Форт Далангез - Беспалова Татьяна Олеговна. Страница 44

А турок обманулся. Придя к ошибочному заключению о том, что у нас совсем уже не осталось патронов, неприятель кинулся на очередной штурм слишком уж бесшабашно и открыто. Ответом ему стал наш дружный, несущий неминуемую смерть, залп. Турки валились на истоптанный кровавый снег мёртвыми снопами. Военная удача снова, в который уже раз, оказалась на нашей стороне. Враг бежал. Отступил окончательно, оставив в наших руках форт Далангез — ключ к эрзе-румской позиции".

Последнее письмо поручика Мейера к его невесте Ленни Фишер из города Гродно. Писано в городе Хасан-кала:

"Уверен, что это письмо ты получишь одновременно со всеми предыдущими, писанными мною тебе из села Караурган. Не удивляйся этому обстоятельству. Всё объясняется одним словом: СЕКРЕТНОСТЬ.

Теперь, когда дело кончено, я имею право объяснить тебе всё.

Во-первых, операция по захвату Эрзерума частями отдельной Кавказской армии окончилась полным успехом России или, если угодно, сокрушительным поражением турок.

Во-вторых.

Подготовка к Эрзерумской наступательной операции показала высокую штабную культуру помощников Николая Николаевича Юденича.

Сначала был распущен слух о намечавшихся якобы ранней весной наступлениях Ван-Азербайджанского отряда и экспедиционного корпуса Баратова совместно с англичанами в Месопотамии. Для убеждения турок в правдивости этой дезинформации прибегали в самым различным методам. Например, в Иранском Азербайджане закупили огромное количество верблюдов для обозов. Одновременно там же закупались гурты скота для питания войск, пшеница и фураж. Наш друг Адам Ковших поставлял в Иранский Азербайджан сахар, который интендантская служба генерала Баратова обменивала на всё тот же скот, пшеницу и фураж. Скорее всего, это просто байка, но очень уж красивая — и хочется в неё верить.

Оперативники армейского штаба, при содействии всё того же Адама Ковшиха, для дезинформирования турок устраивали целые игры. А наш друг Адам Ковших особо отличился и тут. Насколько мне известно, подсунул турецкому командующему Камиль-паше какую-то особо привлекательную черкешенку из числа цирковых гипнотизёрок.

В завершение несколько горьких слов об Адаме, который был щедрым другом и которому я столь многим обязан. Адам Ковших геройски погиб, пытаясь сделать то, что не удалось сделать ни мне, ни нескольким другим героям. А ведь я совершил несколько попыток. Пролетая над фортом Далангез, я пытался сбросить на позиции, защищаемые нашим героическим 153-м Бакинским полком, ружейные патроны. Свои рейсы я совершал под плотным огнём турок. Крылья и корпус моего "ньюпора" получили множество пробоин. Я пилотировал аппарат, совершая акробатические па в воздухе под свист пуль, но в итоге весь груз приземлился не там, где следовало. Однако мой риск не был напрасным. Барражируя на низкой высоте, я произвёл не только разведку вражеских позиций. Моему приметливому взгляду открылись все тропы, ведущие к форту. Мне удалось заприметить и несколько труднопроходимых тропинок, ведущих по уступам почти отвесных склонов. В таких местах не всякий человек пройдёт. Но ты же знаешь нашего Адама. Участвуя в трансатлантических парусных регатах, он выполнял самую простую матросскую работу с рангоутом, такелажем и парусами. Свойственное ему абсолютное бесстрашие, питаемое иногда его иррациональной верой, а порой и самым смешным тщеславием, позволяло ему работать с такелажем на огромной высоте при сильном волнении и штормовом ветре.

Так вышло и под Эрзерумом. Узнав от меня о существовании труднопроходимых троп, Адам буквально ринулся в бой. Он был готов совершить солдатскую работу ради… — нет, ты будешь смеяться! — ради получения ордена Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом. Точно такой орден получил и я за разведку и бомбометание 10 февраля 1915 года. Так вот, точно такой орден непременно желал получить наш Адамчик. Представь себе, он торговался за него с командующим, выгадывая для себя наиболее благоприятные условия для совершения ПОДВИГА! И он совершил его, свой подвиг, доставив гибнущему в форте Далангез 153-му пехотному полку ружейные патроны. Адам прошёл с осликом в поводу по тем тропам, по которым ты или я вряд ли смогли бы пройти. Так Адам получил свой орден. Командующий представил Ковшиха к награждению орденом Святого Станислава 3-й степени с мечами и бантом посмертно. Представление уже отправлено в Могилёв, и теперь мы ждём благоприятного ответа…"

Глава восьмая

ЭРЗЕРУМ

(рассказ генерала от инфантерии Николая Николаевича Юденича)

Эрзерум — город как город. Одно слово: туретчина. Кривые улички разбегаются во всевозможных направлениях, образуя головоломный лабиринт. По бокам улиц, там, где полагается быть тротуарам, бегут смрадные ручейки городских стоков. Воздух пахнет далеко не розами и не морозной свежестью. Масловский ворчит что-то о "тёмном средневековье". Действительно, улочки порой настолько узки, что верхние, выступающие над нижними этажи смыкаются над головой, загораживая небо. Дома в городишке разные. Среди вполне приличных, наводящих на мысли о своеобразном, не чуждом русской душе восточном уюте, попадаются и несусветные хибары. Улицы, лишь кое-где мощёные, в основном представляют собой каменистую ухабистую колею. Мейер ведёт автомобиль умело. Верхняя часть его лица под низко надвинутым козырьком фуражки прикрыта лётными очками. Стиль его вождения кажется мне весьма рискованным. Из-под колёс несущегося по кривым уличкам авто прыскают обескураженные обыватели: фески с кистями и без кистей, ермолки, какие-то несусветные картузы самого турецкого фасона. Мейер закладывает головокружительные виражи, а мы с Масловским на заднем сиденье самым скандальным образом, подобно набитым соломой чучелам, валимся друг на друга. Следом за нами, едва поспевая за Мейером, несётся мой весьма почётный эскорт — казачья полусотня с подъесаулом Зиминым во главе. Злая морда его крапчатого коня время от времени возникает у моего правого плеча. Конь грызёт мундштук и скалится, желая ухватить зубами меня за плечо. Есаул натягивает узду. Кричит: "А ну, стерва, не балуй!", чем вносит ещё большее смятение в малолюдные стайки встречающих нас горожан. Замыкает мой эскорт подъесаул Матвей Медведев, сам огромный, орденские планки закрыты седеющей бородой, мохнатая шапка надвинута на глаза. Бурка покрывает его плечи, спину и круп коня. Матвей по праву носит свою фамилию, потому что действительно похож на старого медведя. Левая его рука покоится на луке седла. Правой он сжимает древко стяга с ликом Спаса Нерукотворного. Полотно чёрного стяга треплет морозный ветер. Лик Спаса сумрачно хмурится, глядя на жмущихся к стенам своих домов турок. Кое-кто из обывателей всё-таки кланяется. Некоторые даже подбрасывают в воздух ермолки. Так, на всякий случай. Матвей горделиво посматривает на толпу из-под своей косматой шапки. Подъесаул терского войска знает, что представлен к награждению Георгиевским оружием, и вечером этого для я, командующий Закавказской армией, лично буду раздавать своим воинам награды.

В целом картина нашего победного въезда в Эрзе-рум напоминает мне карикатуру из английской "The Times". Я посмеиваюсь. Масловского злит моя ирония, что и понятно — слишком велики наши потери. К тому же этот штабной шпак всерьёз боится коня подъесаула Зимина.

Лебедев сидит на переднем сиденье рядом с Мейером. Приятно видеть этого всегда самоуверенного ферзя смущённым. Рёв автомобильного двигателя, и тряска, и экзотический вид обывателей на улицах незнакомого города — всё кажется ему не только странным, но, возможно, и пугающим.

— Тоже мне стратегический пункт! — бормочет он. — Даже железной дороги тут нет. Даже речки какой-нибудь с пароходами. А турок-то сколько! Господи Иисусе! Кругом буквально одни турки!

Лебедев бормочет, самым недвусмысленным образом выражая своё недовольство объектом наших притязаний. Мейер резко выворачивает руль, и наш автомобиль, выполнив очередной чудовищный вираж, юзом выскакивает на небольшую площадь перед мечетью.