Все дороги ведут сюда (ЛП) - Запата Мариана. Страница 110
— Всё в порядке. Тебе не нужно говорить, если ты не хочешь.
Моргнув, я с трудом сглотнула, прежде чем фыркнуть, но даже это звучало грустно. Разве не то же самое я сказала ему несколько месяцев назад, когда он был расстроен из-за своего отца?
Роудс, должно быть, точно знал, о чем я думаю, потому что нежно улыбнулся мне.
— Тебе не помешал бы свежий воздух.
Это правда. Даже моя давняя психотерапевт, номер которой я нашла пару дней назад и колебалась около часа, прежде чем позвонить, — она меня вспомнила, что неудивительно, учитывая, что я ходила к ней на протяжении четырёх лет, — сказала, что мне пошло бы на пользу выйти на улицу. Но я все еще колебалась, глядя на блокнот в своих руках. Роудс был выше всех похвал, так как в последнее время находился достаточно много времени рядом со мной, но я не хотела грузить его из-за своей эмоциональной нестабильности.
Роудс склонил голову на другую сторону, внимательно наблюдая за мной.
— Давай, Бадди. Если бы я был на твоем месте, ты бы сказала мне то же самое, — сказал он.
Он был прав.
Этого было достаточно, чтобы заставить меня кивнуть и одеться.
Еще до всего, что случилось, я сказала ему, что хочу когда-нибудь попробовать походить на снегоступах. И часть этого пробилась сквозь моё состояние, напомнив, как мне повезло, что он есть у меня. О том, как мне повезло во многих вещах.
Я должна была продолжать попытки.
Роудс не ушел; он сел на кровать, а я сменила штаны прямо перед ним, слишком ленивая даже для того, чтобы пойти в ванную. Он не сказал ни слова и кивнул мне, спрашивая, готова ли я, и я кивнула ему в ответ, после чего мы ушли. Верный своему слову, он не говорил и не пытался меня заставить.
Роудс поехал в сторону города, свернул налево, заезжая на проселочную дорогу, а затем припарковался на знакомой мне поляне, потому что я проезжала мимо нее раньше, когда отправлялась в походы. Из багажника своего «Бронко» он вытащил два комплекта снегоступов и помог мне их надеть.
Тогда и только тогда он схватил меня за руку и повел нас вперед.
Мы двигались тихо, и в какой-то момент он протянул мне солнцезащитные очки, которые, должно быть, были у него в кармане куртки, потому что в рюкзаке находились только бутылки с водой и брезент. Я даже не заметила, что начала щуриться, когда снег отражал солнечный свет, но солнцезащитные очки помогли. Воздух был таким свежим, что казался чище, чем когда-либо, и я наполняла свои легкие как можно большим количеством воздуха, при каждом удобном случае, позволяя ему успокаивать меня по-своему. Мы двинулись дальше, и, может быть, если бы я чувствовала себя немного лучше, я бы больше оценила, насколько хорошо работают снегоступы или насколько красивым было поле, по которому мы шли… но я старалась изо всех сил. И это было все, что я могла сделать. Я была здесь, и какая-то часть моего мозга знала, что это уже имеет какое-то значение.
Примерно через час мы наконец остановились на вершине холма, и он расстелил брезент поверх снега и жестом указал мне садиться на него. Едва я это сделала, как он занял место рядом со мной и сказал своим хриплым голосом:
— Ты же знаешь, меня не было рядом ни на одном из первых выступлений Амоса.
Я скрестила ноги под собой и посмотрела на Роудса. Он сидел, вытянув перед собой свои длинные ноги, закинув руки на несколько дюймов позади себя, но самое главное, он смотрел на меня. Солнечный свет отражался от его прекрасных седых волос, и я не могла представить себе ни одного мужчину, которого я когда-либо видела, более красивого, чем он.
На самом деле он был лучшим, и от этого у меня болело в горле, но не в плохо смысле.
— Меня не было рядом при его первом слове или в первый раз, когда он начал ходить. В первый день, когда он пошёл в туалет самостоятельно или в первую ночь, когда ему больше не требовалось спать в подгузниках.
Потому что он отсутствовал, живя на побережье. Далеко от Колорадо.
— Ам не помнит, а даже если бы и помнил, не уверен, что его это волновало бы, но раньше меня это очень беспокоило. Это все еще беспокоит меня, когда я думаю об этом. — Морщины на его лбу углубились. — Раньше я посылал им деньги — Билли и Софи. На вещи, которые ему могут понадобиться, хотя они оба сказали, что они у них есть, но он тоже был моим. Я приходил к нему в гости при каждом удобном случае. Каждый отпуск, каждый раз, когда появлялась возможность, даже если это было только на один день. Они сказали мне, что я делаю достаточно, сказали, что мне не нужно об этом беспокоиться, и, может быть, так оно и было, но не для меня. Ему потребовалось почти четыре года, чтобы начать называть меня папой. Софи и Билли поправляли его каждый раз, когда он называл меня Роусом — он не мог выговорить Роудс, — но ему потребовалось много времени, чтобы начать называть меня как-то иначе. Раньше я завидовал, когда слышал, как он называет Билли папой. Я знал, что это глупо. Билли был с ним всё время. Но всё равно это было как-то больно. Я посылал ему подарки, когда видел что-то, что могло бы ему понравиться. Но я всё ещё пропускал дни рождения. Я пропустил его первый день в школе. Я всё пропустил.
Роудс остановился на секунду, прежде чем продолжить:
— Летом, когда ему было девять, он жаловался на то, что они собираются навестить меня вместо того, чтобы «развлечься». Это также задело мои чувства, но в основном заставило меня ощущать вину. Вину за то, что меня не было рядом достаточно. Вину за то, что недостаточно старался. Я хотел видеть его. Я все время думал о нем. Но я не хотел уходить из флота. Я не хотел возвращаться сюда. Мне нравилось иметь что-то надежное в своей жизни, и в течение долгого времени это было моей карьерой. И от этого я чувствовал себя еще более виноватым. Я не хотел отказываться ни от того, ни от другого, даже когда я знал, что важнее, что действительно имеет значение, и это мой сын, это всегда будет он. Я думал, что этого достаточно. Я думал, что знание этого будет достаточно.
Роудс выдохнул, прежде чем взглянуть на меня, часть его рта немного приподнялась в манере, которую я слишком хорошо знала.
— Часть меня надеется, что я все уладил с ним. Что будет достаточно того, что я сейчас здесь, но я не знаю, будет ли это так. Я не знаю, оглянется ли он как-нибудь в прошлое и подумает, что я был его отцом наполовину. Что он не важен для меня. Вот почему я пытаюсь, по крайней мере, знать, что я сделал. Что я сделал всё, что смог придумать, чтобы быть рядом с ним, но откуда мне знать, верно? Может быть, он будет стариком, когда решит это. Возможно, нет.
Роудс продолжил:
— Моя мама даже не пыталась быть хорошей мамой. Я не могу вспомнить ни одного положительного воспоминания о ней. Думаю, мой старший брат может, возможно, и тот, что сразу после него по возрасту, но не более того. Я никогда не буду оглядываться назад и думать о ней с любовью. Я не чувствую, что я что-то упустил с ней, и это дерьмово. Мне жаль ее за то, через что ей пришлось пройти, но я не просил о ее любви ко мне. Но Амос, я просил. Я хотел его любви. Я хотел сделать бóльшее, чем то, что было у меня.
Я потянулась к нему и взяла его ладонь в свою, а когда этого показалось недостаточно, то другой рукой накрыла сверху.
Он сжал ее, его серые глаза блуждали по моему лицу.
— Возможно, в этом и есть смысл быть родителем: ты можешь просто надеяться, что того, что ты сделал — достаточно. Если тебе не все равно. Надеешься, что любовь, которую ты подарил — если действительно постараешься, — останется с твоими детьми, когда они станут старше. Чтобы они могли оглянуться на то, что ты сделал, и быть довольными. Ты надеешься, что они знают счастье. Но нет никакого способа узнать, не так ли?
Этот мужчина… Я не знаю, что бы я делала без него.
Сжав губы, я кивнула, слезы наполнили мои глаза. Я медленно опустила голову к нашим соединённым рукам, пока его кулак не уперся мне в щеку, и сказала ему каркающим голосом:
— Он любит тебя, Роудс. Не так давно он сказал мне, что хочет, чтобы ты был счастлив. С того момента, как я встретила вас двоих, я могла сказать, что ты любишь его больше всего на свете. Я уверена, что именно поэтому Билли и Софи не отвлекали тебя по пустякам и не говорили, что тебе нужно беспокоиться. Если бы ты не делал достаточно… если бы ты не был рядом с ним достаточно… Я уверена, они бы что-нибудь сказали. — Я попыталась вдохнуть, но дыхание было прерывистым. — Хорошие родители не обязательно должны быть идеальными. Точно так же, как ты любишь своего ребенка, даже если он тебя нет.