Третья истина - "Лина ТриЭС". Страница 88

– Не собирался я поживиться ничем! Впервые вижу такую машину и заполучил возможность осмотреть ее как следует! Порассуждайте! Если бы у меня с собой были какие-нибудь пожитки,– значит заяц, вместилище какое-нибудь,– значит, за углем. А у меня вот, – Саша широким жестом раскинула свои честные пустые ладони. – Вдумайтесь же. А то так негодуете, как будто я бомбу туда протащила.

Все дружно открыли рты, внимая Саше, и даже не заметили, судя по всему, непростительной оговорки в конце.

– А ты говорил беспризорник, ишь, чешет как профессор!

– Да с ним, как будто отец, видел его где-то здесь, позвать надо! Моложавый такой…

Саша так и села на табуретку. Она всей душой надеялась обойтись в этом обсуждении без «отца», ставшего в последнее время достаточно непредсказуемым. Она то узнавала в его распоряжениях сухую требовательность и некоторую ворчливость, некогда слышанные ею в общении с братьями. То слегка обижалась на поддразнивания по поводу ее, не всегда ловких, попыток мальчишеской лихости, то таяла от вдруг мелькавшей снисходительной ласки во взгляде, явно ищущем в ее чертах прежнюю девочку, но почему то в давно пережитом малолетнем варианте.

– Да, у отца документ потребовать, а взгреет за самовольство пусть сам.

На столе у человека в шапке непрерывно дребезжал телефон, и он орал в трубку:

– Нет локомотива! Пути забиты. Не пропущу. А ты брось панику сеять! – и так далее.

Саша и компания так расшумелись, что он треснул по столу ладонью:

– Да дайте ему по шее и гоните… Позвали отца? Как фамилия?

– Проверить надо, кто такой? – сказал бдительный машинист. – А ну и впрямь, какую пакость подложил?

Саша осознала всю пучину своей глупости. Есть ли у Виконта документы? И зачем она сама подкинула мысль о бомбе?

– Да вон отец, возле колонки.

Саша поспешно взглянула в окно. Там, на удивление окружающим, Виконт сосредоточенно мыл руки, невзирая на мороз.

– Ну, признавайся лучше добром, отец это? Как звать, говори!

– А кто же еще? – озорство не покинуло Сашу даже в этот напряженный момент.– Отец, разумеется. Не видно, что ли – одно лицо! Александр Шаховской – мое имя. Его – Павел Андреевич Шаховской!

– Сейчас приволоку папашу, – машинист, сказав так, никуда, однако, не пошел, а крикнул в проем двери:

– Гражданин Шаховской!

Саша старалась поймать взгляд округлившихся глаз Виконта. Но он уже вошел в комнату, придав лицу почему-то максимально беспечное, с оттенком рассеянности, выражение. Сашу оттерли в угол. В ответ на требование о документах, Виконт подошел к столу и протянул бумаги, осведомившись:

– Ну, что-нибудь новенькое?

Начальник вернул Шаховскому документы:

– Да сын ваш нашкодил.

– Сын? Нашкодил? Беда с этими сыновьями, распустились. Который мой? Где он?

– Да Александр, их, что у вас, много?

Виконт поперхнулся:

– Как? Ах, Александр… Ну этот! Нет, удивительно, казалось, самый воспитанный из всех!

– Вот полюбуйтесь, а вернее, надавайте по шее, на паровоз лазил без спросу!

– Да-а-а. Создал мальчишку на свою голову. Вы не находите, – обратился он к окружающим, – что мне было бы спокойнее с дочерью?

Саша оценила угрозу. Неужели только что изведанные прелести и свободы мальчишеской жизни опять станут заповедными? Никуда не лазить, не шуметь, не бегать, а посиживать, скрестив ноги русалочкой? И это в охватившем ее буйном упоении жизнью? Виконт произнес свой вопрос с такой угрожающе комической интонацией, что присутствующие рассмеялись. Начальник в шапке прогудел, не отрываясь от телефона:

– Да уж. Не переделаешь. Жалобно как глядит на батьку. С испугом, как положено. Уже получал, похоже. Но все равно, накостылять не помешает!

Виконт улыбнулся мужчинам и доверительно поведал:

– Я, знаете, могу и за вихры его. Привык.

Он захватил Сашины кудри в кулак и покачал ее голову из стороны в сторону. Все опять засмеялись, а он под шумок, вывел ее из комнаты. Отойдя на несколько шагов, прислонился к стене, поставил ее перед собой и спросил:

– Что еще натворила? – Продолжил, загибая пальцы: – На прошлом разъезде племянник Александр дразнил девочку и чуть не висел на бороде у возмутившегося папаши, в поезде пытался сыграть в «ножички» с компанией сорванцов-ровесников… Добрались до станции, сын Александр вообще допрыгался до каталажки.

– А что это такое, “каталажка”? Пошла мирно осмотреть паровоз изнутри. А потом убегала, когда они хотели меня поймать. Вот и все! Всего-навсего!

В душе она все же надеялась, что ему все ее мальчишеские эскапады нравятся, для привлечения его внимания они, в принципе, и были предназначены.

– Значит, ты его не угоняла? Паровоз имею в виду. И на том спасибо. А я шел с хорошими новостями,– вздохнул он. – Нашему прозябанию – конец. Мы едем.

– Что, поезд будет? И пропуск есть?

Виконт жестом иллюзиониста вытащил из кармана розовую бумажку.

– Я –уполномоченный по охране спецгруза. Ты – неизвестно кто. Придумаем. Конечно, в идеале я должен бы знать, что за груз я охраняю, но жизнь не роман. Она далека от идеалов.

– Я ничего не понимаю. Кто это вас взял на такую работу?

– Взяли те самые трое, которые поджидали истинного уполномоченного. Без него их не выпускали. Я оказался резвее. Вернее, ближе.

– А нас не поймают?

– Поймать при желании можно кого угодно. Нас за что, собственно? Ты собираешься халатно охранять вверенный тебе груз?

– А что такое каталажка? Вы не объяснили.

– Происхождение слова – от искаженного «такелаж», чулан на корабле для снастей. А употребляется как милое название тюрьмы или ее преддверия, – как-то особо охотно объяснил Виконт.

– А за то, что вы задумали, туда не…?

– Неизвестно… – с преувеличенной артикуляцией отозвался Виконт. Он, по всей видимости, был радостно возбужден возможностью покинуть эту станцию, а Саша, та самая, боящаяся грозы, темноты и пьяных, понимающая опасность ситуации, Саша, абсолютно поддавалась его настроению. Под влиянием его бесшабашного веселья, в которое он впадал в случае опасности не впервые, она чувствовала себя совершенно уверенной. Тем более что и собственное ее настроение было радужным, как никогда. Энергия в последнее время била в ней ключом. Все мучительные думы и сомнения, посещавшие ее так недавно, впечатления от драматических, казалось бы, перевернувших все ее существо, событий последних дней в Раздольном, куда-то отступили. Даже желание завести с Виконтом долгие, все проясняющие, разговоры не одолевало ее теперь. Зачем? Когда так чудесно, так волшебно осуществились самые смелые мечты? Виконт с ней постоянно. И разговор идет… Один большой, непрерывно возобновляющийся и продолжающийся. И ни братья, ни Петр, ни кто другой, этому теперь помешать не могут.

Оказалось, что состав с их вагоном отправляется уже через два часа. На этой станции пришлось проторчать три дня. Даже углы сарая, именуемого здесь «зал ожидания», казались Саше привычными, как розовая комната в Раздольном, а женщины и мужчины – старыми знакомыми. Вот, хотя бы дядька, сидящий неподалеку, – он шикал на нее утром за беготню и шум.

В ожидании поезда они нашли себе местечко на грубо сколоченной деревянной скамейке. Виконт устроился на ней вальяжно - небрежно, как будто сидел на роскошном диване: нога на ногу, одна рука – на колене, другая – свободно расположилась на спинке, обозначая для Саши «их» территорию. Он тут же пустился в шутливое обсуждение ситуации, уснащая его такими комическими подробностями, что у слушательницы от смеха начались колики в животе. С головы свалилась шапка. Саша в изнеможении сложилась пополам и ткнулась в его лежащий на колене полусжатый кулак, который некоторое мгновение не отказывался служить ее щеке опорой. Но вскоре несколько мягких толчков костяшками пальцев и легкое подергивание свободной рукой за волосы побудили ее от этой опоры оторваться. Виконт вдруг спросил, понизив голос:

– Помнишь, Сашенька, Летний сад?

– Летний сад в Петрограде?– тут же отозвалась она, замерев, чтобы не спугнуть его новое настроение: «Сашенька»… – Я же маленькая была.