Разночинец (СИ) - Прутков Козьма Петрович. Страница 26

— Чем же я могу помочь? – спросил я, не совсем понимая, что от меня хотят.

— Тут такое дело, губернатор обязал Егория Николаевича, как опытного человека, собрать небольшую вооруженную экспедицию из казаков к землям Маньчжурии. Найти гнездо тех самых хунхузов, что недавний налет совершили, да разворошить его как следует. Учинить жестокую острастку для подлецов, чтобы в следующий раз во сто крат подумали делать набег или нет.

— Да я не солдат… — начал было я.

— Семен Семенович, голубчик, я вас неволить не могу, и вы вправе сами выбирать. Им в экспедицию человек владеющий медицинскими навыками нужен. Путешествие намечается долгое. Да и вы, пожалуй, устали от звона кандального… Развеетесь немного, тайгу посмотрите, китайскую сторону оглядите. Ну, а неровен час, бой приключится, кого ранят из товарищей, вы уж свое фельдшерское мастерство приложите. Вот и нужно помощь оказать, вместо доктора в отряде будете. Я, к сожалению, никак не могу свое место оставить, сами видите от зари и до заката, с окрест тысячи верст болящий и хворый идет, на мне одном больничная инспекция по населенным пунктам всего Забайкалья, да этапы кандальные никак не закончатся. А если я на несколько недель отлучусь, это форменное «конец света» будет.

— Конечно, в чем вопрос! — согласился я. — С превеликим удовольствием.

А у самого, аж все сжалось внутри, понимая, на что я подписываюсь.

— Ну и замечательно, — обрадовался доктор Бреднев, — я еще, Егорий Николаевич, у местного начальства за десяток казачков вам похлопочу, в подмогу. Из местных крещеных аборигенов.

Удовлетворенный Егорий Николаевич снова взял папироску и глубоко затянулся.

Ну что можно сказать о моей настоящей ситуации? Попал, так попал. Но, с другой стороны, подальше от Выкреста и его дружков, в отряде казаков – кто посмеет на меня руку поднять? Ефим под надежным присмотром, оклемается и присоединится ко мне.

И все же, то, что я ввязался в новую непростую историю, я почувствовал с первых часов, когда, бросив все свои дела, стал собираться в казачью экспедицию. Но тут же сразу, выяснилось, что мне так или иначе придется передвигаться верхом. Никаких обозов не подразумевалось, так как банда хунхузов двигалась быстро, и казачий отряд должен был быть тоже мобильным и подвижным. А я на лошадях если и ездил, то в парке в детстве, где сонный работник вел по проторенному маршруту смирную лошаденку под уздцы, пока родители попивали прохладное пиво в тенечке. А тут задача иная, верхом несколько сотен километров по неприветливой местности. Было отчего задуматься. Я не стал тянуть время и честно рассказал о своих опасениях Ольховскому. Тот сокрушенно покачал головой — прозвучало это примерно так, «эх, молодежь». Но будучи тактичным и опытным человеком, он с одним из казаков, все же подобрали мне сносную лошадь, в меру смирную и одновременно выносливую. И не откладывая в долгий ящик, лично посвятили пару дней обучению верховой езде. А это оказалась целая наука.

— Ты барин запомни одно, — говорил казачок по имени Алешка, приданный обучать меня, — лошадь – животина добрейшая. Вот некоторые хлыстом ее, да в бока. А ты лучше лаской. Тож тварь божья. Морковка да яблочко лучче всякого хлыста. И подходи к ней всегда с хорошим настроением, погладь, потрепли по-дружески, ласково словцо скажи, а уж потом в седло саживайся.

Не сказать, что я за пару дней прокачал свои скилы до заправского кавалериста, но некоторые азы усвоил, так сказать: сидеть в седле прямо, соблюдать дистанцию, так, чтобы видеть задние копыта впереди идущей лошади, разъезжаться левыми плечами, не пугать животное и не пугаться самому, не давать животным обнюхивать друг друга. Кормить и поить животное не ранее часу после долгого и изнурительного перехода. И главное, подходить к лошади и садиться только с левой стороны. Как оказалась такая практика заведена из-за того, что раньше, слева у всадников висели ножны с мечом или шпага, поэтому перекинуть правую ногу было значительно легче.

Мой наставник похвалил меня за успехи, но предупредил:

— Мы же казачки, барин, сызмальства в седле, а ты вон только-только ногу в стремена вставил. Поэтому в пути меня рядышком держись, некоторые огрехи никак не исправить без глаза со стороны. Вот тебе может казаться, что телом ты прям, как перст, направленный в небо, или даже откинут назад, но при этом оказывается, чуть ли не лежишь на шее коня. Так что тебе без моей подмоги никак не обойтись.

Сборы быстро закончились, и мы в числе небольшого отряда выдвинулись в Забайкалье. Перед отъездом я зашел к Ефиму.

— Вот что Фима, я отправляюсь с отрядом казаков в Нерчинск. Ты как очухаешься, вали туда, там меня и найдешь. Понял?

— Прости, барин, век тебя не забуду. Виноват, рабом твоим буду, — пролепетал Ефим, не глядя мне в глаза.

— Слушай, хватит вот этой херни. Здесь ни тебе, ни мне оставаться нельзя. Этот дьявол полицейский Сергей Константинович сдаст с потрохами, как только доктор Бреднев закончит в Верхнеленске свою уездную больничную инспекцию и уедет. Давай, бро, выздоравливай – и в Нерчинск.

Уже после первой сотни километров я ощутил все прелести верховой езды для новичка. Кажется, чего еще, сиди верхом в седле и подремывай, пока лошадь неспешно плетется за остальными. Но натертые внутренние части бедер горели, словно от кайенского перца. Все суставы с непривычки ломило, а спина немела так, что утром я едва находил силы снова забраться в седло. Я тихо проклинал в немом диалоге с самим собой, свое тщедушие – за то, что не смог отказаться от этой авантюры.

Алешка видел мои мучения, всячески старался принять участие в моем плачевном положении: подбадривал, развлекал казацкими байками, давал советы, как правильно сидеть.

— Ты барин не напрягайся сильно, поймай такту и покачивайся себе в волю. И лошадке своей доверься, она тебя прочувствует и сама эту такту найдет. Ей же самой натужно седока на себе нести, а когда все части верхового одного механизма, всадник и конь, работают справно, и ей, и седоку легче.

К концу недели я уже обвыкся, нашел «свое положение» и мог более или менее спокойно сидеть в седле. Окончание моих мучений позволило обратить внимание на окружающие меня таежные красоты. Мы пили чистую воду из источников и ели то, что давала щедрая тайга. Казаки из эвенков и бурятов, искусные охотники, били ловко дичь, которую мы тут же готовили на костре. Ловили рыбу. Варили уху, которую мы ели с размоченными в бульоне сухарями. А от трудностей, я даже стал получать какое-то удовольствие. Я поймал себя на мысли, что если Северная Америка стала плавильным котлом для европейских народов, то Забайкалье и Дальний Восток стали плавильным котлом всех народов и национальностей России. Забайкалье и Дальний Восток для России – все равно что для США Дикий Запад.

Вскоре мы вышли к берегам Великого батюшки Байкала. Здесь, у широкого истока Ангары, находился небольшой порт Лиственничная пристань. На барже, которую тянул пароход «Император Николай» общества Байкальского пароходства, которое называлось, конечно же, «Байкал», мы пересекли великое озеро, высадившись в населённом пункте Посольское. Говорят, что от одного пункта до другого ровно сто верст. Здесь же начинался величественный и не менее суровый, чем Сибирь, край — Дальний Восток. По пути мы сделали заходы для отдыха и пополнения запасов в крупные населенные пункты Верхнеудинск (будущий Улан-Удэ) и Читу. Но наш конечный маршрут вёл в Нерчинск, известное место каторги и политической ссылки, а дальше за Маньчжурским выступом начиналось Приамурье.

Я как-то спросил Алешку, а почему у нас нет ни одной собаки в отряде? Ведь с ними и охотиться легче, да и от зверья охрана.

Он усмехнулся и пояснил:

— Тут барин, хозяин леса тигра, а собаки для него самое первое лакомство. Будет у нас пес, так он ночью обязательно его несчастного утащит, так еще может кого и из людей прихватить или погрызть... Так что ты лучше на себя надейся, да лошадок слушай. У них слух пошибче нашего будет. Начали волноваться — так сразу будь начеку, готовь ружье.