Полуночные поцелуи (ЛП) - Бенедикт Жанин. Страница 81

Мой лунный свет тускнет при этом признании, его глаза теряют свой блеск, погружая нас обоих в темную тяжесть его неуверенности. Хотела бы я погрузиться в его сердце и стереть пыль с его забот. Но я недостаточно хорошо его знаю. Я хочу, боже, я не могу дождаться этого, но прямо сейчас я этого не делаю. Поэтому я говорю то, что хотела бы сказать Джулиану.

— Если это твое лучшее, тогда этого достаточно. Это все, и не важно, что могут подумать другие, это имеет значение. Это все.

Он не отвечает. Но это нормально, потому что он смотрит на меня, как на сон, я обнимаю его, как будто он лучшая версия моей реальности.

Нам не требуется много времени, чтобы заснуть, наши сердцебиения синхронизированы, а дыхание ровное. Он просит перевернуться, потому что так ему удобнее, и я соглашаюсь, баюкая его. Он прижимает мои руки к своему животу. Когда я проскальзываю в пространство между сном и бодрствованием, я бегу навстречу своим бодрствующим мыслям вместо того, чтобы идти другим путем. Как только я теряю сознание, мы с Джулианом предаемся блаженным воспоминаниям о том, каково было быть вместе в прошлом.

В моем сне я извиняюсь перед ним, прежде чем он уйдет. Он ничего не говорит в ответ, но, по крайней мере, он знает, как сильно я хотела бы быть рядом с ним. На мгновение, настолько ограниченное, что его можно было бы принять за ни что, моя вина отпущена. До конца моего сна я гоняюсь за этим чувством.

Видеть его в моем подсознании — это потрясающе. Мне хотелось бы верить, что именно поэтому я просыпаюсь счастливой.

Но разочарование охватывает меня мгновением, когда я открываю глаза и вижу, что Отис ушел. Его сторона кровати пуста и холодна, но вмятина от места, где он был, остается, подтверждая все, что произошло. На кровати также есть маленькая записка.

Человеческой газонокосилке,

Обведи одно

Была ли прошлая ночь сном?

ДА НЕТ

Улыбка озаряет мое лицо. Острая нужда пронзает меня, мне больно, потому что я скучаю по нему. Вот так просто я принимаю решение.

Пришло время испортить эту дружбу.

Глава 26. Посудомоечные машины спасают жизни

Отис

— Где ты, Малышка?

Упомянутая Малышка издает недовольный смешок.

— Меня только что вырвало прямо во рту. Отвратительно. Никогда не называй меня Малышкой.

Я испускаю тяжелый, печальный вздох.

— Ты не ответила на мой вопрос. Я спросил, где ты находишься

— Зачем?

— Потому что я хочу тебя увидеть. — Прикусив нижнюю губу, я задерживаю дыхание и жду ее ответа, скованный ее молчанием.

— Снова? Ты видел меня прошлой ночью. — Она хихикает. Если бы я не знал лучше, я бы подумал, что она притворяется скромницей. Но Грета — великолепная, цепкая, энергичная, Грета — не застенчива, и если бы она была такой, мне бы понадобился кардиостимулятор.

— И?

— Нет, это невозможно. Мне нужно учиться. Пока, — поет она фальшиво, но остается на линии ровно столько, чтобы я смог умолять.

— Нет! Подожди. Не вешай трубку. Я должен тебя увидеть. Пожалуйста.

Это колебание вселяет в меня надежду.

— Я принесу тебе ужин, — поддразниваю я. Я съеживаюсь и притворяюсь, что меня беспокоит то, насколько жалко я себя веду. За двадцать с лишним лет своего существования я не думаю, что когда-либо умолял кого-то составить мне компанию, даже когда я был тощим неудачником.

— Откуда?

— У Рикки.

— Говори меньше, — она стонет. — Я скажу это один раз, так что открой свои большие уши и слушай внимательно, хорошо? Я хочу первое блюдо без сыра, маринованных огурцов, без горчицы, с добавлением майонеза. Купи мне рутбир со льдом, а если у них нет рутбира, то спрайт, а если у них нет спрайта, загони свою машину в заведение, потому что меня тошнит от того, что их автомат с газировкой не работает. — Она даже не ждет, пока я подтвержу ее заказ, прежде чем повесить трубку.

Я остаюсь застывшим, ошеломленным, пораженным, на моем лице застыла улыбка. Я смотрю на свой телефон и клянусь, что у меня в ушах поют птицы и гудят ангелы.

Я погружен в свои мысли, когда сажусь в грузовик, затишье радио успокаивает меня, погружая в размышления, как это всегда бывает. С тех пор как дедушка скончался, я не прикасался к нему, даже если все, что выходит — это треск помех. Дома, в Дейтоне, 96.1 играли лучшую кантри-музыку, жанр, который я мог принять или оставить, не считая утешительной ностальгии, которую он у меня вызывает. Здесь он играет ломаную, извилистую музыку.

Когда я добираюсь до закусочной, я испытываю некоторое облегчение от того факта, что один из сотрудников узнает меня и предлагает передать мой заказ на дом — один из немногих случаев, когда местная популярность хороша. Херик звонит, пока я жду, когда они приготовят еду, и мы быстро обсуждаем стратегические планы, с которыми он только что ознакомился.

Как только я кладу сумку, я проявляю нетерпение, еду немного быстрее, чем разрешено, толкаю свой древний грузовик немного сильнее, чем следовало, и прямо перед тем, как я сворачиваю на парковку рядом с местом учебы в кампусе, мне звонят еще раз. Сначала я боюсь, что это Херик, готовый продолжить нашу дискуссию, так как я повесил трубку, сказав: «Ты гребаный идиот, я устал повторяться. Прочитайте планы еще раз, а затем снова посмотрите видео. Центровой Роттера едва справляется с подбором», но когда я вижу букву «Г» и желтое сердечко на экране, я сияю.

— Здравствуйте, это ваша доставка…

— Где ты? — рявкает она.

— Мэм, мне нужно, чтобы вы сохраняли спокойствие.

— Ты опоздал, — огрызается она, раздраженная моим опозданием.

Но как, черт возьми, я могу опоздать, если мы даже не назначили время?

— Послушайте, если вы так обращаетесь со всеми своими курьерами, мне нужно поговорить с UberEats и DoorDash, чтобы они закрыли вашу учетную запись.

— Не умничай со мной. Я голодна.

Хотел бы я видеть очаровательную надутую губку, которая идеально дополняет ее нытьё.

— И я нахожусь на парковке Сулеймана. Спускайся и встреться со мной.

— Встретиться с тобой? Я думаю, ты не понимаешь концепцию доставки, — отвечает она, но я слышу, как ее дыхание учащается, звук воздуха, толкающего трубку, как будто она быстро идет.

Я ухмыляюсь, как идиот.

На ее конце провода слышится шорох и раздражение. Мои нервы становятся гиперак-тивными. Я прищуриваюсь в окно, высматривая приближающуюся ко мне фигуру. Мы оба молчим, прижав телефоны к ушам. Я создаю мысленную мелодию из ее вздохов, отбивая фоновый ритм по рулю. Меня охватывает предвкушение, я практически подпрыгиваю на своем месте, когда вижу ее силуэт, ее фигура становится более четкой по мере того, как она подходит ближе.

Мы не вешаем трубку, даже когда она останавливается перед окном со стороны водителя. Она стучит, но я уже опускаю его. Положив руку на дверной порог, она свирепо смотрит на меня.

— Где еда, квотербек?

Я откидываюсь на спинку сиденья и бросаю на нее многозначительный взгляд.

— Запрыгивай, чирлидерша.

Грета морщит нос и качает головой.

— Я не хочу повторения прошлой среды. Я все еще не обрела полной подвижности в своих ногах, — она откидывает их назад и драматично стонет.

— Ты просто отлично подпрыгивала на них прошлой ночью, — я шевелю бровями, в то время как она угрожающе поднимает свои. Я испускаю вздох.

— Никаких повторов, — кладя трубку, я наклоняюсь вперед, мой нос в миллиметре от ее.

— Я хочу отвезти тебя кое-куда.

На ее лице появляется задумчивое выражение.

— Неверленд? — она драматично раскидывает руки и откидывает голову назад. — Забери меня отсюда, Питер.

Я хихикаю, наслаждаясь ее задорным настроением. Это хорошо. Надеюсь, мои планы не испортят ей настроение окончательно.

— Давай полетели, Венди.

Улыбка растягивает ее губы. Медленно продвигаясь вперед, ее рот нависает над моим, зависая достаточно близко, чтобы вызвать покалывание, но недостаточно близко, чтобы коснуться.