Возлюбленная кюре - Дюпюи Мари-Бернадетт. Страница 13

Тихий стук привлек его внимание. Дверь дома приоткрылась, выпустив наружу тонкий женский силуэт. Матильда бежала к нему навстречу – в ночной сорочке, с голыми руками и растрепанными волосами. Прежде ему не доводилось видеть ее такой. Всегда в платье, с сережками в ушах и кольцами на пальцах, с затейливой прической, скрепленной бесчисленными шпильками… Теперь же она явилась ему такой, какой ее мог видеть только муж, когда они ложились спать.

– О, ты еще тут! – прошептала она. – Я боялась, что ты ушел! Ты весь в черном, я едва могу различить твое лицо. Ролан, любовь моя, Жером проснулся. Он увидел дурной сон, и мне пришлось подождать, пока он снова заснет.

Она обняла его, дрожа всем телом и ожидая поцелуя – того властного поцелуя, который сводил ее с ума.

– А муж?

– Я часто встаю среди ночи и иду в комнату к сыну. Колен не удивится, если вдруг проснется и увидит, что меня нет. Ролан, я пришла, и у нас совсем мало времени! Не будем тратить его понапрасну!

Он обнял ее, возбужденный едва прикрытой наготой. Крепкие руки горца моментально скользнули под тонкую ткань ночной сорочки. Кожа Матильды была теплой и гладкой, как атлас, но у него не оставалось времени на ласки.

– Я так тебя люблю… – пробормотала молодая женщина, когда он уложил ее на траву.

Объятая сладострастием, Матильда забыла обо всем, что могло омрачить ее радость: что любовник носит сутану, что в пресбитерии теперь обитает Анни Менье и что рискованно предаваться преступной любви в собственном саду.

Объятия их были недолгими. Шарваз встал и помог любовнице подняться.

– Возвращайся поскорее, – приказал он.

– А ты придешь сюда завтра вечером? – с мольбой спросила она.

– Не могу обещать. Кюре должен быть в распоряжении своих прихожан днем и ночью. Если за мной придут и выяснится, что я не дома, последствия будут самыми плачевными.

– Но сейчас лето, и надо этим пользоваться! Ролан, ночи такие теплые, такие прекрасные… А в субботу ты будешь ужинать у нас. Мы сможем немного побыть вместе, и я прикажу приготовить все самое вкусное!

– Посмотрим, – ответил он. – Признаться, мне не очень приятно видеть тебя рядом с мужем.

– Ты ревнуешь?

– Конечно! Кроме того, нужно вести себя осмотрительно, ты сама прекрасно понимаешь.

Расставанию предшествовал продолжительный поцелуй, и Матильда убежала. Ей хотелось плакать, она чувствовала себя влюбленной, как никогда. Шарваз проводил ее взглядом и направился к себе. На сердце у него было тяжело. «Почему ее мужу можно спать с ней в одной кровати, а мне – нет? Что, если мы убежим? Только так можно снова стать свободными…»

Прежде, за все время ношения сутаны, эта идея его не посещала, хотя романтические приключения случались, и довольно часто.

В доме священника десять дней спустя, в пятницу 17 августа 1849 года

Пристроившись у стола из темной древесины, Анни Менье чистила картошку. В комнате ощущалась приятная прохлада. Анни только что подмела пол. Теперь здесь все было расставлено по местам и царила чистота.

На хозяина жаловаться не приходилось, да и он, со своей стороны, похоже, был доволен ее работой, хотя иногда упрекал в медлительности.

Сегодня утром кюре отправился в Мартон, оставив маленького Жерома де Салиньяка у нее на попечении.

– Я рада, мой мальчик, что тебя оставили со мной. Здесь я вижу меньше людей, чем в городе.

Восьмилетний Жером кивнул и еще ниже склонился над катехизисом [4].

– В городке знакомств я еще не завела, так что и поговорить особенно не с кем, – продолжала Анни. – А куда ушла твоя мать? Позавчера она сидела весь урок.

– К маме кто-то должен прийти, она вернулась домой.

Мальчик искоса посмотрел на служанку. Он робел, когда эта дородная женщина с непривычным выговором обращалась к нему, в особенности когда задавала вопросы. Он с большей радостью отправился бы играть во двор, на солнышко, но отец требовал от него послушания и дисциплинированности, поэтому он продолжал читать страницы, указанные кюре Роланом.

– Ты серьезный мальчик, пример многим, – заметила Анни с улыбкой. – И Эрнест в детстве был таким. Эрнест – это мой сын. Еще у меня есть дочка Эльвина. Я по ним скучаю. В Ангулеме мы виделись каждый день!

– Да, мадам, – пробормотал мальчик.

– Что ж, пора ставить тушиться рагу! Фасоль на завтра я уже замочила. Угодить моему господину нетрудно. Фасоль со шкварками или омлет с зеленью – и он доволен!

Анни тяжело вздохнула и отодвинула стул от стола. С каким удовольствием она прилегла бы вздремнуть! Пробило полдень, но все еще было очень жарко.

– В Сен-Жермен не очень-то много развлечений, – проговорила она вполголоса. – Хорошо, что можно перекинуться словом с мсье Ренаром. Такой приятный господин!

Анни испытывала большую симпатию к ризничему – единственному жителю местечка, с которым она успела познакомиться поближе, когда он заходил в пресбитерий. Раз или два она встречала на улице учителя, но мсье Данкур ограничивался приветственным жестом и разговоров не заводил. Алсид Ренар даже предположил, что у них с кюре весьма прохладные отношения.

К слову, даже если бы вдова Менье захотела посплетничать, это у нее вряд ли бы вышло. Сама она никого в округе не знала, а местные кумушки разговаривали на патуа, которого Анни почти не понимала.

– Господину кюре пора бы уже вернуться! – со вздохом сказала она. – А ты, малыш, закончил читать?

Жером, который уже успел заскучать, закрыл книгу.

– Да, мадам. А можно я поднимусь на чердак? Кюре разрешил.

– Делай, как знаешь. Только в мою комнату соваться не смей! Подожди-ка, я пойду с тобой и посмотрю, не натворишь ли ты там какой беды.

Карабкаться на чердак Анни не хотелось, но она опасалась, что мальчишка может открыть чердачное окно и вывалиться или испачкать костюмчик, что тоже плохо.

– Я полезу первой, а ты следом! – приказала вдова.

Она совсем запыхалась, пока добралась до чердака. Обвела пыльное помещение внимательным взглядом, но пол выглядел крепким, и ничего представляющего опасность ей на глаза не попалось. В одном углу на потертом покрывале были разложены прошлогодние грецкие орехи.

– С чем же ты будешь играть? – спросила она у мальчика.

– У меня шарики в кармане. Буду катать по полу.

– Что ж… К чердачному окну подходить не смей! Ты меня понял? Я спускаюсь, а ты будь хорошим мальчиком. Не хватало, чтобы твоя мать меня отругала.

Жером что-то пробормотал себе под нос. Стоило мальчику остаться в одиночестве, как он подбежал к дальней стене и встал на колени. В этом месте он обнаружил прогнившую доску и… щель, через которую отлично просматривалась спальня кюре Шарваза.

* * *

Анни вынимала тарелки из буфета, когда взгляд ее задержался на початой бутылке вен-кюи.

«Чудно́, вчера я его не видела, – сказала она себе. – Если я выпью чарочку, кюре не обеднеет, верно ведь?»

Она щедро плеснула вина в стакан, пригубила и щелкнула языком. Напиток был отличный, но, пожалуй, все-таки слишком сладкий. Она поспешно убрала бутылку в буфет и ополоснула стакан, думая о том, кто мог преподнести кюре такой изысканный подарок.

– Жаль, что обычно хозяин довольствуется пикетом, вот и мне приходится! – вслух пожаловалась она.

С улицы послышался звонкий смех. Служанка кюре застыла на месте. Не иначе как мадам де Салиньяк! Анни осторожно подошла к окну. Кюре Шарваз и супруга доктора беседовали в нескольких метрах от пресбитерия.

Покручивая ручку зонтика, молодая женщина внимательно слушала речи священника, чьи густые черные волосы блестели на солнце.

«О чем эта парочка может так долго говорить? С виду они прекрасно ладят…» – подумала заинтригованная Анни.

Минуту спустя, не прекращая беседы, кюре с гостьей стали подниматься по лестнице. Анни поспешила обратно к мойке, встроенной в стену, рядом с которой на специальном выступе стояло ведро с водой. «Вот несчастье! Нужно идти к колодцу!» – вздохнула она, обнаружив, что воды осталось совсем мало.