Полусоженное дерево - Кьюсак Димфна. Страница 19

И все же иллюзии Поля развеял вовсе не Джонни и не «умник». Это сделал Элмер.

— И все же они должны понимать, что мы защищаем Австралию, — сказал однажды Поль Элмеру, когда, прослушав радио, они узнали о марше протеста на улицах Сиднея.

— Конечно! — ответил Элмер. — Конечно, дружище, мы защищаем Австралию, а еще — я защищаю Америку. Находясь за десять тысяч миль от своего дома, затерявшегося где-то в южных штатах, я защищаю Америку от коммунизма, а дельцы наживают миллионы на поставках боеприпасов и горючего. Я же, если вернусь домой, получу одну награду — пинок в зад, как получил мой отец, когда скитался в поисках работы после прошлой войны. Так вот, старик, когда мы остановимся на отдых, чтобы восстановить силы, я хочу попрактиковаться и спеть послевоенную песенку моего деда «Дружище, нет ли лишней монеты?» на случай, если вернусь домой и попаду в великое общество.

Раньше Поль ни над чем не задумывался. Теперь вопросы роем теснились в его голове, не давали спать, и Поль корчился, мучаясь от чего-то более важного, чем его собственная жизнь. Когда же он погружался в сон, раскосые глаза смотрели на него, словно разыскивали его среди мертвых, так же, как он искал их некогда среди живых, глаза эти были полны страха, ненависти и еще чего-то необъяснимого, они осуждали его малодушие.

Там он принимал на веру заявления, будто их присутствие необходимо в этой стране. Там он порицал таких, как Джонни или «умник», все время задававших провокационные вопросы, считал их людьми, ведущими подрывную деятельность и подстрекающими к антиправительственным выступлениям. Он не выносил этих смутьянов, отказывавшихся от военной службы, громко и публично заявлял, как бы расправился с ними, будь на то его воля. Он не имел возражений, сознательных или бессознательных, здравых и честных, он просто ненавидел их.

Теперь же, оказавшись далеко от всего этого, он мысленно, как землечерпалкой, вылавливал то, что нисколько не беспокоило его в джунглях, то, что он хотел, но не мог забыть. В те дни его поддерживала мысль о доверии отца, правительства, его капитана, его лейтенанта и вера в него всех этих… Сноу и Элмеров. Теперь, одно за другим, рушились эти столпы у него на глазах. Отец не оправдал его ожиданий, когда он в нем больше всего нуждался, правительство просто обмануло его, нарисовав ситуацию, которой в действительности вовсе не существовало. Вьетнамцы, оказалось, просто не желали видеть их на своей земле. Лишь богатые вьетнамские марионетки нуждались в поддержке австралийских войск. И даже эти марионетки ненавидели их.

Засыпая, он старался отключиться от своих переживаний, но во сне снова и снова оказывался на узенькой тропинке в джунглях. Знойная ночь подкрадывалась неожиданно, и каждый звук джунглей вызывал непреодолимое желание стрелять из винтовки, которую он нервно сжимал в руках. Он ненавидел эти джунгли, где от гомона растревоженных обезьян, зловещего улюлюканья ночных птиц и внезапного треска замирала душа.

После каждого такого звука, когда сердце его разрывалось на части, вдруг наступала тишина, глубокая, как могила, и бесконечная, как смерть. Он чувствовал, что все время идет рядом со смертью. Ночь была полна запахов гниющих растений, застоявшейся воды, а иногда и невыносимой вони от разлагающегося рядом на дороге трупа. Может быть, это зверь или вьетконговец? А может быть, кто-то из его приятелей? При этой мысли он сильнее дергал веревку, накинутую на шею пленного вьетконговца. Так и нужно этим негодяям! Возможно, это он, этот трус, поставил мину, на которой подорвался Джонни? Теперь этот террорист, спотыкаясь, брел среди них, и при каждом шаге Элмер все туже затягивал веревку на его шее, он начал уже задыхаться.

Наконец тропинка вывела их на поляну, где разведывательное отделение производило допрос. Человек, сидевший за небольшим походным столиком, обернулся на зов Элмера. Двое солдат подошли к ним, схватили вьетконговца, бросили в освещенный круг около входа в палатку. Из палатки вышел лейтенант и остановился, глядя на распростершееся перед ним тело.

Элмер красочно описал процесс поимки пленного и выразил уверенность, что это наверняка вьетконговец, знающий что-то важное.

Капитан ткнул лежавшего носком сапога.

— Переверните его!

Солдат перевернул вьетнамца, зажмурившегося от яркого света. Пленный оказался моложе, чем они предполагали, — ему было не больше шестнадцати лет.

— Тан Хо, — позвал капитан, повернувшись к палатке.

Отодвинув полог, прикрывавший вход, вышел вьетнамец в форме добровольца. Это был переводчик.

— Поднимите его на ноги, — приказал капитан Элмеру.

Элмер дернул за веревку, вьетнамец начал задыхаться, а потом что-то невнятное пробормотал, когда солдат схватил его за раненое плечо. Солдат с гримасой отвращения отдернул руку.

— Передайте ему, что это всего лишь подготовка к допросу, если он будет молчать и нам придется вытягивать из него сведения, то будет хуже, — сказал лейтенант Элмер.

Визгливый голос переводчика разорвал ночную тишину. Вьетнамец молчал.

— Может, дать ему ободряющего? Ну-ка, растяните его, — злобно приказал Элмер.

Солдаты толкнули паренька, он опять упал на землю. Голова неуклюже запрокинулась, и на шее проступил красный рубец от веревки.

Лейтенант встал рядом и крикнул переводчику:

— Скажи ему, что это его последний шанс. Если он не будет отвечать, мы применим наш новый метод.

Переводчик пронзительным голосом прокричал эти слова распростершемуся на земле вьетнамцу, но тот остался недвижим.

— Не знаю, какой черт вселился в этих негодяев, — проворчал лейтенант. — Ничем не раскроешь им рта. А ну-ка, принесите сюда наше орудие для допроса, — отдал он приказ резким голосом.

Замешательство исчезло с его лица, теперь он уже был полон решимости во что бы то ни стало довести порученное ему дело до конца. Солдат притащил гибкий шнур от генератора автомашины, дававший свет в палатку, и положил его рядом с пленником. Потом прикрепил электроды к вискам пленного и впился вопросительным взглядом в офицера.

— Включай! — рявкнул лейтенант.

Голое тело корчилось в агонии, извивалось в мучительных судорогах. Тишину разорвал нечеловеческий вопль. Поля разбудил его собственный крик.

Глава четырнадцатая

Во время той мрачной поездки Бренда остановилась по пути у своей единственной подруги, с которой дружила еще со школьной скамьи. Элла уже была замужем, у нее росло двое ребятишек, а муж владел транспортным агентством, обслуживающим все побережье. Элла была человеком, которому можно было во всем доверять. Лишь она одна знала об отношениях Бренды и Дерека до их свадьбы. Она молча слушала рассказ Бренды, лишь глаза ее горели возмущенно, она негодовала от предательства Дерека.

С ее же разрешения Элла обо всем рассказала Тому, и тот выразил неожиданную готовность помочь Бренде. Он возьмет ее с собой в Ньюкасл в конце недели, а там его старый приятель устроит все остальное.

Все было очень просто, словно кому-то понадобилось отвезти машину в авторемонтную мастерскую и заменить покрышку или поставить новый карбюратор. Том намеренно вел разговор в таком тоне, но Элла все же заплакала, прощаясь с Брендой.

Она не перекинулась с Томом и парой слов, пока они ехали через горы, а потом свернули на дорогу в Ньюкасл, Ей совсем не хотелось говорить. Когда на горизонте показались огромные трубы сталелитейного завода, изрыгавшие в небо лавину белого дыма, она почувствовала некоторое облегчение.

Приятель Тома и его веселая молодая жена отнеслись к ней по-доброму и во многом помогли. Они ни о чем не спрашивали, а она ничего не объясняла. Если бы ей пришлось снова рассказывать о случившемся, она просто сошла бы с ума. Она старалась сосредоточиться на чем-то внешнем, присматривалась к детям, слушала радио, пока Мэриан уходила окончательно обо всем договориться.

В тот вечер, сидя за чашкой чая, она выслушивала последние наставления.