Не исчезай - Эрикссон Каролина. Страница 17

И вот я снова стояла в прихожей на зеленом грязноватом полу. Я провела так некоторое время, не разуваясь, просто прислушивалась. Сначала было абсолютно тихо. Потом из гостиной послышался шум. Осторожные, мягкие шаги. Я слушала и ждала. Кто это приближается? Когда я наконец увидела Тирита, во мне что-то ослабло и размягчилось. Я опустилась на колени и нетерпеливо протянула к нему руки. Ощущая под ладонями нежную кошачью шерсть, я поняла, как же сильно изголодалась по этому – по прикосновениям, по тактильному контакту. За последние сутки. За целую жизнь.

Я гладила Тирита по спине и чесала его за ухом, пока он благодарно урчал. Он лизнул мои пальцы и обнюхал рану на ладони. Неожиданно она его очень заинтересовала. Раз за разом он тыкался носом в запекшуюся кровь. И вот, кажется, он решился и принялся медленными и тщательными движениями зализывать рану шершавым языком. Я позволила ему продолжать. Подумала, что мы теперь навсегда связаны с этим котом. Прошлое лежало позади нас, о будущем мы ничего не знали, но в этот конкретный момент наши сущности проникали друг в друга, сливались в единое целое. Его слюна и моя кровь.

Он поднял на меня узкие желтые глаза, и я импульсивно отдернула руку. Медленно поднялась на ноги. Тирит… Странное имя для домашнего животного. Его придумал Алекс. Помню, как он объяснял, что оно означает. Контроль. Не спуская глаз с черно-белого кота, я нащупала дверную ручку позади себя и снова открыла дверь. Мы с Тиритом смотрели друг на друга: он вопросительно, я напряженно.

– Теперь иди, – сказала я таким хриплым голосом, что пришлось откашляться, чтобы продолжать. – Тебе пора прогуляться. Пожалуйста!

Кот оторвал от меня взгляд, мгновенно забыв о том, в какое смятение его привела моя неожиданно прорвавшаяся нежность, и выскользнул на улицу. Когда я снова обернулась в сторону прихожей, то заметила низко прибитый крюк для одежды, и приступ острой тоски так сильно ударил в грудь, что оборвалось дыхание.

Там висела маленькая курточка. Джинсовая курточка четырехлетней девочки. Я рухнула на пол. Необъятность того, о чем страшно было даже подумать, снова придавила меня. Это не может быть правдой.

Я потерла глаза и, только заметив влажные черные полосы туши на руках, поняла, что плачу. Смилла. Прости.

Но прощения ждать было неоткуда, и ощущение, что я мошенница, притворщица, снова навалилось на меня. Чего стоили все эти поиски? Все равно вина была на мне, она тяжелым грузом лежала на сердце вместе с мыслями о том, что я могла бы поступить иначе. О том, что я должна была бы сделать. Что я должна была не допустить. Если бы только… Возможно, тогда она по-прежнему была бы здесь.

В конце концов мне пришлось несколько раз сильно ущипнуть себя за щеки и плечи, чтобы заставить себя остановиться. Почему мысли шли в этом направлении? Как будто все уже было кончено, как будто уже слишком поздно. Как будто Смилла уже… Внезапно тоска и чувство вины исчезли. Вместо этого я пришла в неистовое бешенство. Яростно швырнула сумку об шкаф.

– Ах ты черт! – закричала я. – Это все из-за тебя?!

Но мои слова никто не слышал, кроме меня самой. И даже было не очень понятно, к кому именно я сейчас обращалась. Во всяком случае, я пока не была готова сказать это вслух. Таких мрачных глубин я еще не достигла.

19

Все кончено. Ее нет. Я сидела рядом и держала ее за руку, пока жизнь покидала ее тело. А затем… затем я продолжала сидеть на том же месте. Я не могла оторваться, не хотела ее покидать, но в конце концов у меня не осталось выбора.

Она была моим якорем, но когда трос оборвался, когда руки перестали держаться за надежный поручень, все рухнуло. Теперь меня носит ветром по волнам. Твердого основания, на котором покоилась моя жизнь, больше не существовало. Слова, звенящие в голове, правдивее всего на свете. «Без меня ты ничто».

Меня несет, швыряет туда и сюда на волнах отчаяния, передо мной несколько раз предстает твой образ.

Один раз ты подходишь так близко, что кажется, я могу протянуть свою ледяную влажную руку и дотронуться до тебя. Я чувствую, как ты дрожишь, когда я это делаю.

Поблизости слышатся быстрые шаги и тихие голоса, но я едва осознаю, что происходит. Есть нечто, что притягивает внимание неизмеримо сильнее. Стены вокруг нас будто бы вот-вот рухнут. Да, я вижу это, хотя никто другой, кажется, не способен заметить, не способен понять. Все скоро развалится, рассыплется на части. Сначала ее жизнь. Теперь моя.

Я открываю рот, но крик так и не обретает форму, еще нет. И все же я чувствую, что он где-то есть, что он приближается.

Что-то новое должно занять его место; новый голос, новая я. Сжатый кулак. Вопль бешенства.

Твоя жизнь больше не будет такой, как раньше. Ты будешь потрясена до основания. Ты будешь уничтожена.

20

Тело двигалось куда-то само собой, а я просто ему повиновалась. Я спускалась по маленькой тропинке к причалу. Ноги будто почувствовали, что я не в состоянии разобраться сама с собой, они будто взяли контроль над ситуацией и несли меня вперед, хотела я этого или нет. Камни, корни, кусты черники, папоротник – все казалось таким знакомым. Сколько раз я уже ходила этой дорогой, когда я здесь была в последний раз?

Я приближалась к озеру, почва стала более топкой, повсюду землю устилал мох. Не удивительно ли, как много здесь мха? Он покрывал камни, карабкался по корням и расползался по поваленным деревьям. Казалось, он медленно, но неумолимо поглощает все вокруг. И что-то не так было с его цветом, оттенок был каким-то особенно ярким и как-то странно мерцал. Он выглядел неестественно, словно его подкорректировали на компьютере. Что там Алекс шептал мне во сне? «Ты ведь не думаешь, что это все происходит на самом деле? Это все тебе только кажется».

Внутри вновь поползла тошнота. Алекс… Его голос по-прежнему раздавался в голове. Прикосновение его рук по-прежнему жгло кожу. И воспоминания, эти воспоминания, наслаивающиеся одно на другое в каком-то темном закоулке сознания.

Когда Алекс ворвался в мою жизнь, все произошло очень быстро. Чувства разгорелись таким ярким пламенем, что опалили края моего маленького мирка. Мы стали очень близки, но это была не та близость, которую я представляла себе одинокими вечерами за кухонным столом или на диване перед телевизором. Безусловно, он видел меня, но это был не такой взгляд, который, мне казалось, я различила в тот первый раз, когда он подвез меня домой. Мы говорили довольно мало, интимность наших отношений сводилась главным образом к физическому аспекту. Мне не с чем было сравнивать, так что я отталкивалась от того, что читала или слышала. Вот так это бывало в начале у всех. Вот что значило быть влюбленной.

И все-таки иногда мне казалось, что я хочу чего-то большего. Но я не знала чего, никогда не удавалось это сформулировать даже про себя, а Алекс тоже ни о чем не спрашивал. Он только давал понять, что нужно ему самому. Как тогда, когда я проснулась от того, что он проник в меня. Когда я, сонная и перепуганная, вскрикнула от страха и неожиданности, он зажал мне рот рукой.

– Я вижу тебя, – сказал он. – Не бойся. Я здесь, и я вижу тебя.

И я знала, что это правда. Я больше не была одна. Глаза Алекса следили за мной. Я зародилась под его взглядом, это он сделал меня настоящей. И я отдалась полностью. Позволила ему указывать мне путь, а сама подстраивалась под него.

Я ступила в лодку и почувствовала, как она колышется под моей тяжестью. Удержала равновесие, постаралась справиться с покачиванием и закрыла глаза, чтобы загнать тошноту поглубже.

То происшествие с окном стало для меня гранью, которая болезненно отметила переход от слепой страсти к отношениям совсем иного рода. Мы сидели в гостиной моей квартиры, я была совершенно голая, Алекс только что раздел меня. Сам он оставался полностью одетым. Вдруг он резко развернул меня к себе спиной, крепко схватил за плечи и стал толкать вперед по комнате. Сначала я думала, что мы направляемся к дивану, но потом поняла, что он тащит меня к окну. К узкому, высокому окну без подоконника и занавесок. И внутри, и снаружи было темно и сумрачно, но внезапно Алекс зажег свет.