Третья истина - "Лина ТриЭС". Страница 95
– Ну, че примолк? Лягуху из ведра глотанул? Скучно же!
– Леха, а у тебя какая цель путешествия?
– Че? Цель?
– Да, мы с Виконтом, например, пробираемся в Петроград, это наша Родина, в другом месте мы жить не можем, а ты?
– И я, знамо дело. Ишь, хитрованец. Он в Петроград, а Лехе – дырка от баранки? В Петроград и точка!
– Ты же в Харьков хотел?
– Без трепа, пока гада не гробанем,– из Харькова ни ногой! Викентий, хоть и помалкивает, а насчет паразиту вязы свернуть, во тебе головешку на отрез, одобряет на все сто! Во! Викентий, чо? Сазан вареный? Не! У него кровь– похлебка огневая!
– Это у тебя кровь – похлебка!
– А че? И у меня с огня. Тот гад и не смекнул, с кем связался, когда нас обоѝх в подозрительные записал! Мы воедино с Викентием такого наворочаем! Мы и этого плюгавца, что суп с задержкой принес, кочевряжился, обработаем в отбивную. Жадоба! А вот же его хибара! Да я прям щас!
Саша не успела удержать раззадоренного собственной похвальбой Алексея, и кусок булыжника полетел в окно трактира, около которого они, оказывается, и находились.
– Леха, у тебя есть голова на плечах? Нас же сейчас – в каталажку!
– Кого? Леху в каталажку? Да с братышком? А ну, подходи, кому жисть в тягость!
Из трактира выскочил упомянутый «плюгавец», а вернее, просто мужчина небольшого роста и в ужасе начал наскакивать на мощную Лехину фигуру:
– Платіть! За скло! А ну швидко! Я зараз поліцію покличу![66]
Леха, поразмыслив, сгреб его и привесил за воротник на ближайший сучок:
– Во, отсель голоси взаместо колокола, а то людям не слышно!
Вокруг незаметно собралось порядочно народа. Немцев и полиции, к счастью, поблизости не оказалось. Через несколько минут лицо у трактирщика посинело, так как Леха не подпускал к нему добровольных спасателей. Но вскоре его самого одолел приступ великодушия, и он широким жестом скинул неприятеля на снег. Однако стойкого трактирщика подвешивание на дереве не сломило:– Вбивці, злодії, шахраї! Люди, чого дивитесь, бийте їх, тепер не ті часи – порядних громити![67]
Саша не выдержала:
–Бессовестный человек, вас самого били? Что подстрекаете?
– Кроши его, Сашка!
И Саше в ответ на попытку хозяина схватить ее за полушубок, действительно пришлось перейти к действию кулаками. Ее большой друг помочь не мог. Двое из зрителей, вняв призывам понесшего ущерб трактирщика, пошли на Леху, и он отпускал тычок хозяину только в промежутках, когда один из его противников падал, а другой еще не успел подняться. Дело приближалось ко всеобщей свалке, кто-то уже помогал Саше лупцевать хозяина, а кто-то – поддерживал двоих лехиных противников. Саше способствовало в ее правом деле то, что она обладала необыкновенной подвижностью и изворотливостью. Хозяину не удавалось нанести ей ни малейшего вреда. Её отбросило в сугроб, но она вскочила, снова нацеливаясь на хозяина. Дверь дома заскрипела. Саша мельком свирепо глянула туда. Неужели еще подмога хозяину? Но, к ее несказанному удивлению, из дома вышел Виконт. Саша, по инерции отпускавшая тумаки хозяину, почувствовала, что ее схватили поперек туловища и посадили в тот же сугроб:
– Остынь, хулиган!
После этого Виконт вытянул из кучи Леху и с чувством обратился к нему:
– Алексей, немедленно прочь отсюда, чтобы я вас больше здесь не видел!
Леха пытался объяснить ему, что они били этого живоглота поделом. Но тут завопил сам живоглот, ободренный усмирением атакующих:
– Не пущу! Поліцію сюди! У мене синець на синці! Бандити! Бандити!![68]
– Бандиты, – согласился Виконт и крикнул в сторону дома: – Серафима!
И тут, как по команде, на пороге возникла румяная, белозубая Серафима, уперлась в бока и заливисто засмеялась. Виконт ответил ей уже виденной, ненавистной Саше, улыбкой. Она от души пожалела, что Серафима не вылезла из дома раньше на подмогу хозяину и не получила причитающихся ей тумаков.
– Не трудно будет успокоить компаньона? Этого колосса, – он кивнул на копающего снег ногой Леху, – я возьму на себя.
– Чого легше? – пропела Серафима – Повертайся, коханий, через хвилинку, подивися на шовкового[69], – и под локти увела упирающегося хозяина.
– А теперь – все домой, сказал уже, – дал распоряжение Виконт своей компании. Но, как ни странно, первыми на его слова отреагировали зрители.
Потом и Саша вылезла из сугроба и мрачнее тучи зашагала прочь, гадая над непонятным словом «коханий».
Приведя домой (по улицам он шел позади, как конвоир), Виконт выстроил их вдоль печи и довольно долго смотрел на опущенные головы. Саша время от времени поднимала гневный взор с закипавшими слезами, но Виконт этого как бы не замечал. Наконец, воззвал:
– Капитолина Карповна! Вот полюбуйтесь: рыцари уличных боев!
Никакой Капитолины не появилось, возможно, ее вообще не было дома, но Виконт не ограничился этими словами:
– А вас, Алексей, предупреждаю, в следующий раз, если он наступит, перейду к физическому воздействию. Ну, мой, вообще буйный, с ним я еще поговорю. Он хочет, очевидно, чтобы его убили или изувечили. Придется остаться здесь еще на месяц, не пускаться же в путь с такими настроениями.
Леха встрепенулся:
– Да рази ж б я дал? Да я б костьми…
– Замолчите! Горе мне с вами.
– Да чем мы виноваты, нас оскорбили, мы отвечали! – забыв про булыжник, выкрикнула Саша. – А сами вы… а раз вы так… Мы с Лехой всегда этих хозяев будем бить! Ненавижу!
– Сашка, атаман, это что, твоя инициатива? Его-то за что? Я тебя этому учил?
– А че! Он как положено. Свово защищал!
– Вас? Вы в этом нуждались?
– А честь? И вы учили! – внесла свою лепту Саша.
– Так ты меня понял, Александр? Все. Я от тебя отрекаюсь.
– А это с вашей стороны, честно? Вы разве не наш? Вы чтó, нас не любите? Только ругаете, а другим каким-то…
– А че…
– Нельзя же терпеть!
– А ну-ка молчать обоим! Все. Я остаюсь, поживем в полюбившейся вам Балаклее. Вы предавайтесь молодецким забавам, держите местных жителей в трепете, встречаться будем на улицах, при случае. Мне с вами не по дороге.
Перспектива, нарисованная Виконтом в его полушутливом выговоре, показалась Саше вдруг чересчур реальной и непривлекательной, она заставила себя отогнать румяный белозубый образ и сказала смиренно:
– Бунт подавлен! Мы не будем, Леха, скажи, что не будем. – И, не находя больше аргументов, полезла к Виконту обниматься. – Миримся! Не остаемся! Пожалуйста! Ну, пожалуйста…
Знаток русских обычаев, Алексей, решив, что настоящего прощения без троекратных поцелуев ему не будет, тоже сжал Виконта в объятиях и, вдобавок, звучно расцеловал.
– Че! Не взыщи уж с меньших! Будя! По дороге! – Он прослезился и хлюпнул носом.
Виконт вывернулся и проговорил:
– Мальчики, да что это с вами? Дерутся, целуются, глаза – на мокром месте… Нет, распустил я вас. Так, спокойно. Наведем порядок в строю. Я требую от тебя, Алексей и от тебя, юный бандит… Боже, кошмар какой! И это Саша! Ты все про себя помнишь?..Чтобы вы предупреждали меня обо всех вылазках, диверсиях, налетах и драках, которые собираетесь учинить. Никуда без моего разрешения, другими словами. И не пререкаться, когда я делаю вам выговор, который вы заслужили.
Он полюбовался произведенным эффектом, хмыкнул и одним взмахом взлетел на печь.
ГЛАВА 7. БОЛЬШОЙ ПЛАЧ
Они тогда тщетно добивались пропуска еще неделю. Саше было непонятно, проявлял ли Виконт по этой части особенное рвение, но рассказывал он обо всех сложностях с большим чувством. Дело у немцев, оказывается, было поставлено сверхстрого. Бесконечные: цель поездки, пункт назначения, способ следования… И все это подтвержденное документами, выданными немецкими же властями. У бродяг, каковыми они, особенно в отдельных частях, и являлись, не оставалось никаких надежд. Вырисовывались замкнутый круг и вечное проживание в Балаклее.