Что известно реке (ЛП) - Ибаньез Изабель. Страница 63

Абдулла указал на стену.

— Они изображены здесь бок о бок, вместе со своими детьми: близнецами Клеопатрой Селеной и Александром Гелиосом, а также их младшеньким, Птолемеем Филадельфом. Селену выдали замуж, ее близнеца убили, а об их младшем брате больше ничего не слышали, он канул в лету.

— После битвы, — начал дядя Рикардо. — Октавиан, которого отныне именовали Август, запретил кому-либо использовать имена Марк и Антоний вместе. Все следы его достижений, любых заслуг или признания были вычеркнуты из римской истории. Он стал печально известен, как изменник.

— А здесь Марка Антония увековечили, — прошептал Уит.

В его голосе промелькнула нотка, которая заставила меня посмотреть на него. Его лицо обрело необычное выражение, которое я не смогла истолковать. Я подошла ближе к стене, завороженная изображением обреченной семьи. Позади Абдулла издал громкий звук удивления. Он вошел в соседнюю комнату, в сокровищницу. Уит не отводил глаз от стены, застыв на месте.

— Людей переживают их грехи; Заслуги часто мы хороним с ними.⁷³ — процитировал он.

— Почему Шекспир постоянно мелькает в наших разговорах?

Он оторвал взгляд от Марка Антония. Мне пришло в голову, что Уит мог в какой-то степени отождествлять себя с этим воином, который жил, сражался и любил две тысячи лет назад. Человеком, вставшим против земли, на которой был рожден. Его вычеркнули из памяти и истории страны, его достижения намеренно стерли.

Я не хотела питать к нему симпатию, но делала это. Сколько бы я не твердила себе, что он женится, что он верен моему дяде, что ничего из того, что я ему открою, не будет в безопасности, я все равно чувствовала раздражающее влечение.

Я отвернулась от него и пошла к дяде с Абдуллой в соседнюю комнату. Я скорее почувствовала, чем услышала, что Уит последовал за мной. Молчаливое присутствие, которое каким-то образом и успокаивало, и тревожило.

Парадокс, которым являлся Уитфорд Хейс.

Я ожидала увидеть двух мужчин в таком же благоговейном состоянии, что и прежде, но вместо этого, они оба рассматривали расписанную стену, украшенную сотнями сверкающих мозаичных плиток из лазурита, розового кварца и бирюзы. Больно было находиться с дядей Рикардо так близко, в то время как все, чего мне хотелось — быть как можно дальше от человека, разрушившего мою семью. Его слова постоянно звучали в моей голове, и я перебирала их в памяти, словно загадку, требующую разгадки.

Он определенно был искусен в актерском мастерстве.

— Взгляните на эту прекрасную сцену, — сказал Абдулла, указывая жестом на разные рельефы людей, несущих чаши с фруктами. — Собирают виноград. А вот здесь они запечатывают кувшины.

— Думаете, мы найдем их здесь? — спросила я, удивляясь. — Двухтысячелетний виноград?

— Возможно, он уже превратился в вино, — усмехнулся Уит, облокотившись на стену. — Да, смотри, они записывают дату сбора винограда.

— Потрясающе, — вздохнул мой дядя. — Эта гробница выглядит и ощущается как греко-египетская. Даже текст на стенах высечен на двух языках, — он двигался вдоль стены, размышляя и бормоча под нос восхищенным голосом. — Посмотри сюда, Абдулла, изображения, знаменующие смерть Осириса и похищение Персефоны.

— И большое количество скарабеев, — заметил Уит, изучая орнамент.

— Каково их значение? — спросила я. — Я встречаю их повсюду. На амулетах, стенах, столбах, в виде статуэток и на одежде.

— Они являются символами возрождения и регенерации, а также служат защитниками тех, кто отправляется в загробный мир, — ответил дядя Рикардо. — Жуки также ассоциируются с египетским богом солнца, который, конечно же, ежедневно умирал и возрождался вновь. Он—

— Рикардо, не отвлекайся. Где-то здесь должна быть дверь, — сказал Абдулла, ставя свой факел в чугунный держатель у входа в сокровищницу.

— Согласен, иначе почему бы им не расставить все сокровища у стен? — сказал дядя Рикардо.

— Они не хотели загораживать проход, — ответил Абдулла. — Но что любопытно: разве они не хотели отпугнуть расхитителей гробниц?

— Если только их не поймали, — сказал Уит. — Предположим, они вошли и были обнаружены при попытке все вынести. Древние египтяне могли укрепить лестничную дверь и наказать грабителей. С тех пор гробница оставалась засекреченной. Возможно, было проблематично добраться до Филы, когда остров был святым местом на протяжении столетий.

— Хорошая теория, — сказал Абдулла.

Мы все изучали дверь, и ответ озарил меня в одно мгновение. Возможно, виной тому была бурлящая в моих жилах магия или изображение детей Клеопатры, постоянно возникающее в сознании.

— На некоторых из этих плиток выбиты луна или солнце, — сказала я.

Мой дядя с Абдуллой одновременно произнесли:

— Селена и Гелиос.

— На других — картуш Клеопатры. А вот еще один Марка Антония, — указал Уит.

— Любопытно, как Юлий Цезарь остался не при делах.

— Возможно, не так уж и любопытно, — размышлял Абдулла. — Рикардо, как думаешь, что находится по ту сторону стены?

— Ее погребальная камера, — сказал дядя Рикардо. — Я понимаю, к чему ты клонишь, sahbi⁷⁴. Ты задаешься вопросом, не оставили ли Цезаря в стороне специально, потому что его бы не похоронили вместе с Клеопатрой.

— А кого же еще? — спросила я, озираясь по сторонам. Мне и в голову не приходило, что ее могли похоронить с кем-то еще. Может быть, плитки намекали на того, кто еще был с ней?

— Она умоляла Октавия не разлучать ее с Антонием, — сказал Уит. — Выполнил бы он ее просьбу?

— Вряд ли, — медленно произнес дядя Рикардо. — Клеопатра была для него бельмо на глазу. Почему он должен был ей уступить?

— Чтобы успокоить египтян, — сказал Абдулла. — Их фараон был только что повержен. Она была любимицей народа, а также единственным правителем с греческими корнями, который потрудился выучить египетский язык. Они бы хотели, чтобы ее последняя воля была исполнена.

Я шагнула вперед и инстинктивно надавила на бирюзовую плитку с изображением солнца. Она полностью просела, встав вровень со стеной. На кончиках моих пальцах запульсировала радость открытия. Мы становились хорошими друзьями. Затем я попробовала другие отмеченные плитки. Каждая из них также сработала, подобно кнопке.

Уит щелкнул пальцами.

— Прямо как на колонне.

— Мы нашли Селену и Гелиоса в комнате наверху. Так мы узнали, что нужно изучить колонну, — сказала я Абдулле.

Мне все еще было трудно смотреть в сторону дяди. Каждый раз я видела в нем черты своей матери. Сестры, которую он предал. Я не должна была помогать им, но и уйти не могла. Мама захочет узнать обо всем случившемся, и я не могу снова ее подвести.

— Думаю, нам стоит попробовать нажимать на плитки с узорами в разном порядке, — сказал Уит. — Плиток всего восемь, не считая Марка Антония. Он не был изображен на колонне.

Мы все согласились, каждый взял на себя по две плитки.

— На счет три, — сказал дядя Рикардо. — Начиная с тебя, Уитфорд.

— WaaHid, itnein, talaata,⁷⁵ — считал Абдулла.

Уит нажал на свою плитку, за ним я, потом дядя Рикардо, а последним — Абдулла. Ничего не произошло. Мы перепробовали все возможные последовательности, пока не осталась одна, самая очевидная.

— Dos mío⁷⁶, — сказал дядя Рикардо. — Возможно, Марк похоронен вместе с ней.

Мы включили плитку воина в последовательность, но она все равно ни на что не повлияла.

Мой дядя зарычал от досады.

Абдулла издал удивленный звук и, наклонившись, указал на маленькую плитку с изображением сокола.

— Это Хорус.

— Сын Цезаря и Клеопатры — Цезарион! — сказал дядя Рикардо. — Его иногда ассоциировали с ребенком самой Исиды.

— Клеопатра, Цезарион и Марк Антоний, — сказал Абдулла. — Вот кто находится по другую сторону стены. Следует нажать только на эти плитки.

Дядя кивнул, согласившись. Но после того, как они нажали на эти плитки в разном порядке, стена даже не шелохнулась.