Что мы делаем в постели: Горизонтальная история человечества - Фейган Брайан. Страница 10

Если сегментированный сон был так распространен, то почему мы забыли о нем, а упоминания об этом так ограниченны? Возможно, двухфазный сон казался настолько обычным явлением, что ни у кого не возникало потребности это обсуждать. Великие писатели XVII века, такие как Джордж Уитер и Джон Локк, упоминали о нем как о привычной составляющей жизни. Локк писал в 1690 году: «Все люди спят промежутками», не углубляясь в подробности. Кроме того, в конце XVII века увеличилось количество людей, ведших дневники и другие записи, по которым можно составить представление об их режиме сна. Дневники предыдущих периодов куда более редки. Но к этому времени использование искусственного освещения и поздний отход ко сну вошли в моду среди состоятельных людей – и именно они обычно и писали тексты. Один из выводов, таким образом, состоит в том, что сегментированный сон – это явление, характерное для мира без искусственного освещения, появление которого размыло границы дня и ночи.

Могут ли антропологи пролить свет на этот вопрос? Исследования XX века показали, что сегментированный сон – обычное явление для племен чага, тив и бушменов – африканских этнических групп, находящихся на доиндустриальном этапе развития, занимающихся сельским хозяйством и не использующих источники искусственного света {29}. Еще в 1969 году ведущие натуральное хозяйство крестьяне племени тив из Центральной Нигерии использовали понятия «первый сон» и «второй сон» как привычные меры времени. С другой стороны, команда исследователей под руководством Джерома Сигела, профессора психиатрии Центра исследования сна Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе, изучала три значительно удаленных друг от друга племени охотников-собирателей в Танзании, Намибии и Боливии. В каждом случае исследователи обнаружили мало доказательств сегментированного ночного сна, но обратили внимание на некоторые свидетельства о дневном сне, особенно в летние месяцы. Они также отмечали, что люди спят в среднем около шести часов в сутки – меньше, чем восемь или девять часов, которые часто рекомендуют современные западные доктора. Тем не менее ни у кого из них не было неблагоприятных последствий для здоровья, таких как ожирение, диабет или упадок настроения, которые ученые часто связывают с недостатком сна. По мнению команды Сигела, непрерывный сон продолжительностью около шести часов, по-видимому, отражает «основной паттерн человеческого сна, скорее всего характерный для Homo sapiens в древности» {30}.

Ни одна современная человеческая группа, какой бы изолированной она ни была, не открывает нам портал в прошлое. Ни одна из изученных групп не живет в первозданной доисторической изоляции от индустриального мира. Пионеры антропологии, изучавшие племена, которые никогда не сталкивались с западными людьми или современными технологиями, обошли тему сна стороной, за исключением случайных упоминаний о том, кто с кем спал и когда. Кроме того, они считали сон слишком прозаичным, чтобы обращать на него внимание. Уроженец Польши антрополог Бронислав Малиновский (1884–1942), который долгое время жил среди обитателей Тробрианских островов в юго-западной части Тихого океана, часто отмечал в своих дневниках, что он «пошел спать». Однако он делал это, когда островитяне еще бодрствовали и активно общались – классический пример различных взглядов на сон у многих антропологов и тех, кого они изучали. Хотя Малиновский старательно описывал хижины, в которых они спали, он почти ничего не говорил о спальных местах или практиках сна. Он лишь указал, что сон считается временем опасности, когда возможны вражеские набеги и когда люди особенно уязвимы для колдовства. Другие антропологи прошлого, в том числе Альфред Рэдклифф-Браун (1881–1955), изучавший нильских скотоводов-нуэров, фиксировали аналогичные наблюдения.

В конечном счете каждое общество учит своих детей спать по-своему, поскольку сон – это одновременно биологический и культурный феномен. Кроме того, Homo sapiens отлично адаптируются. Мы всегда по-разному делаем какие-то вещи и не можем считать, что люди во все времена спали одинаково. Хотя двухфазный сон, похоже, был доминирующей моделью, судя по немногочисленным антропологическим исследованиям сна в доиндустриальных обществах, скорее всего, люди могли спать и по-другому. Тем не менее склонность к двухфазному режиму сна может объяснить некоторые из наших сегодняшних проблем со сном.

Индустриализация сна

В современном мире, где обычно все расписано, выросла целая индустрия, призванная помочь нам засыпать и просыпаться по сигналу. Первое современное снотворное появилось в 1903 году. Это был синтетический барбитурат под названием «Веронал». А уже к 1930 году количество барбитуратов, принимаемых ежегодно в Соединенных Штатах, превысило миллиард доз. В 2013 году в отчете Центра по контролю и профилактике заболеваний (CDC) говорилось, что девять миллионов американцев, или 4 % всего взрослого населения страны, используют снотворные препараты, отпускаемые по рецепту. В 2014 году общемировые расходы на снотворное оценивались примерно в 58 миллиардов долларов, а к 2023 году эта цифра, по прогнозам, превысит 100 миллиардов долларов. Горькая правда в том, что эти таблетки, как правило, увеличивают продолжительность сна всего на двадцать минут, но при этом обладают длинным списком побочных эффектов – от повышенного риска падений до деменции.

И все же в использовании снотворных средств нет ничего нового. Римский император Публий Лициний Валериан (253–260) был таким поклонником отвара, приготовленного из травы валерианы, что последняя была названа в его честь. Еще одно давнее излюбленное средство – опиум. В древнеегипетских медицинских папирусах его рекомендовали смешивать с лавандой и ромашкой. В XVI веке французский врач предлагал вкладывать крупинку опиума в отверстие за ухом, которое должна была проделать кровососущая пиявка. Большинство богатых людей, страдавших бессонницей в XVI веке, предпочитали более легкий вариант – употребление лауданума, смеси опиума и разбавленного спирта. В XIX веке в Европе и Соединенных Штатах популярным снотворным зельем становится сочетание алкоголя, сахара и опиума, известное как опийное вино (или настойка), – похожая на морфий смесь, которая часто стоила дешевле, чем рюмка джина или вина. Алкоголь сам по себе тоже был лекарством: многие немцы потягивали перед сном содержащий алкоголь Schlaftrincke («сонный напиток»).

Стремительный рост спроса на снотворные средства шел рука об руку с промышленной революцией. Эволюционисты могут рассматривать такие препараты как еще одну человеческую адаптацию: они нужны нам, поскольку промышленный капитализм загнал нас в жесткие временные рамки. Большинству из нас приходится вставать по будильнику, чтобы вовремя попасть на рабочее место, которое находится вне дома. Затем нужно отработать положенное количество часов. По словам журналистки Арианны Хаффингтон, с началом индустриализации сон «стал просто еще одним рыночным продуктом, от которого должна быть получена максимальная выгода» {31}. Эта направленная культурная обработка начинается с раннего возраста: пятилетних детей заставляют вставать в школу по расписанию и наказывают за опоздание. Томас Джефферсон, не самый горячий сторонник индустриализации, рассматривал всеобщее школьное образование как ключевой элемент демократической республики, но на практике оно оказывается также и удобным инструментом подготовки молодого поколения к будущим беспощадным требованиям расписания на рабочем месте.

Такое культурное научение приводит к тому, что при пробуждении в ночные часы, возможно продиктованном естественным для нас ритмом двухфазного сна, нас может охватывать страх: как мы справимся с наступающим днем?! Миллиарды из нас принимают таблетки, другие просто волнуются. Однако до эпохи карманных часов, фабричных смен и расписаний поездов сон не имел никакого определенного графика. Была единственная закономерность: чем позже отходишь ко сну, тем позже наступает пробуждение для ночного бодрствования и второй сон. Например, в одном из «Кентерберийских рассказов» Джеффри Чосера, а именно в «Рассказе Сквайра», дочь татарского владыки Канака ложилась спать «вскоре после наступления вечера» и просыпалась задолго до рассвета после своего первого сна, в то время как ее спутники оставались на ногах гораздо дольше, а затем спали, пока не разгорался новый день.