Все дороги ведут сюда (ЛП) - Запата Мариана. Страница 78

Одна нога за другой валила меня вниз. Я остановилась. Я спряталась под брезентом. Температура начала падать, и я не могла поверить, что не взяла с собой более толстую куртку. Мне следовало знать лучше.

Я накинула куртку Роудса поверх пуловера, когда меня начало знобить.

У меня было мало воды, хотя я наполнила бутылку водой из ручья, и мне приходилось делать самые маленькие глотки каждый раз, когда я останавливалась, потому что источников воды больше не было.

Мои ноги болят все сильнее и сильнее.

Я не могла отдышаться.

Я просто хотела вздремнуть.

И появление вертолета, который меня спасет.

Мой телефон по-прежнему был вне зоны доступа.

Я была так глупа.

Я шла и шла. Вниз и вниз, иногда скользя по мокрому гравию и изо всех сил стараясь не упасть.

Я упала. Дважды, прямо на задницу и поцарапав ладони.

Два часа превратились в три, и я так медленно двигалась. Становилось слишком темно.

Я замёрзла.

Я плакала.

Затем я плакала больше.

Поселился настоящий страх. Неужели моя мама испугалась? Знала ли она, что облажалась? Я надеялась, что нет. Боже, я надеялась, что нет. Я уже испугалась; Я не могла представить….

Полмили до финиша, а ощущалось, как тридцать.

Я вынула фонарик и сунула его в рот, изо всех сил цепляясь за треккинговые палки, потому что без них я, вероятно, умерла бы.

Большие, толстые, неряшливые слезы разочарования и страха потекли по моим щекам, и я доставала фонарик изо рта, чтобы пару раз выкрикнуть «черт».

Меня никто не видел. Меня никто не слышал. Здесь никого не было.

Я хотела вернуться домой.

— Черт! — Я снова закричала.

Я заканчивала эту чёртову тропу, и я никогда больше не пойду в этот «так себе поход». Это был бред. Что я должна была доказать? Мама любила это. Мне нравились шестимильные походы. Легкие и средние.

Я просто шутила; Я могла сделать это. Я делала это. Я заканчивала это. Было нормально бояться, но я выбиралась отсюда. Выбиралась.

Оставалась десятая часть мили, где нужно было свернуть назад и спуститься, а я была холодная, мокрая и грязная.

Это отстой.

Я взглянула на часы и застонала, когда увидела время. Было шесть. Я должна была закончить несколько часов назад. Я собиралась ехать в темноте, я имею в виду, в кромешной тьме. Теперь я почти ничего не видела.

Хорошо. Все было хорошо. Я просто должна идти очень медленно. Не торопиться. Я могла бы это сделать. У меня было запасное колесо. У меня был Fix-a-Flat (прим. герметик для шин, эффективно заделывающий пробои). Я знала, как поменять колесо.

Я собиралась вернуться домой.

Все болело. Я была уверена, что мои пальцы на ногах кровоточат. Суставы в моих коленях стреляли.

Это отстой.

Я могла это сделать.

Было чертовски холодно.

Это отстой.

Еще пара слез полились из моих глаз. Я была идиоткой, раз делала это в одиночку, но я сделала это. Град, немного снега, дождь, гром, дерьмовая вода. Я сделала это. Я совершила этот гребаный поход.

Я устала, и еще пара слез выкатилась из моих глаз, и я подумала, не свернула ли я не туда и оказалась на охотничьей тропе, а не на настоящей тропе, потому что ничего не выглядело знакомым, но опять же было темно, и я едва могла видеть что-либо, что было вне света моего фонарика.

Черт, черт, черт.

Потом я увидела его, большое низко нависшее дерево, под которым мне пришлось проходить в самом начале похода.

Я сделала это! Я сделала это! Я дрожала так сильно, что у меня стучали зубы, но у меня было аварийное одеяло в сумке и в машине, и у меня была толстая старая куртка Амоса, которая каким-то образом оказалась там.

Я сделала это.

Еще больше слез наполнило мои глаза, и я остановилась, запрокинув голову. Часть меня хотела, чтобы были звезды, с которыми я могла бы поговорить, но их не было. Было слишком облачно. Но это не остановило меня.

Мой голос охрип от крика и отсутствия воды, но это не имело значения. Я все еще говорила слова. Еще чувствовала их.

— Мама, люблю тебя. Это отстой, но я люблю тебя, и я скучаю по тебе, и я буду стараться изо всех сил, — сказала я вслух, зная, что она меня слышит. Потому что она всегда так делала.

И в приливе энергии, которой, как мне казалось, во мне не было, я бросилась бежать к своей машине, мои пальцы ног болели, мои колени отказывались от жизни, а мои бедра собирались гореть до конца моего существования — по крайней мере, так чувствовалось в данный момент. Машина была здесь.

Единственная.

Я не знала, куда, черт возьми, подевались эти другие люди, но у меня не осталось сил удивляться, как я не столкнулась с ними.

Лохи.

Как бы я ни была измотана, я выпила четверть галлонной бутылки воды, сняла промокший дождевик Роудса и натянула куртку Амоса. Я сняла ботинки, чуть не бросив их на заднее сиденье, но не на тот случай, если мне нужно будет выйти из машины; вместо этого я поставила их на пол пассажирского сиденья. Я хотела посмотреть на свои пальцы и посмотреть, какие повреждения были, но я буду беспокоиться об этом позже.

Я проверила своё подключение, но его все еще не было. Я все равно отправила сообщение Роудсу и Амосу.

Я: Наконец-то закончила, это долгая история. Я в порядке. Не было связи. Я думаю, что башня рухнула. Я уже ухожу, но мне нужно ехать медленно.

Тогда я дала задний ход и начала поездку домой. Как только я сойду с этой неровной части, дорога должна занять около часа. В лучшем случае до трассы добираться часа два.

И тут было так же дерьмово, как я помнила. Даже хуже. Но мне было все равно. Я изо всех сил вцепилась в руль, пытаясь вспомнить, по какому пути я ехала наверх, но дождь расчистил мои следы.

Я сделала это. Я смогла сделать это, сказала я себе, ведя буквально две мили в час и щурясь так, как никогда раньше и, надеюсь, никогда больше.

Мои руки свело судорогой, но я проигнорировала их и странное ощущение вождения без обуви, но я не собиралась надевать эти ботинки в ближайшее время.

Я ехала, не включая радио, потому что нужно было сосредоточиться.

Я проехала около четверти мили по дороге, когда две фары вспыхнули сквозь деревья за поворотом.

Кто, черт возьми, ехал сюда так поздно?

Настала моя очередь ругаться, потому что лучшая часть пути была прямо посередине, а дорога изначально не была широкой. Каковы были шансы?

— Черт, — пробормотала я, когда огни на мгновение исчезли, а затем снова появились прямо передо мной, приближаясь.

Это точно был внедорожник или грузовик. Большой. И он двигался чертовски быстрее, чем я.

Со вздохом я двинулась в сторону, застегнув куртку Амоса до самого подбородка, а затем прижалась в бок дороги еще больше. С моей сегодняшней удачей, я собиралась застрять.

Нет, не так. Я собиралась вернуться домой. Я собиралась…

Я покосилась на приближающуюся машину.

Внедорожник резко затормозил, и дверь со стороны водителя открылась. Я смотрела, как из него выпрыгнула большая фигура и на секунду остановилась на месте, прежде чем снова начать двигаться. Вперед.

Я заперла двери, затем снова прищурилась и поняла… Я знала это тело. Я узнала эти плечи. Эту грудь. Кепка на том, что определенно было мужской головой.

Это был Роудс.

Я не помню, как распахнула свою собственную дверь, затем потянулась, чтобы схватить обувь и наполовину надеть их, прежде чем выскользнуть из машины. Но я помню, как ковыляла вперед, едва держась в ботинках на пальцах ног, и смотрела, как Роудс тоже идет ко мне.

Его лицо было… он выглядел разъяренным. Почему мне от этого хотелось плакать?

— Привет, — слабо сказала я. Облегчение пронзило меня. Мой голос сломался, и я сказала последнее, что хотела бы. — Я была так напугана…

Эти большие, мускулистые руки обвились вокруг меня, единственное, что поддерживало меня, одна рука держала меня за затылок. Мои волосы были мокрыми от пота — это дерьмо не было дождем, — но его тело по всей длине прижималось к моему. Это и утешение, и всё, что мне тогда было нужно, и даже больше.