Обреченные на победу (СИ) - Кузьмин Марк Геннадьевич. Страница 30

Однако это врагов также не остановило.

Первая волна была отбита, но за ней шла вторая, в два раза больше.

Перезаряжать мушкеты было некогда, а потому новые залпы давали лишь арбалетчики и мортиры.

Стволы танков повернулись к несущимся врагам и загрохотали, выплевывая снаряды.

В это время летающие машины стали сбрасывать бомбы в тылу медведей, внося сумятицу их ряды.

Призванный буран обрушился градом и промораживал землю на пути врагов.

Но все это не помогло нам избежать ближнего боя.

Все еще большое количество врагов добралась до рядов дворфов и те вступили в ближний бой.

Наши стрелы и болты летели один за другим. Джул, Араос и Зак призывали свои магические силы атакуя крупные скопления зверолюдов. Остальные же взяли луки и стреляли по редким целям точечно прикрывая солдат на передней линии.

- ЗА КАЗ’МОДАН! – прогремел голос Мурадина.

Он обратился двухметровой статуей из камня, вселив в себя мощь духов. Гигант тут же обрушился на фурболгов и уже это внушило тварям благоговейный ужас перед каменным гигантом.

«Хорошая идея», - хмыкнул я.

Понимая, что если бой затянется, то потерь нам не избежать, что в самом начале пути недопустимо, я решил действовать иначе.

- Марти, Фэйн, мечи! – дал я команду своим ребятам.

Те поняли, что к чему моментально и сразу же кинули мне в руки свои клинки. Стандартное оружие следопытов было у всех, а мне сейчас лишнее не помешает.

Горные короли, когда взывают к силе духов говорят одну и ту же фразу… Чтож, у меня тоже такая есть…

- Ветра, повинуйтесь моей воле!...

***

Воззвав к духу камня Мурадин обрел неистовую мощь и крепость, позволяющую ему сражаться в первом ряду и прикрывать своих солдат. Могучий принц дворфов терпеть не мог оставаться в тылу, а потому всегда рвался в битву. Возможно он не был таким талантливым ведуном как другие шаманы его народа, но в искусстве общения с Камнем и Землей он был едва ли не лучше даже своего старшего брата Магни.

Тело наполнила непередаваемая сила и мощь, он вырос над головами всех вокруг и словно стал един с самой землей. Сложно было описать свои ощущения в этот момент. Он словно был собой и в тоже время кем-то другим. Он чувствовал волю и поддержку духов внутри себя и с гордостью нес их надежды. Они даруют ему силу, а он отдает ей на защиту своего народа.

Удар! Удар! Удар!

Его молот крушил напуганные тела зверолюдов, раздавливая их в мясо. Топор в левой руке рассекал тела словно они лишь чучела из сена, не встречая никакого сопротивления.

Удар по земле и твердь сотряслась под ним, заставляя врагов упасть и пытаться отползти. Безумные твари вспомнили что такое страх и сторонились великана, который был для их когтей и примитивных оружий просто непобедим. А если встречался кто-то крупный или с зачатками потусторонней силы, в него летел молот, уничтожающий врага моментально, а затем возвращающийся в руку дворфа.

Удар! Удар! Удар!

Он упивался битвой и крушил все на своем пути чувствуя себя единым с миром, с этой землей, что словно сама хотела поскорее покончить с безумными монстрами, которые когда-то были служителями духов.

- Вперед мы…

Неожиданно Мурадин ощутил что-то за спиной.

Не знающий страха или сомнений, он впервые за многие годы почувствовал нечто… зловещее…

«Килрогг?!» - пришла ему мысль.

Только один враг мог заставить дворфа ощутить неуверенность легкую панику. Этот зловещий орочий предсказатель был самым неприятным и страшным врагом для него. Пускай Мурадин и мог бы убить его в своей сильнейшей форме, но одноглазый орк просто не давал тому её принять, атакуя неожиданно и поражая в уязвимые точки. В том бою принц Стальгорна оказался ранен, прежде чем успел вступить в битву и уже не смог воззвать к помощи духов.

И сейчас он ощутил нечто настолько же опасное.

Резко обернувшись он увидел вихрь ветра, что возник в центре их построения.

- Ветра, повинуйтесь моей воле!

Голос прозвучал словно в голове, и небольшая фигура взмыла в небо, подхваченная этим порывом воздуха.

Небольшой ураган рухнул в центре вражеского строя и теперь дворф сумел рассмотреть это.

«Эйс?!»

Эйсиндаль Звездочет оказался наполнен невероятно дикой и страшной силой. Внешне он почти не изменился, лишь глаза просто искрились длинными бело-синими молниями, а волосы шевелились словно щупальца, придавая эльфу довольно жуткий вид.

- Ха-ха-ха-ха-ха-ха! Вы как назойливые мухи! – рассмеялся зловещим вибрирующим голосом тот, а затем взмахнул клинком.

Порыв ураганного ветра сорвался с его меча и просто снес несколько десятков фурболгов, разрезая их потоками воздуха. Тела взмыли вверх, а затем рухнули на деревья и землю, разбиваясь насмерть.

Клинок Эйса развалился на куски, сразу же после этого и тот стал использовать второй в левой руке.

Он рванул вперед, снося все на своем пути размахивая оружием с невероятной скоростью.

И если Мурадин обращал зверей в отступление, то при виде Эйсиндаля те начали паническое бегство.

«Это и есть она… сила Повелителя Ветров…»

Он, конечно, знал, что Эйса в свое время «благословил» Ал’Акир и что тот несет в себе его сущность, но не думал, что все настолько серьезно.

Взмах!

Новый порыв ветра и новый ураган, а также второй меч был разломан и выкинут, после чего Эйс достал третий с пояса.

«Ему бы меч получше… и эта форма была бы… завершенной», - пришла мысль в голову принцу дворфов.

Однако думать об этом было некогда и тот вернулся к битве.

Аватары Земли и Неба стали тем что окончательно разбило наступающих дикарей…

Глава 14. Безмятежное путешествие.

Добить оставшихся медведей оказалось проще простого и когда с основной массой было покончено, а выжившие пустились бежать, добивать выживших стали уже обычные солдаты.

Все, что мне оставалось, это отпустить связь с ветром и погасить призрачный шепот в голове. Слишком сильный на этот раз шепот.

«Найти! Убить! Уничтожить! Ненавижу…»

Не знаю уж, что не так было с этими фурболгами, но то, что осталось во мне от связи с Ал’Акиром, просто выворачивало от их присутствия. Конечно, его «благословение» истекало ненавистью ко всему, но в этот раз она была какой-то… личной? Не знаю. Если будет время, надо бы попытаться понять, что такое свело мишек с ума, что и мое личное безумие чуть не вышло из-под контроля. Или может виноваты сами зверолюды…

Ну, по крайней мере, сойти с ума на ровном месте мне все равно не угрожает. Ведь свое безумие я могу призвать на себя только сам.

Монашеская техника Безмятежности, по идее, должна делать все строго наоборот. Соединяя монаха с внешней ци Ветра, с сырой стихийной энергией, она гасит эмоции безразличностью самой стихии и, одновременно, позволяет этой внешней ци управлять. Никакого напряжения тела, никакой нужды в предварительном зачерпывании духовной энергии, ты просто выполняешь технику – а сама природа вторит, наполняя ее энергией. Да и само состояние абсолютной концентрации, в которое оно вводит, немало помогает в бою, пусть оно же и является главным ограничителем техники. Разум смертного просто не выдерживает этого дерьма, да и мозг так-то тоже. Самый лучший практик этой техники за всю письменную историю Пандарии мог задержаться в этом состоянии едва ли полминуты…

Впрочем, меня это не касается, просто потому, что этой самой «абсолютной концентрации» у меня толком нет. Я знаю путь к ее достижению, знаю, как она должна ощущаться, ведь именно с его помощью я тогда смог нанести последний удар Килроггу… Но выходит, что без помощи Каландриоса это для меня почти невозможно. Просто потому, что мне это «единение с ветром» приносит отнюдь не покой.

Прикосновение сильных духов всегда оставляет следы на смертных. Их чувства, мысли, мироощущение – даже тень этого, данная смертному, может немало помочь в пути самосовершенствования и открыть невиданные доселе возможности. Народ Пандарии по праву считает это благословением, и уж так получилось, что я был «благословлен» по самые уши. Нельзя сказать, что я этим фактом сильно недоволен, ведь не будь у меня дара Повелителя Ветра, я вряд ли смог бы так прогрессировать за годы войны, если бы вообще не сдох где-нибудь под кустом. Но у всего есть цена. И моей ценой является безумная ярость, захватывающая меня, когда я становлюсь единым со стихией, как будто ветра раздувают давно затухшие угли чужой воли в бушующее пламя.