Близнецы-соперники - Ладлэм Роберт. Страница 9
– И?
– Естественно, цветы. А массажист готов отменить все сегодняшние заказы.
– И?
– Графиня д’Авенцо не окажется в затруднительном положении, – поспешно добавил портье. – Здесь сейчас нет никого из ее окружения.
– Благодарю вас.
Фонтини-Кристи повернулся, но его тут же окликнул портье:
– Синьор!
– Да?
– Я знаю, что вы не любите, когда вас беспокоят – за исключением экстренных случаев. Но вам звонили из вашей приемной.
– Секретарша сказала, что это экстренное дело?
– Она сказала, что вас разыскивает отец.
– Это не экстренное дело. Это прихоть.
– Пожалуй, ты и есть тот самый арабский жеребец, мой дорогой, – задумчиво произнесла графиня, лежа рядом с Витторио на пуховой перине. Она прикрылась гагачьим одеялом до талии. – Ты великолепен. И так терпелив.
– Но все же не слишком терпелив, – ответил Фонтини-Кристи. Он сидел, подоткнув подушку под спину, и смотрел на подругу.
– Не слишком, – согласилась графиня д’Авенцо, улыбаясь ему. – Почему бы тебе не отложить сигарету?
– Скоро отложу. Не сомневайся. Вина? – Он протянул руку к серебряному ведру на треноге. Откупоренная бутылка, обернутая белым полотенцем, утопала в груде колотого льда.
Графиня глядела на него, дыхание у нее занялось.
– Налей себе, а я выпью своего вина.
Быстрым ловким движением она запустила обе руки под одеяло, и ее пальцы, миновав живот Витторио, устремились ниже. Потом подняла одеяло и склонилась к любовнику. Одеяло упало, накрыв ее голову. Она застонала и забилась.
Официанты убрали тарелки, выкатили столик, а дворецкий развел в камине огонь и разлил бренди.
– Это был чудесный день! – сказала графиня д’Авенцо. – Мы сможем тут часто бывать?
– Полагаю, мы должны составить расписание. На основе твоего календаря, конечно!
– Ну конечно! – Она хрипло рассмеялась. – Ты очень практичен.
– А почему нет? Так гораздо легче.
Зазвонил телефон. Витторио недовольно посмотрел на него, поднялся из кресла перед камином и подошел к тумбочке у кровати. Сняв трубку, он резко сказал:
– Да?
Голос на другом конце провода он, кажется, слышал раньше:
– Это Теска. Альфредо Теска.
– Кто-кто?
– Десятник с миланского завода.
– Кто? Да как вы смеете сюда звонить? Откуда у вас этот номер?
Теска ответил не сразу:
– Я пригрозил, что убью вашу секретаршу, молодой хозяин. И я бы ее убил, если бы она не дала мне этот номер. Можете завтра же меня уволить. Я ваш рабочий, но в первую очередь я партизан.
– Вы уволены. С этой минуты.
– Что ж, пусть так, синьор.
– Я не желаю…
– Хватит! – заорал Теска. – Сейчас нет времени! Все вас ищут! Хозяин в опасности. Вся ваша семья в опасности. Немедленно поезжайте в Кампо-ди-Фьори. Отец велел вам воспользоваться дорогой к конюшне.
И повесил трубку.
Савароне прошел через большой холл в просторную столовую имения. Все было готово. Собрались его сыновья и дочери, зятья и невестки и шумный гомонящий выводок внуков. Слуги разносили горячее на серебряных блюдах. В углу у стены стояла высокая, до потолка, сосна – рождественское дерево, – украшенная мириадами огоньков и яркими игрушками, разноцветные блики от которых сверкали на гобеленах и полированной мебели.
Возле дома на полукруглой площадке перед мраморными ступеньками крыльца застыли четыре автомобиля. Их освещали прожекторы, установленные на крыше. Машины можно было вполне принять за чужие, а этого Савароне как раз и добивался. Так что, когда сюда нагрянут каратели, они обнаружат лишь невинный семейный сбор. Праздничный ужин. И больше ничего. Не считая преисполнившегося царственным гневом патриарха одного из могущественных итальянских кланов. Главы семейства Фонтини-Кристи, который потребует ответить, кто повинен в столь бесцеремонном вторжении в его дом.
Только Витторио нет. А его присутствие необходимо. Возникнут вопросы, которые породят другие вопросы. Неуступчивый Витторио, презирающий их тайное дело, может стать мишенью для неоправданных подозрений. Что же это за праздничный семейный ужин без старшего сына, главного наследника? К тому же если Витторио появится здесь после прибытия карательной экспедиции и надменно откажется – как это ему свойственно – давать объяснения по поводу своего отсутствия, могут возникнуть неприятности. Его сын не признает этого, но Рим и в самом деле находится под пятой Берлина.
Савароне подозвал второго по старшинству сына, серьезного Антонио, – тот стоял рядом с женой, которая что-то выговаривала их сынишке.
– Что, отец?
– Сходи на конюшню. Найди Барцини. Скажи ему, что, если Витторио приедет, когда здесь уже будут фашисты, пусть он объяснит свое опоздание делами на заводе.
– Я могу позвонить на конюшню.
– Нет. Барцини стареет. Он делает вид, что это не так, но он глохнет. Надо, чтобы он все точно уяснил.
Средний сын послушно кивнул:
– Конечно, отец. Как тебе будет угодно.
Да что же, во имя всего святого, совершил его отец? Что мог сделать такого, отчего Рим посмел подняться на Фонтини-Кристи?
«Вся ваша семья в опасности!»
Бред!
Муссолини заигрывает с промышленниками Севера, они ему нужны. Он знал, что многие из них уже старики, что их уже ничем не прошибешь, и понимал, что может добиться от них большего пряником, чем кнутом. Не все ли ему равно, как какие-то Савароне обделывают свои мелкие делишки? Их время уже прошло.
Но Савароне был один. Всегда в стороне от других. Обрел, вероятно, эту ужасную роль, роль символа. Со своими дурацкими – будь они прокляты – партизанами. Безмозглые дураки, безумцы, которые рыщут по лесам и полям Кампо-ди-Фьори, словно кровожадные дикари, охотящиеся на тигров и львов.
Боже! Детские забавы! Бирюльки!
Этому надо положить конец! Если отец зашел слишком далеко и чем-то рассердил дуче, он вмешается. Два года назад Витторио прямо заявил Савароне, что, раз он взял в свои руки бразды правления в индустриальной империи Фонтини-Кристи, вся власть перейдет к нему.
И вдруг Витторио вспомнил. Две недели назад Савароне ездил на несколько дней в Цюрих. Во всяком случае, сказал, что едет в Цюрих. Кажется, так – он, Витторио, слушал вполуха. Именно в те дни возникла необходимость получить подпись отца на нескольких контрактах. Дело было настолько срочное, что он обзвонил все отели Цюриха, пытаясь отыскать Савароне. Но не нашел его. Никто его там не видел, а ведь Фонтини – заметная фигура…
Вернувшись в Кампо-ди-Фьори, отец никому не сказал, где был. Он выводил сына из себя своими секретами, твердя, что объяснит все через несколько дней. В Монфальконе должно кое-что произойти, и, когда это произойдет, Витторио все узнает. Витторио должен знать.
Что же имел в виду отец? Что должно было произойти в Монфальконе? Почему происходящее в Монфальконе должно иметь к ним отношение?
Бред!
Но Цюрих вовсе не был бредом. В Цюрихе банки. Может быть, Савароне занимался какими-то спекуляциями в Цюрихе? Может быть, он перевел из Италии в Швейцарию крупные суммы денег? А теперь это запрещено законом: Муссолини считает каждую лиру. Бог свидетель: у семьи и так большие вклады в банках Берна и Женевы, в Швейцарии хватает капиталов Фонтини-Кристи.
Что бы ни совершил Савароне, это будет его последний фортель. Если уж отец полез в политику, пускай отправляется куда-нибудь подальше проповедовать свои идеи. Хоть в Америку.
Витторио медленно покачал головой, смирившись. Он вывел свою роскошную «Испано-Сюизу» на шоссе. О чем он думает! Савароне – всегда Савароне! Глава дома Фонтини-Кристи. Будь его сын хоть семи пядей во лбу, все равно «хозяин» – Савароне!
«Воспользуйтесь дорогой к конюшне».
Интересно зачем? Дорога к конюшне начиналась у северной границы имения в трех милях к востоку от главных ворот. Ладно, он поедет по этой дороге. Должно же у отца быть основание для такого распоряжения. Без сомнения, столь же идиотское, как и те дурацкие игры, в которые он играет. Ну да ладно, хотя бы внешне следует выказать сыновнее послушание. Ибо сын собирался решительно поговорить с отцом.