Чисто английское убийство - Хейр Сирил. Страница 33

— Я убежден, — сказал историк серьезно, — что вы действительно спали, когда миссис Карстерс вошла к вам в комнату.

— Она входила ко мне в комнату? Если так, то, конечно, я спала. Я ничего об этом не знаю.

— Это хорошо. — Он с облегчением вздохнул. — В самом деле, очень хорошо. Вы не забудете сказать об этом полиции, когда вас будут допрашивать?

— Разумеется. — Камилла была совершенно озадачена. — Вы понимаете, доктор Ботвинк, что я не имею ни малейшего представления, о чем вы говорите.

— Пусть так, миледи. При условии, что вы со своей стороны понимаете, что в этом деле я ваш сторонник.

— По-видимому, это так, — сказала она медленно, — но, хоть убейте, не знаю почему.

— Хоть убейте! — повторил д-р Ботвинк. — Это просторечное выражение, не правда ли? И пожалуй, оно очень подходящее в создавшейся ситуации. Это мне напомнило, леди Камилла, о другой фразе, которую я недавно слышал, и мне очень хотелось бы, чтобы вы помогли мне в ней разобраться. Как бы ни преуспел иностранец в вашем языке, ему всегда есть чему поучиться.

— Право же, — сказала Камилла, — какой вы странный. Сначала рассказываете, что кто-то пытался отравить меня, а отравилась миссис Карстерс, а потом преспокойно предлагаете заняться обсуждением английского просторечия! Вы… вы вполне здоровы, доктор Ботвинк?

— Благодарю, миледи, я в полном уме. И смею вас уверить, что затронул я этот предмет не из простого любопытства, а потому, что он может представлять важность для нас обоих. Потерпите, пожалуйста, и ответьте мне на один-единственный вопрос.

— Хорошо.

— Весьма признателен. — Д-р Ботвинк поправил очки, заложил руки за спину и повысил голос, словно обращался к студенческой аудитории: — Мой вопрос всего-навсего таков: как вы понимаете следующую фразу, вложенную в уста человека из простонародья: «Я встретил сегодня такого-то (такую-то) и уж наговорил я ему (или ей)»?

— А кто этот человек — мужчина или женщина?

— Женщина.

— Тогда, — не колеблясь, заявила Камилла, — я сказала бы, что она сказала этому человеку нечто обидное.

Д-р Ботвинк потер руки.

— Прекрасно! А если сказали так: «Мы крупно поговорили»?

— Это, вероятно, означает, что и та женщина не оказалась в долгу. Если сказать просто «мы поругались» — это означало бы более сильный конфликт — нечто вроде скандала.

— Тонкое различие! Я всегда утверждал, что английский — самый выразительный язык в мире. Очень, очень вам благодарен.

— Это все, доктор Ботвинк?

Историк заколебался.

— Да, — сказал он наконец. — Есть у меня и еще несколько вопросов, но боюсь, как бы вы не сочли их дерзкими. Кроме того, я уверен, что кое-кто сумеет мне ответить на них лучше.

— О! И кто же это?

— Разумеется, женщина из простонародья.

Д-р Ботвинк нашел женщину из простонародья в буфетной, где она сидела с отцом. Увидев д-ра Ботвинка, она подозрительно покосилась на него. Да и Бриггс тоже не слишком обрадовался его приходу, но заученно-вежливо произнес:

— Вам что-нибудь угодно, сэр?

— Да, Бриггс. Вы окажете мне великую любезность, если позволите задать миссис Уорбек важный вопрос.

— Ничего я вам не скажу, — сразу же возразила Сюзанна. — Я рассказала сержанту все, что было, а он сказал, что мне надо будет все это рассказывать опять другим полицейским, когда они заявятся. Хватит с меня.

— Уверяю вас, мадам, что такого вопроса сержант вам еще не задавал. Я согласен со всем, что вы говорили ему, до последнего слова.

— Ничего не скажу, — повторила она.

— Бриггс! — обратился д-р Ботвинк к дворецкому чуть не со слезами в голосе. — Бриггс, умоляю вас помочь! Мы все находимся под подозрением. Помочь снять его с нас может только ваша дочь. Простое показание, которое ни в какой мере не может быть для нее опасным, от которого она, если захочет, сможет завтра же отказаться, — помогите мне его получить!

— Отвечать или нет — это ей решать, сэр, — неуверенно произнес Бриггс. — Конечно, я не хочу вам мешать, если вы считаете, что это может помочь, но после всего случившегося не мне приказывать. И все равно, Сюзанна, не понимаю, отчего бы тебе не выполнить просьбу этого джентльмена.

— И вы такой же, не лучше других! — вырвалось у Сюзанны. — Цепляетесь то к одному, то к другому. Нет ни одного человека здесь в доме, который не приставал бы ко мне, а теперь и вы туда же. И отчего это меня не могут оставить в покое?

— А миссис Карстерс цеплялась к вам, мадам?

— Пуще всех!

— А! — Д-р Ботвинк вздохнул с облегчением. — Наверное, тогда, когда вы встретились с ней у дверей в комнате леди Камиллы?

Сюзанна посмотрела на него подозрительно.

— А вы что про это знаете? — спросила она.

— Ничего. Видите ли, дитя мое, мы подошли как раз к тому вопросу, который я хотел вам задать. Расскажите мне о том, как миссис Карстерс цеплялась к вам, а я, пожалуй, обещаю вам, что больше к вам никто не будет приставать.

— А вам-то какая забота?

— Может, и никакой. А может быть, и большая. Я не могу сказать, пока не услышу. Вы с ней крупно поговорили, не так ли?

— Это все она виновата.

— Конечно, я так и думал.

— Она первая начала.

— Разумеется.

— Я и слова не сказала бы, если бы она не вздумала задирать нос передо мной.

— И сомнения нет, что она старалась вас разозлить.

— Стало быть, вы не хаете меня за то, что я высказалась начистоту?

— Ну конечно, нет.

— Я так и брякнула ей: я, мол, вам теперь не в воскресной школе, чтоб вы так со мной обращались. Извольте разговаривать со мной почтительно.

— Правильно. Это только справедливо.

— Этакое нахальство! Да еще спрашивает меня, что я делаю у дверей леди Камиллы! А я в этом доме куда хочу, туда и хожу. Право на то имею. Не так, что ли?

— Абсолютно с вами согласен, мадам.

— Ну и ахнула же она, как я этак-то с ней заговорила! — с удовольствием сказала Сюзанна, вспоминая разговор.

— Еще бы!

— Говорит, что хотела бы, дескать, знать, до чего же дойдут нынешние девчонки, да помню ли я-де, с кем разговариваю. А я ей: «Я-то знаю с кем. Я-то знаю. Не об том вопрос, — говорю. — А вот вы-то знаете, с кем вы разговариваете? — спрашиваю. — Вот что я хотела бы знать».

— Совершенно верно.

— «Я, — говорю, — достопочтенная миссис Уорбек. Теперь, когда дедушка умер, мальчик мой — законный лорд Уорбек, об этом и сэр Джулиус знает, и никто не отнимет у нас права, — говорю, — ни у него, ни у меня».

— Поздравляю, мадам. Я не знал о вашем счастье. Надеюсь, его светлость в добром здравии. Он здесь с вами?

— Вот это-то она и захотела узнать, только спросила она по-другому. «Где, — говорит, — это отродье?» Вот ведь как она назвала его светлость — отродьем! «В надежном месте, — говорю, — дома с теткой остался, никто до него не доберется». И тут же она возьми да глянь на меня так свирепо, что, не держи она в руках поднос с чаем, прямо накинулась бы на меня.

Д-р Ботвинк неодобрительно щелкнул языком.

— Так разволновалась, что чашка на блюдце забрякала, — продолжала Сюзанна. — Саму всю затрясло. Я думала, что вот-вот и поднос, и чашку — все уронит. А лицо! Просто позеленело! Словно ее затошнило.

— Да, да. Именно так! — Д-р Ботвинк кивнул, полузакрыв глаза, как будто хотел представить себе эту сцену. — Пожалуйста, продолжайте, мадам.

— Да вот и все, что было. После этого она слова не сказала. А что ей было говорить? Повернулась и пошла по коридору к себе в комнату, а я осталась стоять. Вышагивала она важно, да все еще тряслась. А как подошла к своей двери, так обернулась да и говорит: «Буду пить чай у себя в комнате, и смотрите вы у меня, леди Камилла спит, и ее нельзя беспокоить». Все еще нос задирала, понимаете? Да не вышло у ней, нет! Я ей сбила спесь, будьте покойны! Пошла она потом к себе в комнату, закрыла дверь — и больше я ее не видела.

За рассказом Сюзанны последовала долгая пауза. Когда ее пронзительный голос наконец замолк, в буфетной стало очень тихо. Бриггс молчал и смущенно смотрел на дочь. Д-р Ботвинк тоже молчал, но по его просветлевшему лицу видно было, что он доволен. И когда он наконец заговорил, в голосе у него слышалось глубокое облегчение.