Возлюбленная кюре - Дюпюи Мари-Бернадетт. Страница 2

Пока они были помолвлены, Матильда находила своего жениха галантным и даже очаровательным, несмотря на его заурядную внешность, скуластое лицо, козлиную бородку и усы, которые его старили. Но ни на мгновение не ощутила она душевного волнения, которое так часто охватывает влюбленных, того нетерпения и радости, о которых, вся трепеща, читала в любовных романах.

Тоска по потерянной молодости, принесенной в жертву этому мужчине, заставила ее едко ответить:

– Ты запрещаешь мне общаться с нашим новым кюре? Лишаешь меня права ходить на мессу, исповедоваться, причащаться? А кто же тогда преподаст нашему сыну основы веры? Кто, если не приходской священник, станет его обучать?

– Матильда, не будь ребенком! Ты прекрасно меня поняла. Я прошу только, чтобы ты и твои подруги не вели себя с ним слишком фамильярно и дружелюбно, как это было с Биссетом, от которого я наконец-то избавился!

В дверь гостиной постучали. Доктор крикнул: «Войдите!» В комнату ворвалась Сюзанна Бутен, служанка. Белый чепец ее съехал в сторону, руки были мокрые, как если бы минуту назад она мыла посуду.

– Мсье, маленький господин поранился! Бегал на улице и – па-та-тра! Упал! По-моему, споткнулся о булыжник.

– Мой бедный мальчик! – вскричала Матильда, бросаясь в вестибюль.

Супруг последовал за ней, но без излишней поспешности. Сына они нашли сидящим на траве. Коленка у него была разбита, по щекам текли слезы. Мать обняла его и осыпала мокрый от пота лобик торопливыми поцелуями.

– Папочка тебя полечит, дорогой! Не надо плакать!

Она посмотрела по сторонам. Красивый буржуазный дом, служивший им жилищем, Матильде нравился. Единственное, чего она предпочла бы больше никогда не видеть, – это три могилы в глубине ухоженного просторного сада, оставшиеся от старинного кладбища.

– Мне не нравится смотреть на эти кресты, – в сотый раз пожаловалась она. – Колен, надеюсь, скоро их наконец перенесут в другое место. И для нашего мальчика это тоже слишком грустное зрелище.

– В том, что Жером упал, ни могилы, ни кресты не виноваты! Он носится как угорелый! Я прав, сынок?

– Я споткнулся о большой камень… там, возле могилы, – пробормотал мальчик, которому уже исполнилось восемь с половиной.

– Вот! – торжествующе вскричала Матильда. – Поговори об этом с мэром, Колен. Ты не должен оплачивать эти работы. Идем, Жером! Замажем ранку йодом и наложим повязку.

Всхлипывая, мальчик встал, подал одну руку отцу, а другую – матери, и они все вместе пошли к дому. Сюзанна наблюдала за ними из кухни. Она слышала, как сокрушалась ее госпожа, но не испытывала к ней и тени сочувствия. Кому вообще нужны эти кресты и замшелые могилы? Главное – получать хорошее жалованье и чтобы хозяйка не прекратила дарить кружевные платочки, которые вдруг перестали ей нравиться.

Ролан Шарваз соскочил с подножки мальпоста [1], которым приехал из Ла-Бранд. Возница указал ему на дорогу, ведущую к городку Сен-Жермен.

– Вы не заблудитесь, отче. Это прямая дорога.

Кюре сердечно его поблагодарил. Этот тон, отработанный до автоматизма, наиболее соответствовал образу церковнослужителя. Из багажа у кюре имелся только кожаный чемодан. Черная сутана его была безукоризненно чистой, равно как и белый воротничок. Взгляд его светлых, почти прозрачных глаз зацепился за колокольню, видневшуюся меж двумя белоснежными облачками. «Знать бы, что ждет меня в этом городке…» – подумалось ему.

Он машинально схватился рукой с крепкими, сильными пальцами за нагрудный крест. У кюре Шарваза, коренастого мужчины тридцати двух лет от роду, были черные волосы на косой пробор и атлетическое сложение, но роста при этом он был среднего. Его нельзя было назвать красавцем, но всему его облику был присущ некий шарм – ощущение выносливости и силы, характерное для жителей горных районов его родной Савойи.

– Что ж, в путь! – вслух подбодрил он себя.

По дороге к приходской церкви Ролан Шарваз пытался предугадать, как сложится его будущая жизнь. Как выглядит храм? Старинная ли это постройка или более новая? И что за люди его будущие прихожане? Пару минут он забавлялся, представляя себе фермеров, представителей местечковой буржуазии и женщин с детьми в нарядных воскресных одеждах.

Сердце его забилось быстрее при мысли, что среди местных дам наверняка найдутся одна-две с хорошеньким личиком и фигуркой. «И в этом нет ничего дурного, – сказал он себе. – Всегда приятнее беседовать с молодой и веселой особой, нежели с каким-нибудь хмурым стариканом!»

Кюре Шарваза уведомили о причине перевода его предшественника из Шаранты в Бордо. Своим поведением отец Биссет вызвал много нареканий, и главным обвинением стало то, что юбками он увлекается больше, нежели чтением проповедей.

«Мог бы быть и похитрее… В таких делах нужна осторожность. Постоянно держать себя в руках и не давать повода для сплетен, – мысленно рассуждал Ролан Шарваз. – Служение Господу не обязывает нас ни к одиночеству, ни к уничижению плоти. Разве не сказал Иисус, что нужно возлюбить ближнего своего и ближнюю свою?»

В уголках его губ залегли лукавые морщинки. Он как раз проходил мимо первых домов Сен-Жермен. Впереди показалась церковь – прекрасный образец романской архитектуры с квадратной в основании колокольней, словно бы парящей над крышами ближних домов. Когда же новый кюре подошел к окованной металлом широкой двери, откуда-то из переулка навстречу ему бросился мужчина с желтовато-седой курчавой шевелюрой.

– Мсье кюре, я вас дожидаюсь! У меня ключ и от церкви, и от пресбитерия [2].

– Значит, вы ризничий? – добродушно поинтересовался Ролан Шарваз.

– Он самый. Алсид Ренар к вашим услугам, мсье кюре! К завтрашней мессе уже все готово.

Внешность нового пастыря (а мэр местечка Сен-Жермен привык именовать священников именно так) произвела на ризничего благоприятное впечатление. Он, каждый раз приподнимая берет, отвесил приезжему еще пару поклонов и с улыбкой продолжил:

– Я помогу вам обустроиться на новом месте, отче. Погода стоит теплая, но огонь в очаге придется развести, чтобы вы смогли приготовить ужин.

Кюре Шарваз вежливо отклонил это предложение.

– Премного вам благодарен, мсье Ренар, но я вполне удовлетворюсь холодным ужином. Не нужно лишних хлопот. Я подготовлюсь к завтрашней проповеди, а потом прилягу отдохнуть. Дорога не показалась мне короткой.

– Еще бы! Но теперь-то вы приехали. Поднимайтесь к себе, а я принесу вам перекусить: холодные свиные ребрышки, корнишоны, хлеб и кувшин вина.

– От этого не откажусь, милейший мой Ренар. Спасибо, что так радушно меня встречаете. А теперь не покажете ли мне пресбитерий?

Приятно пораженный изысканной речью и словоохотливостью нового кюре, Алсид Ренар заковылял к домику священника. Этот краснолицый пожилой человек, обремененный круглым животиком и двойным подбородком, к своей церкви и обязанностям относился с трепетом: украшал алтарные вазы розами и лилиями из своего сада, начищал предметы культа и беспрестанно вощил скамеечки для молитвы и скамьи прихожан.

– Обернитесь, мсье кюре, и посмотрите туда. Пресбитерий – это вон тот дом с наружной лестницей, над которой черепичный навес. Входная дверь – на самом верху лестницы, надо подняться.

Эта замысловатая постройка, типичная для Шаранты, напомнила Ролану Шарвазу шале его родного местечка в Савойе.

«Надо же, как мне повезло! – сказал он себе. – Кто бы мог подумать…»

Сюзанна вздрогнула, когда ее госпожа, нарядная и с красивой прической, вбежала в кухню. Сегодня была суббота, и семья Салиньяк, как обычно, пригласила гостей.

– Не забудь засунуть под кожицу птицы ломтики трюфелей! – распорядилась Матильда. – И поджарь белые грибы, что принес наш фермер.