, Бакиров не пугал меня, и, конечно, он никогда не простит того, что я сделала, они меня здесь убьют. Мне конец, мне крышка.

– Какая у тебя кожа белая. Слишком чистая для такой грязи, как ты.

– А-а-ай!

Алик закуривает, глубоко затягивается, а после его окурок приземляется на мою руку чуть выше запястья. Он ее буквально прожигает, оставляя несколько уродских отметин.

– Я первый. Сюда иди.

Меня крупно колотит, и я плачу, как ребенок, от слез все расплывается просто, а после слышу визг шин. Еще братва приехала. Боже, я даже с мамой не попрощалась, они схватили меня прямо на улице.

Слышу звук шагов, разлепляю глаза и вижу прямо перед собой начищенные до блеска черные туфли. Голову поднять не могу. Я ничего не могу. Каждый вдох обдает ребра пламенем.

– Эта? – очень низкий рокочущий голос. Страшный, грубый, пробирающий до костей.

– Да. Ты вовремя, Леший. Ладная тварь, огрызается еще. Сейчас накажем.

Всхлипываю, когда этот мужчина приседает на корточки и берет меня за волосы, заставляя запрокинуть голову.

– Ну здравствуй, крыса. А что мы так дрожим?

Сквозь слезы я вижу его. Огромный бритоголовый амбал. Широкоплечий, крупный, жилистый. Покрупнее даже этих будет, и глаза его… серебристые, большие, окутанные черными ресницами. Они сверкают у него, как у дикого зверя. Взгляд пробирающий. Жуткий. Волчий.

Волевой подбородок, прямой нос, высокие скулы, четко очерченные черные брови, густая короткая щетина. Большой рот, белоснежные зубы с клыками – острыми, точно как у волка.

Жуткий он… боже, это же Леший. Я видела его пару раз в клубе, но ни разу с ним не общалась, не рискнула бы.

Прозвище ему не за красивые глаза дано, а за страшный нрав. Алена как-то говорила: кто с Лешим поведется, пропадает потом. Без вести и навсегда. Леший забирает людей, и не ясно, что с ними потом случается.

Я так сильно дрожу, что не могу связать даже двух слов, однако все, что могу, – смачно плюнуть этому мужику в лицо. Хотя бы так. Я их всех ненавижу.

– Я не крыса! Урод, – шепчу. И, боже, лучше бы я этого не делала. Волчий взгляд этого огромного мужика мгновенно темнеет, превращаясь в жидкий металл, острое лезвие.

Леший вытирает свою рожу рукавом куртки и, схватив меня за шею, с легкостью отдирает от пола.

Он очень высокий, я почти не чувствую опоры под ногами, так как Леший держит меня, как котенка, за шкирку на весу.

– А-ай! – от адской боли в ребрах я громко вскрикиваю. Мне больно. Кажется, я задыхаюсь и плохо вижу их. Голова кружится, меня тошнит.

Слышу, как щелкает нож в руке у Лешего, который меня держит.

Прикосновение холодного металла опаляет нежную кожу. Рывок, и он срезает с меня лифчик. Еще один, и я остаюсь без трусиков.

Голая, обнаженная перед этими зверями, которые буквально ощупывают мое тело глазами.

Когда лезвие ножа Лешего касается моего соска, я не выдерживаю и начинаю плакать. От унижения, под эти жуткие присвистывания и улюлюканья. Они его ждали, вот почему тянули. Боже.

Вздрагиваю, когда Леший ближе притягивает меня к себе и собирает мою слезу языком, проводя по щеке.

От него пахнет мускусом, мужской терпкий запах, очень уловимый. Сильный, и, как ни странно, от него меня не тошнит. Напротив, он вызывает во мне адский просто ужас, ночной кошмар, который стал явью.

– Сладко плачешь, красавица, хоть у тебя и грязный рот. Мы тебя сейчас по кругу пустим и вытрахаем во все дыры, а потом закопаем на нашем местном кладбище. Рядом с Филом и Хаммером. Будешь там свой характер показывать, развлекая пацанов.