Третья истина - "Лина ТриЭС". Страница 44

Не вступать же в разговоры! Лулу пожала плечами и возвратилась к двери.

– Что такое? Ты что-то скрываешь? Зачем ты шла к шкафику? Хотела что-то потихоньку спрятать? Там вещи не для детей…

– Я знаю, – буркнула Лулу, отворяя дверь, – я просто книжку одну нужную поискать хотела.

– Стой, детка, стой, – я тебе сейчас дам книжечку, прочтешь и станешь послушной, покорной деткой. Читай не торопясь, можешь подержать ее у себя… Это мое послушание: наставлять заблудших, укрощать необузданных! Это Бог моей рукой протягивает тебе это!

Лулу посмотрела с сомнением. Она привыкла с уважением относиться к имени Бога, но сухая рука с тоненькой книжицей не была похожа на длань его почтальона.

– Прочти, детка, очисться и устрашись. Вот что бывает с испорченными девочками. И пусть это будет твоя настольная книга.

Лулу взяла книжку с собой и добросовестно прочитала. Вопреки мнению Софьи Осиповны ей понадобилось на это меньше часа, но впечатление было, ни в коем случае, не слабое. Непослушные дети последовательно теряли дом, родных, провиант и жалкие отрепья и опорки, после чего их расклевывали голодные птицы. В это же самое время противоположные им, послушные дети, в теплом помещении ели столько нездоровой пищи, что наверняка должны были страдать от страшных колик, но последнее не описывалось. Теперь понятно, почему Софья Осиповна странная. Лулу стало даже жаль ее, наверное, с детства читала такое…

«…Ты в ее власти, она – в твоей…». Все слова Виконта помнились Лулу очень точно, причем, звучали в голове его голосом и интонациями, но эта фраза, сказанная им о книгах, почему-то запечатлелась ярче всего и чаще всего всплывала в памяти. Наверное, потому, что она так много читает… Каково же было пребывать во власти этого кошмара маленькой Софье Осиповне? Очевидная ерунда, написана простенькими словами, но, тем не менее, страшно и противно… Да, тетка же сейчас придет, будет проверять, насколько Лулу усвоила и очистилась в результате.

Она вскочила, поспешно разделась и юркнула в постель. Лежа, попыталась представить себе Софью Осиповну маленькой девочкой. Но ничего, кроме сильно уменьшенной копии теперешней не получалось.

Как бы то ни было, «Серебряные коньки» не найдены. Таню спрашивать бесполезно, она читает, в основном, гимназическую программу, и дома у нее книжек почти нет. Правда, помнит прочитанное очень хорошо, до мельчайших подробностей, буквально вырывая похвалы Лидии Степановны. Единственное, что остается учительнице, это произносить одобрительные фразы несколько удивленным тоном.

….На следующий день первый урок, который как раз и вела Лидия Степановна, почти благополучно продвигался к концу. Лулу пару раз попала под ее обстрел, но это были обычные, рядовые разносы, которые она не допускала глубже ушей. По всем расчетам вот-вот должен был прозвенеть звонок, и тогда Лидия Степановна закрыла книгу и объявила:

– Предупреждаю, все, как одна, после моего урока отправятся исполнять свой долг – собирать пожертвования для фронта. И пусть какая-нибудь чересчур «умная» особа посмеет уйти домой! Завтра я не хотела бы быть на месте этой девочки!

Удивительная манера у Лидии Степановны – даже о хорошем говорить так, как будто это что-то отвратительное! Собирать средства для армии и лечения раненых! Во-первых – благородно, во-вторых – интересно, а в-третьих – уроков же больше не будет сегодня! День, наконец-то, сухой и тихий, пройтись по улицам с подругами и специальной кружкой в руках, выискивая лица подобрее… Чем тут грозить?

– Я уже минуту смотрю на Курнакову. Эта девочка отключила внимание и продолжает сидеть с совершенно глупой улыбкой!

Так, обстрел номер три! Лулу поспешно опустила голову, чтобы спрятать «совершенно глупую улыбку», которая никак не уходила с лица. Тем более, что сестры Гинзбург буквально уткнулись носами в свою последнюю парту. Смеются, конечно! Лулу было чем гордиться: после замечания Курнаковой Лидия Степановна уже ни на кого не обращала внимания, а сверлила ее взглядом вплоть до самого звонка. Когда учительница, наконец, неторопливо выплыла в двери, в классе зашумели.

– Пусть по улицам дурочки бегают, я пойду домой! – застегивая портфель, сказала Агаджанова Тате, которая с непроницаемым лицом выслушала объявление Лидии Степановны.

– Может быть, тебе только «за ручку» разрешают по городу ходить? Пожертвование – ерунда, а прогуляюсь я с удовольствием. – Тата посмотрела на Агаджанову, как на пустое место, явно недовольная, что та вылезла со своим мнением раньше нее. Роза тряхнула богатыми косами:

– Таточка, да разве я об этом? Идем, погуляем, где хочешь. Хочешь, в кондитерскую пойдем, я угощу тебя, там такие пончики с кремом! Бесподобные! А милостыню пусть за нас Грицинина собирает, ей, наверное, не в первый раз, а если подзабыла, как это делается, пусть у подружки своей, Катюши, поучится. Они, наверное, всей семьей просят….

Лулу ожидала, что Таня хоть как-то попытается защитить себя, а уж она тут же бросится на помощь... Но Таня лишь с укоризной взглянула на Розу и, покачав головой, стала собирать книги. Тогда Лулу накинулась на Агаджанову сама:

– Как ты это смеешь говорить? Молчи сейчас же!!!

– А ты чего, Курнакова? – недоуменно проговорила Тата.

– Ой, я не могу! Наша неприступная Шура нашла себе подружек… Таточка, святая простота, ты что не видишь, что она теперь с рванью водится?

Слова были уже неуместны. Смерив Агаджанову огненным взглядом и оценив явное весовое преимущество противника, «Шура» придала невероятную стремительность удару, пришедшемуся Розе в ухо. Почти свалив ее на парту, она развернулась в махе еще раз так, что воздух засвистел, и обрушила на нее всю силу сомкнутых в замке пальцев. На этот раз, она попала в тугое плечо врага и хорошо, что опять не в ухо, ему такого было бы не выдержать… Роза вцепилась Лулу в волосы и, видимо, поставила себе целью оторвать противнице голову. Но сопротивляться впавшей в ярость Лулу, было нелегко. Эх, Агаджанова, твой приличный брат водил тебя по кондитерским, а тем временем братья Лулу, каждый по-своему, преподносили ей жестокие уроки! Не обращая внимания на резкую боль от захваченных в Розины кулаки волос, она наносила стремительные удары по плечам и рукам Агаджановой. Если еще так же со всего размаху ударить по ноге, толстуха просто свалится, но это тут не годится… Лулу только заехала коленкой сбоку в объемистое бедро, и Роза, не выдержав, ослабила хватку.

Тата, подвинувшись и давая место им обеим для дальнейшего выяснения отношений, все же закричала:

– Девочки! Она с ума сошла! Утащите эту сумасшедшую! Идиотка, лезть к Курнаковой!

Перепуганные девочки даже не пытались их разнять, но кто-то сообразил побежать за классной. Только Таня, собравшись с духом, подступила к центру заварухи и стала оттаскивать свою неистовую защитницу. Наконец, ей удалось запихнуть брыкающуюся Лулу в угол.

– Ты только хуже делаешь, – зашептала Таня, – зачем ты вообще с ней связываешься?

– Ты можешь терпеть, а я терпеть не могу! – отмахнулась от нее гневная Лулу и крикнула в сторону Розы:

– Пусть кто-то убедит, что сам – лучше, а потом говорит презрительности другим!

В помещение вбежала классная.

– Что происходит, медам?

Таня стояла, заслонив фырчащую Лулу с растрепанными волосами. На совесть же вделаны в голову крупные кольца ее кудрей, если всего лишь выбились из кос… Агаджанова, чьи волосы, тоже кудрявые, но мелкой, проволочной завитушкой, остались более или менее прибранными, поставив широкие брови скорбным домиком, всячески старалась очутиться на виду.

– Что такое? Грицинина избила Агаджанову? – у классной дамы голос зазвенел от возмущения. Она взглянула на Тату, которая ей в ответ только развела руками. Лулу вылетела из-за Тани, как торпеда:

– Я ее избила самостоятельно, Грицинина мне не помогала!

– Вы? – Она еще раз посмотрела на Грицинину, как бы с разочарованием, но вид взлохмаченной Лулу и полуживой Агаджановой не оставлял сомнений в том, кто участницы побоища.