Скажи смерти «нет!» - Кьюсак Димфна. Страница 50

— А теперь я приготовлю нам с тобою по чашечке чаю, — сказала Дорин.

Джэн счастливо вздохнула.

Как чудесно будет снова попробовать настоящего чаю!

Дорин отправилась в кухоньку, и Джэн услышала знакомые звуки — хлопнул газ, забренчали чашки. Потом Дорин вернулась, держа в руке чайник для заварки с носиком, отбитым до середины.

— А ну, чашечку чаю из коричневого чайника, как?

— Великолепно. Может, потому, что у чайника в Пайн Ридже носик был целый, там никогда не было такого вкусного чая.

— Да уж наверное.

Дорин принесла ей дымящийся чай в ее собственной чашке на подносе, который они когда-то купили вместе в лавке случайных вещей на Бурк-стрит.

— О Дор, это такое блаженство снова быть дома! — воскликнула Джэн, и на глазах у нее показались слезы.

Барт пришел к чаю, и в маленькой квартирке стало весело и шумно. Джэн никогда еще за эти месяцы столько не ела, сколько сейчас, и она шумно восхищалась вкусной стряпней Дорин.

— Просто объедение, — повторяла она. — В Пайн Ридже всегда чувствуешь, что это все варено-переварено… А у тебя…

Дорин и Барт опасались, что путешествие в машине окажется тяжелым для Джэн, но оно, казалось, только оживило ее.

Дорин расчесала спутанные волосы сестры.

— Я никак не могла их распутать, — жаловалась Джэн. — Когда мне было плохо, они у меня все спутались, и ни у кого времени не было, чтоб меня причесать.

Волосы у нее стали прямые и тяжелые от пропитавшего их горячечного пота, и теперь Дорин заплела их в две смешные короткие косички с голубыми бантиками, которые торчком стояли у зардевшихся щек Джэн.

— Ты все хорошеешь, — сказал Барт. Тяжелое чувство, угнетавшее его с того самого момента, как он узнал, что они должны забрать Джэн из санатория, рассеивалось. В конце концов все складывается не так уж плохо. К тому же пройдет, вероятно, всего несколько недель — и они устроят ее в Рэндуик, Уотерфол или в Спрингвейл.

Джэн переводила взгляд с Барта на Дорин, с Дорин на Барта.

— Я даже рассказать вам не могу, какое это блаженство снова быть дома. Я знала, что сразу начну себя лучше чувствовать, как только меня домой привезут.

Барт нежно потянул ее за косичку. Она поправится. Уж он позаботится об этом.

Дорин смотрела на них обоих. Когда она видела, как сияет Джэн, у нее на душе становилось легче, но мысль о том, что пройдут еще долгие месяцы, прежде чем освободится место в санатории, все же угнетала ее. И дел у нее теперь будет немало. Нужно будет вставать на час раньше, чтобы приготовить завтрак для Джэн и оставить ей что-нибудь на второй завтрак. Потом придет брауновская сестра, чтобы умыть Джэн и убрать в квартире.

«Интересно, какие они, эти брауновские сестры», — подумала Дорин. Она боялась, что Джэн расстроится. Дорин хотелось бы самой быть дома в первый раз, когда придет сестра, но это невозможно. Она теперь не может упускать ни гроша из того, что можно заработать. Санитар со скорой помощи вручил ей счет на семь гиней. Это был для нее настоящий удар: ей казалось, что уж доставка-то больного, разумеется, будет бесплатной. Ладно, она постарается сама оплатить этот счет. У Барта и так забот хватает. В свое время она возмущалась, что он безрассудно истратил деньги на кольцо для Джэн в пору такого безденежья, но сейчас, глядя, как Джэн все время прикасается пальцами к этому кольцу, как она глядит на него, когда думает, что на нее никто не смотрит, Дорин приходила к мысли, что Барт, вероятно, был прав. Обручение по всей форме дает Джэн столь необходимое ей чувство надежности, спокойствия.

На следующее утро к тому времени, как Дорин, наконец, собралась уходить на работу, ей казалось, будто она уже проработала целый трудовой день. Конечно, это замечательно, что Джэн дома, особенно если сама Джэн в таком диком восторге, все это так, но в жизни этой у них будут не одни удовольствия.

Дорин мысленно проверила, ничего ли она не забыла: обед готов, мыло, полотенце и таз для сестры милосердия оставлены, ключи в дворницкой.

Дорин ушла, и Джэн лежала, глядя на закрытую дверь. Она устала и спала неважно, но до чего все-таки замечательно дома. Она вспомнила, как часто из гор она смотрела на дымовую завесу над Сиднеем и тосковала по дому. Как жаль, что у нее нет сил и она не может встать и принять ванну. Тело было липким от пота, и ночная рубашка насквозь пропиталась им. Дорин оставила ей мочалку и немного теплой воды, чтобы она могла хотя бы промыть глаза, но тело ее тосковало по горячему прикосновению губки. Она попробовала вкусный завтрак, оставленный ей Дорин, но аппетита не было. И все-таки надо есть. Только если она будет есть все, что дают, и выполнять все правила, только тогда она поправится.

Она подняла левую руку, и камешек на ее обручальном кольце сверкнул в лучах электрической лампочки. Вслед за мыслью об их обручении ей в голову тут же пришла и другая мысль: кто была та девушка в машине, которая его поцеловала? И почему Барт так хотел узнать, приходила ли Джэн на скамью в то утро? Снова и снова Джэн повторяла себе, что она не должна его обвинять ни в чем. Какие бы случайные знакомства ни завязались у него в пору, когда он был одинок, он всегда принадлежал ей. Кольцо подтверждало это. Все, что он делал, подтверждало это.

И все же она не могла прогнать из памяти эту сцену: девушка в машине, ее губы прижимаются к его губам, ее рука треплет его волосы. Она никогда не сможет спросить его, кто была эта девушка. И она никогда не узнает, что было между ним и темноволосой девушкой. И она без конца думает об этом. Только теперь ей стал ясен смысл слов Линды: «Когда у тебя чахотка, прощай, любовь». И все же, утешала она себя: «Барт любит меня, он любит меня одну».

Она задремала, и от этой смятенной и беспокойной дремоты ее пробудил тихий голос, спрашивавший:

— Можно к вам?

У постели стояла высокая женщина, казавшаяся еще выше в своем длинном коричневом плаще и высоком сестринском чепце с тесемками, завязанными под подбородком.

— Я сестра Даггин. А вы маленькая мисс Блейкли, правда? Доктор рассказывал мне о вас.

— О, спасибо, что вы пришли, — выдавила из себя Джэн.

Глаза сестры Даггин просияли улыбкой из-за очков в стальной оправе, придававших какой-то старомодный вид ее округлому мягкому лицу.

— Первое, что я собираюсь сделать, — это помыть вас хорошенько губкой с теплой водой. Как вам это предложение?

— Чудесно! — Джэн особенно охотно отзывалась на дружелюбный тон сестры еще и потому, что в это утро, пробуждаясь временами от дремоты, она с ужасом думала о предстоящем визите сестры.

— Ну как теперь себя чувствуем? — спросила сестра, закончив обтирание.

Джэн улыбнулась ей, наслаждаясь ощущением свежести и прохладным прикосновением чистой ночной рубахи.

— Я будто заново родилась!

— Вот и хорошо!

Сестра перестелила постель и ловко взбила подушки.

— Вам надо поудобнее голову пристроить на диване. Сегодня я стул в головах поставлю, а потом, может, ваш жених здесь что-нибудь оборудует. Как вы думаете, сможет он?

— Конечно, сможет, — убежденно сказала Джэн. — Он у меня замечательный.

— Я в этом уверена, — улыбнулась сестра Даггин. — А что, если нам теперь выпить по чашечке чаю, прежде чем я начну уборку? Я заядлый водохлеб, так что у меня с собой и щепотка чая есть на случай, если у вас не найдется.

У Джэн комок подступил к горлу. «Ну да, мы нуждаемся в благотворительности, значит, мы так бедны, что у нас и чаю может не оказаться». С горечью, но без возмущения повторяла она про себя эти слова.

Сестра Даггин занялась уборкой квартиры. Она работала тихо и споро. Казалось, она все на свете делает так же тихо и споро.

— Завтра я опять приду, — сказала она, надевая свой длинный коричневый плащ и натягивая перчатки. — А вы будьте умницей, выпейте молочко и съешьте все, что вам сестра оставила, все до крошечки, хорошо?

Джэн пообещала съесть все.

— И спите как можно больше. Сон — замечательный целитель.