Горец. Оружейный барон - Старицкий Дмитрий. Страница 26

Основная задача наступления — овладеть морским портом и перекрыть снабжение царской армии через него военной помощью от Островного королевства. На востоке и на юге ольмюцкая армия в ходе наступления ставила на захваченных рубежах оборонительную завесу. Главный удар приходился на север с охватом немногочисленных вражеских оккупационных частей, которые поставляют конных наблюдателей за разделяющими нас болотами, охраняют железную дорогу, речные порты и стоят гарнизонами в более-менее крупных населенных пунктах. Для захвата морского порта и зачистки местности от войск противника ольмюцкой армии придавался имперский армейский корпус в составе двух пехотных и одной кавалерийской дивизии с частями артиллерийского и пулеметного усиления… Для поддержки — один шпальный эрзац-бронепоезд от нас.

На остальных участках Восточного фронта запланировано «без перемен».

Далее полковник сыпал номерами частей и соединений как наших, так и противника. Генерал его иногда поправлял, озвучивая новые данные о передвижениях и дислокации.

Вот, в общем-то, и все.

— Твое мнение, Кобчик? — спросил король, не оглашая своего отношения к плану.

— Ваше величество, я готов умереть по вашему приказу в любое время. Все дело в том, принесет ли моя смерть пользу империи и королевству или нет. Ваше величество, ваше высочество, господа, — кивнул я всем по отдельности по приложению титула. — Я не посвящен в высокие стратегические замыслы генерального штаба, но по плану этой компании мне предложено погибнуть в любом случае. Потому что наступление это провалится.

— Объяснитесь, фельдфебель… — возмущенно воскликнул полковник, выделив мое низкое воинское звание с особой ехидцей.

— Когда после ранения я находился на излечении в санатории, то там мы с фронтовыми офицерами делились опытом. Опыт Западного фронта показывает, что, пока идет многодневная артподготовка, враг успевает стянуть к этому месту фронта все свободные резервы и добивается именно на этом участке существенного численного превосходства над наступающими, хотя по военной науке должно быть наоборот. Даже если нам, паля все вокруг огнем, удастся прорваться по железной дороге к узловой станции и даже захватить ее, то очень скоро мы окажемся на ней в полном окружении, отрезанные от основных сил. После этого нам не останется ничего другого, как дороже продать свои жизни до полного исчерпания боекомплекта. А булавочный прокол вдоль железной дороги враг заткнет свежими резервами.

Я остановился, без разрешения налил себе воды из хрустального графина и жадно выпил.

— Продолжай, Кобчик, — поощрил меня король спокойным тоном.

— Так вот, ваше величество… — заговорил я снова. — Погибнуть хотелось бы с пользой, а не просто так. А так… положив отборных людей и новейшую технику, добившись лишь небольшого тактического перевеса на неподвижном фронте… Мне предлагается стать фельдмаршалом Смиглом, который полгода стучится лбом о наши форты, прикрывающие столицу. Первый вопрос шкурный — почему я должен удерживать захваченную узловую станцию именно три дня в лучшем случае с неполным батальоном? Отбивать ее царцы будут любыми силами вплоть до привлечения резервной дивизии из-за реки. В итоге нас за трое суток просто шапками закидают.

— Станцию сначала еще захватить надо, — усмехнулся генерал.

— Именно, — согласился я с ним. — И с этим связан второй вопрос. Зачем вести артподготовку трое суток? Чтобы, стреляя ночью по площадям, разбить железнодорожный путь и сорвать выход бронепоезда на авансцену? И бронепоезду вместо выполнения боевой задачи придется в таком случае на передовой прикрывать ремонтников, восстанавливающих рельсы и шпалы под огнем противника. Результат, скажем так, неопределенный. Кстати, что говорит разведка о состоянии путей?

— Вот об этом нам новый начальник разведки и доложит, — поддержал меня король.

Генерал прочистил горло и сообщил:

— Пока всеми воюющими сторонами железная дорога считается как бы общим достоянием, а подвижной состав и железнодорожники — переходящим призом. Они вроде как неприкосновенны, потому и работают на того, в чьих руках станция. Так что пути должны быть в полном порядке. По крайней мере, до сих пор так и было. Обходчики с обеих сторон регулярно проверяют состояние и крепления шпал и рельсов. Но вот после применения вашего бронепоезда ситуация может кардинально измениться. Вы понимаете это, штаб-фельдфебель?

— Более чем, ваше превосходительство, — слегка склонил я голову в его сторону.

— У вас есть другие предложения? — настаивал новый начальник службы разведки ольмюцкой армии. — Вы же командовали фронтом во сне, — не удержался он от шпильки.

«Вы хочете песен? Их есть у меня». Только вот примерим на себя роль дедушки Брусилова и пойдем резать «правде матку».

После моей убедительной, как я надеюсь, речи о необходимости молниеносной глубокой операции с окружением и пленением главных сил Смигла, вместо того чтобы целым армейским корпусом гоняться за конными разъездами наблюдателей за болотами, меня провели в отдельную комнату, превращенную в буфетную. Из общего зала меня выперли. Сами большие начальники остались там и что-то трут между собой.

Я сидел в одиночестве и оттягивался чаем с лимоном, глядя на посеребренный фабричный ведерный самовар. На его квадратном основании с каждой стороны были выбиты буквы «Кобчик-патент». И я вспомнил, что листовое серебро из дворца мне давно уже привезли, а к самовару для короля я еще и не приступал. Только эскиз его набросал на бумаге в виде гротескного паровоза. Король же просил у меня что-нибудь оригинальное, чего ни у кого нет. Вот и…

Почему я решился вылезти «на бруствер»? Да потому что со мной все уже решено — я иду в прорыв при любом раскладе. Все равно дальше фронта не пошлют, а тут есть хоть маленькая, да надежда в живых остаться.

К тому же король, по моей чуйке, ведет какую-то хитрую игру против генштаба, в которой меня только что использовал в качестве дубинки против горе-стратегов, которые запланировали оставить целеньким железнодорожный мост через Нысю, хотя наступать за реку не планировали вообще в обозримом будущем. Мало того, не планировали даже этот мост захватывать. Только удерживать саму узловую станцию. Не планировали они также и бомбардировки с дирижаблей. Точнее, запланировали генштабисты бомбить только линию фронта, а не стратегические объекты в тылу врага.

Зашел в буфетную Онкен, сел за стол. Попросил:

— Налей и мне чаю.

И первый стакан, обжигаясь, сразу жадно выпил.

— Давай еще… — протянул он мне серебряный подстаканник с пустым сосудом. — Знал я, что ты мстительный горец. Но чтобы так… Непосредственному начальнику крутой кипяток для утоления жажды… Мучитель ты, Кобчик. Откуда ты только свалился такой на наши головы?

Я промолчал, так как вопрос был из риторических. Вместо этого спросил другое:

— Вам сахар класть, экселенц?

Онкен потер виски. Стало видно, что он очень устал и что он вообще мужчина в возрасте уже.

— Вообще-то я всегда без сахара пью, — сознался он. — Сахар портит вкус напитка. А у нас во дворце, если ты заметил, чай настоящий, экваториальный. Дирижаблем доставляли. Подарок императора.

— Сахар на время снимает усталость и обостряет зрение, — сказал я.

— Тогда два куска кинь. Кобчик, вот скажи мне, откуда ты такой умный?

— …и почему строем не ходишь, — улыбнулся я, как бы продолжая фразу своего непосредственного начальника.

— И это тоже, — усмехнулся генерал-адъютант.

— С горы Бадон, — честно ответил я. — И это… экселенц, разве я вам не нужен такой, какой я есть? Ходил бы я строем — не позвали бы меня на это совещание. Маршировал бы себе в коробочке, как и все.

— Чего ты от жизни хочешь, Савва?

— Только того, чтобы моя семья была счастлива и ни в чем не нуждалась.

— И для этого тебе ни король не нужен, ни старый Онкен, — устало протянул генерал. — Изобретешь еще что-нибудь вроде этого, — он постучал пальцем по самовару, — и обеспечен на всю жизнь при твоих-то запросах. Не мог дом в городе у его величества попросить? Купил какую-то халупу в деревне и удивляешься, что она без телефона.