Все дороги ведут сюда (ЛП) - Запата Мариана. Страница 89

Но это не имело значения.

Моя мама говорила, что большую часть времени, когда вы идете по тропе, вы доходите до точки распутья, и вам приходится выбирать, в какую сторону вы хотите идти. Что вы хотите увидеть. И в тот момент я поняла, что должна принять другое решение.

На крошечный, краткий момент я задавалась вопросом, было ли это быстро. Я была с кем-то четырнадцать лет, и прошло почти полтора года с тех пор, как мы расстались. Должна ли я дать себе больше времени?

Но в другой крошечный, короткий момент я пришла к своему решению.

Когда вы теряете достаточно, вы учитесь брать счастье там, где его можно найти. Вы не ждете, пока вам его вручат. Вы не ожидаете больших фейерверков.

Вы принимаете это в мелочах, и иногда они формируются в двухсот сорокафунтовом мужчине, делающем все возможное. Я хотела понять, что происходит. Я нуждалась.

Поэтому, прежде чем я успела дважды подумать о том, что делаю, на что себя настраиваю, я спросила его:

— Роудс?

— Да?

— Почему ты не звонил и не писал мне, пока тебя не было?

Я была почти уверена, что слышу биение своего сердца, оно было таким громким в тишине, наступившей сразу после моего вопроса. Только этот стук, стук, стук, который звенел между моими ушами, когда он стоял там, глядя в мою сторону. Часть меня не ожидала, что он ответит, пока он, наконец, не повторил удивленно:

— Почему?

Может быть, мне следовало приберечь вопрос до трех часов ночи, но мы были здесь, и я могла его задать.

— Ага. Почему? Я думала… я думала, что между нами что-то происходит, но затем ничего от тебя не услышала. — Я сжала губы. — Теперь я в твоей постели, и я запуталась в происходящем. Если это что-нибудь значит.

Он не сказал ни слова.

Однако я прочистила горло, решив, что могу продолжить. — Я подумала, может быть, я тебе нравлюсь. Как ты нравишься мне. Ничего страшного, если у тебя не так, если ты передумал. Если ты так мил со мной, потому что ты хороший человек, но я хотела бы знать, так ли это. Я все равно хочу быть твоей подругой. — Я сглотнула. — Просто… иногда казалось, что мы встречаемся, понимаешь? Без физических вещей…. Я облажалась, не так ли?

Я слышала, как он вздохнул, прежде чем серьезно сказал:

— Мы не встречаемся.

Я хотела, чтобы пол поглотил меня. Я хотела встать и уйти или, по крайней мере, поспать в гостиной и рискнуть встретиться с летучей мышью…

— Я слишком взрослый, чтобы быть чьим-то парнем, — сказал Роудс тем хриплым, серьёзным голосом, который нёс в себе так много. — Но ты мне нравишься больше, чем следовало. Больше, чем тебе может быть удобно.

Он не двигался, и я тоже. Мое сердце готово было выпрыгнуть из груди от его намеков. Даже мою кожу покалывало.

— Я хотел позвонить, но пытался дать тебе некоторое пространство.

— Почему? — спросила я, как будто он только что сказал, что любит есть майонез прямо из банки.

В ответ он вздохнул, а затем добавил:

— Потому что… я месяцами наблюдал, как ты развиваешься. Я не хочу быть чем-то, вокруг чего ты развиваешься. Ты была с кем-то, кто раньше слишком часто оставлял тебя в тени, верно? Я бы предпочел, чтобы мы не торопились, чем я буду гадать, куда ты ушла, кем ты стала.

Я снова могла слышать биение своего сердца.

— Я знаю, как хочу, чтобы ты чувствовала, но я не тороплю тебя. Я знаю, что я чувствую. Я ни в чём не изменил своего мнения, особенно о тебе. Я только хочу, чтобы ты была уверена в том, чего ты хочешь.

Я громко выдохнула через рот.

— Не ошибайся, думая, что если я даю тебе некоторое пространство, это потому что я не заинтересован. Не каждую женщину я пускаю в свою постель, тем более в свою жизнь, а тем более в жизнь Амоса. До тебя это был никто. Так что если я еще не знаю, каким ощущается твой рот, это не значит, что я не думал об этом. Это не значит, что я не собираюсь. Но Софи могла бы сказать тебе, что у меня большое и хрупкое сердце, и я думаю, что да, так что мне нужно, чтобы ты тоже знала, чего ты хочешь ради меня, Бадди. Это проясняет?

У меня был сердечный приступ. Может быть, даже мое сердце начало плавиться. Какой бы уставшей я ни была, я не знала, как смогу спать рядом с ним всю ночь. С таким же успехом он мог прижать меня к земле и опуститься лизать низ моего тела, потому что я никогда в жизни не слышала ничего более эротического и удивительного.

И я была уверена, что он знала, что что-то происходит внутри меня, потому что я задыхалась, и все, что я смогла выдавить из себя, было хриплым «Хорошо». Действительно красноречиво. Я, которая никогда не могла заткнуться, которая, по сути, спросила об этом, понятия не имела, что сказать, кроме как «хорошо».

Потому что… я тоже знала, что чувствую. И я могла быть более чем наполовину влюблена в него, я была почти уверена, но… он был прав. Это еще не было правильно. Не совсем. Может быть, это был всего лишь физический аспект, но, возможно, мне тоже нужно было быть уверенной. Часть меня должна была действовать с некоторой осторожностью. Я не хотела, чтобы мне снова разбили сердце.

По правде говоря, он мне даже ещё больше понравился за эти слова. За то, что так глубоко задумался. Он мне так нравился во многих отношениях.

И если мы оба были на одной волне, то это было важнее всего остального.

Однажды я узнаю, как ощущаются его губы, но в этот момент это не было бы правильным, и это наполнило меня такой радостью и игривостью, что я не могла не улыбнуться, внутри и снаружи. Во мне возродилась потребность завоевать его расположение. Чтобы сделать его больше, чем моим другом.

Я не была уверена, видит ли он мое лицо или нет, но все же повернувшись, я подняла брови и сказала ему голосом, слишком бодрым для моей усталости:

— Ну, если ты хочешь спать голым, меня это устраивает.

Взрыв его смеха удивил меня до чертиков, и я тоже не могла не рассмеяться.

Это было так правильно, что не было причин торопиться.

— Нет, спасибо, — сказал он, когда его смех замедлился.

Я заставила многих людей смеяться в своей жизни, но я не была уверена, что когда-либо чувствовала себя так триумфально.

— Если передумаешь, действуй, — сказала я ему совершенно серьезно. — Мое тело слишком устало, но мои глаза — нет.

Он снова рассмеялся немного сильней, звуки были низкими, едва уловимыми и хриплыми. Если бы я могла сохранить их, я бы так и сделала, потому что все, что я могла сделать, когда услышала это — улыбнуться.

— Я тоже не сплю голышом, если тебе интересно, — сказала я ему, желая поднять настроение.

Он снова засмеялся, но уже совсем по-другому. Хрипло. Тяжело. Красиво.

Не принимай близко к сердцу. Мы оба устали и собирались спать. Верно.

Я натянула простыни до подбородка и перевернулась лицом к двери, а Роудс направился в ванную, включив свет, но оставил дверь открытой. Из крана ненадолго текла вода; затем я услышала, как он чистит зубы. Вода снова побежала, послышался плеск, и как только я снова начала засыпать, подложив подушку под шею, я убедилась, что не слишком далеко в любом направлении сторон кровати.

Свет выключился, и я не стала притворяться, что сплю, но попыталась успокоить дыхание, думая о том, насколько сексуальными были моя майка и мешковатые пижамные штаны с оленями.

Кровать прогнулась, и снова послышались звуки чего-то тяжелого, ставящегося на тумбочку, прежде чем раздался знакомый звуковой сигнал подключения зарядки к его телефону.

— Спокойной ночи, Роудс, — сказала я.

Кровать еще немного прогнулась, когда одеяло туго натянулось на моей спине, и через мгновение я почувствовала, как он устроился поудобнее.

Потянувшись, он вздохнул так глубоко, что мне стало жаль, насколько он устал. Его не было намного дольше, чем, я полагаю, он ожидал.

— Спокойной ночи, Аврора, — пробормотала я себе под нос, когда он не ответил.

Его смешок заставил меня улыбнуться прямо перед тем, как он прошептал в ответ: