Что мы делаем в постели: Горизонтальная история человечества - Фейган Брайан. Страница 14
Китайские придворные, подобно чиновникам фараонов, строго следили за сексуальной жизнью императора. Среди дворцовых наложниц активная конкуренция за благосклонность императора была обычным делом, их доступ к нему контролировался полчищами евнухов. Как только император выбирал себе наложниц на ближайшую ночь, их доставляли обнаженными в императорские покои, укутывали в золоченые ткани и клали у изножья его кровати. Каждая наложница заползала под одеяло к ногам императора, а потом осторожно пробиралась вверх, пока не оказывалась вровень с лицом правителя. Об императорах рассказывали как о настоящих секс-машинах: не жалея времени на прелюдии, они доводили порой до оргазма девять женщин за одну ночь, при этом никогда не эякулируя, что требовало большого самоконтроля. Возможно, сексуальные заслуги императоров были немного преувеличены и, что бы в действительности ни испытывали наложницы, они ясно понимали, что их назначение – развлекать и заявлять о пережитом наслаждении. Удовлетворение большого количества женщин считалось залогом императорского благополучия: существовала вера, что вагинальные выделения усиливают мужское начало (ян).
Помимо ублажения наложниц, император должен был в полнолуние провести ночь наедине с императрицей. Но и тут придворный астролог и королевский врач сообщали ему час, в который он должен эякулировать, чтобы зачать ребенка мужского пола. Этот формализованный секс происходил с впечатляющим размахом. Согласно мифологии, Желтый император, легендарный основатель китайской цивилизации, обрел бессмертие, переспав с тысячью половозрелых девственниц. При дворе основателя династии Суй (581–618) императора Ян Цзяня (541–604) содержалось около трех тысяч девственниц, иногда используемых для секса, – и это не считая более семидесяти наложниц. Говорят, он предпочитал, чтобы его наложницы или служанки были девственницами-подростками. Он не брал их в свою постель, а сажал в кресло на колесиках, которое держало их ноги и руки врозь. Механическая подушка перемещала девушку в нужное положение, чтобы «получить королевскую милость». Мужская одержимость неопытными, но способными к зачатию девственницами вновь и вновь разгорается в патриархальных обществах, что неудивительно, если вспомнить, что мужчинам важно обеспечить продолжение своего рода. Но коль скоро любые навыки шлифуются в практике, секс с девственницей не обязательно сулил много удовольствия в постели.
Викторианская Британия, высшее воплощение добропорядочности и чопорности, была пронизана вековыми предубеждениями и табу. Секс был запретной темой, чем-то, что происходит строго в уединении своей спальни и предназначено исключительно для того, чтобы произвести на свет детей. От женщин ожидалось, что они будут целомудренными, и образцом им служило материнство Девы Марии. Быть изобличенным в прелюбодеянии означало серьезно испортить репутацию. Наказание за нарушение границ дозволенного было суровым и публичным, а клеймо «внебрачного ребенка» оставалось вполне реальным. Пуританские принципы нашли отклик не только в британском обществе, но и в большей части европейских стран.
Мастурбация, некогда в аттической Греции воспринимавшаяся как забавная утеха, теперь стала запрещенной практикой, причем запрет подкреплялся безжалостными приспособлениями вроде кольца для пениса, шипы которого будили спящего прежде, чем сон получал какое-либо развитие. При Генрихе VIII анальный секс, будь то гомосексуальный или гетеросексуальный, классифицировался как «[происходящее] вопреки установлениям человеческим и Божьим» и карался смертной казнью. В викторианские времена мужской гомосексуализм считался болезнью, в то время как женский вообще не рассматривался как нечто возможное. Никакого сексуального воспитания не было и в помине. Вымышленная миссис Гранди [25] викторианских времен укрепила традиционное отношение к спальне как к месту для продолжения рода, где удовольствие сведено к возможному минимуму {46}.
Тем не менее, несмотря на патриархальный уклад крупных цивилизаций, существовали и другие культуры, в которых женщины оказывались во главе или на равных с мужчинами в том, что касалось постели. Сто лет назад в рамках своего новаторского антропологического исследования Бронислав Малиновский изучал сексуальную жизнь жителей Тробрианских островов. В матриархальных обществах – как у хопи и ирокезов в Соединенных Штатах, у тробрианских островитян – родство и богатство передавалось по женской линии, а дети воспитывались в семье матери {47}. В женщинах поощрялась уверенность, за ней оставалось решение в выборе любовника или отказе ему. Официальной церемонии бракосочетания не было, вместо этого молодые просто отправлялись в общую кровать. Если они все-таки хотели пожениться, девушка принимала подарок – предпочтительно ямс – от своего возлюбленного. Тогда ее родители одобряли этот брак. Развод был легким, по обоюдному решению. Если мужчина хотел вернуться к женщине, он добивался ее расположения с помощью еще большего количества ямса и подарков, но решение вновь пустить его в свою постель было за ней. Считалось, что младенцы появляются в результате магии, когда дух предков проникает в тело женщины. После рождения ребенка именно брат роженицы дарил ей урожай ямса, и таким образом за вскармливание малыша символически брали на себя ответственность родственники по материнской линии. Через сексуальные игры со сверстниками мальчики и девочки семи-восьми лет готовились к взрослой жизни. Настоящий секс начинался примерно четыре или пять лет спустя. В большинстве деревень имелась специальная хижина bukumatula, в которой находились кровати (к сожалению, не описанные детально) для внебрачных встреч. Однако это не было разгулом беспорядочных половых связей. Малиновский подробно описал правила таких любовных встреч, в том числе и то, что смотреть за совокуплением другой пары считалось дурным тоном.
Божественное и мирское
«Эпос о Гильгамеше», классическое произведение литературы Древней Месопотамии, описывает секс как одно из величайших удовольствий людей, живущих на земле. Когда Энлиль, бог плодородия и мудрости, женился на богине Нинлиль, их первая ночь вместе была восхитительной: «И приблизилось время блаженства. Аруру, сестрица Энлиля, в храм престольный впустила невесту, где для новобрачных из кедровых веток пахучих было постелено ложе. Юная дева свое лоно открыла, и ввел в него Энлиль, небесный утес, свой корень» [26] {48}. И хотя брак организовывался семьей, месопотамцы ценили романтическую любовь и оставили много песен о людях, глубоко влюбленных. «Прочь сон! Я хочу держать любимую в своих объятиях» – так называлось одно любовное стихотворение.
Месопотамцы явно умели получать удовольствие от секса, правда, не всегда делали это в постели. Бесчисленные шумерские глиняные таблички начала II тысячелетия до н. э. демонстрируют это вполне наглядно. На одной из них изображена женщина, пьющая через соломинку из пивного кувшина, в то время как мужчина, пьющий вино из чаши, проникает в нее сзади. Напитки символизировали оральный секс. Coitus a tergo (анальный секс) пользовался популярностью, возможно, потому, что это было обычным способом избежать беременности. На табличках можно также увидеть стоящих партнеров и лежащих в миссионерской позе. По словам одного эксперта, эти таблички были частью массовой культуры, доступной для мужчин, женщин и детей.
Несмотря на строгость нравов древнеегипетского двора, у простых египтян было много фраз и слов для обозначения секса, включая эвфемистическое «спать с кем-то», восторженное «наслаждаться кем-то» или проклинающее «пусть изнасилует его осел!». Им было незнакомо современное ханжеское предубеждение против демонстрации эрегированного пениса – символа плодородия. Когда археологи XIX века раскопали порт Навкратис в дельте Нила, они с ужасом обнаружили сотни эротических статуэток, многие из которых были с огромными фаллосами. Никто не рискнул выставить их в музее, поэтому они оказались упрятаны в недрах музейных хранилищ. Одна из находок – известняковая статуэтка бога Хоруса, или, как его еще называют, Дитяти Хора, чей пенис настолько огромен, что прикрывает голову бога, как гигантский зонтик. Подобные «навкратические фигуры», как эвфемистически называли их археологи, были впоследствии обнаружены во многих других египетских городах позднего периода (664–332 гг. до н. э.), особенно в дельте Нила. Они почти наверняка использовались в ритуалах плодородия, таких как «праздник пьянства» в честь разлива Великой реки.